Египетская... ночь...

заорала, оглушая контингент Севера, персиянка, нечаянно ударила кубком соседку мулатка, браво громыхнули мечами спартанцы, карфагенцы, римляне, викинги, индейцы, монголы, мои воины... а я... не слышал их, с робостью и упоением, целуя свою, насовсем, блаженственно подаренную мне, мечту; тем временем...
Пир шумел своим чередом - напившиеся викинги и галлы с троянцами, принимались махать щитами и мечами на... ручных крокодилов нашего дворцового бассейна, на которых они надели свои колючие, устрашающие шлемы и маски, приблудившиеся румынские скоморохи и цыгане незаметно обворовывали засыпающих от переедания и зрелищ, быстро соскучивающихся от выполненного долга, гостей (однако бдительная Неферти, гонялась с криками и галасом за ними по всем покоям), персы и…
Турки с арабами и свитой халифа приставали к Анску-Амо, мирно беседующую с японками, тайландцами, китаянками об сотрудничестве, Сеа-Ти, с несколькими другими девочками, немного вздыхала над грязной посудой; а я...
Дремал едва не на плечике у Клеопатры, задумчиво гладящей холеных дворцовых пантер, щенков и змей; потом... она пожелала всем "спокойной ночи" и, прошептав, тихонько подошедшим своим, трем подружкам просьбу "никого не впускать к нам в покои", осторожно встала из-за стола, чтобы меня не разбудить...
Но... меня давно покинуло и малейшее дуновение сна, обрадованный, я догнал ее и застал, старательно украшающую и подающую угощения, в изумительной комнате, о наличии которой даже не подозревал, чуть устало снимающую корону, ароматные сабо, расплетающую темные, длинные, шелковистые волосы, негаданно...
Я, наспех, с трудом соображая, поиграв с ней, специально блефуя и сдаваясь по возможности, в индийские шахматы, карты и в фараона, поразгадывав заграничные головоломки, попридумывав парочку знаменитых веселых забав и розыгрышей с конкурсами, покормив вместе с ней наших тщедушных гавиалов из пруда, почистив моего почти не отдохнувшего коня, напоив кроху-галаго, которого для нас в подарок выловила в джунглях Сеа-Ти; с удивлением открыв для себя свой портрет, изображавший меня в, традиционный для моей страны, профиль на колеснице, окруженного верными слугами и пирамидами, и...
Не жалея умения, нарисовав ее, с личиком опущенным к спустившемуся журавлю, у раскинутых ветвей дерева, низенького дома ее земли, в розовых лепестках и восходе, получив за это поцелуй в голову, с которой незаметно была снята тяжелая корона; покатавшись на лошадях и лодке, на колеснице и просто погуляв по низким ступенькам бассейна и в храмах, в саду, перекусив иностранным шоколадом, «мороженным» и запив кофе, я...
Позволил себе, наконец, расслабиться на низкой, но широкой и старательно убранной кровати, не говоря ни слова, слушая рассказы Клеопатры о волшебной черепахе, садах и детишках ее страны, их песни и шутки, все больше и больше утопая в ее глазах; и...
Больше не контролируя себя, бросился к ней в объятья, скинув с себя все облачение до туники-набедренной повязки, не дав ей опомниться и чуть аккуратно порвав ей платье, лаская и целуя ее роскошные глаза, волосы, руки, щечки, губы, шею, плечи; и...
От сумасшедшего этого урагана, накрывшего нас с головой и лишившего меня последней напрочь, у меня текла тушь от внутреннего жара, истомы, улетучивался рассудок и... слез счастья - спустя, как мне показалось, миг, я и, божественно очаровательная, моя Клеопатра, почувствовали, как, где-то прямо в сердце, вне его и под ним расцвел бесценный, самый чудесный и желанный, крошечный цветочек жизни (у нас будет малыш)!
Эта, счастливо трепещущая светлыми, белоснежными  перышками, где-то над землей, далеко, быть может, даже и не на этом свете, спасительно-живительная весть... вовсе свела меня с ума, и, словно желая не покидать и, в то же время, расстаться с ее точно сказочным ручейком будто сна, и я снова и снова, вновь замирал от сладостного оцепенения от наших взглядов, слов без малейшего звука, объятий ласки, нежности, счастья, поцелуев...
Меня нехотя подняли с подушек отборные ругательства малой персиянки, визжащей и швыряющей в одно окно дорогие вазы с подушками, помахивающей оружием во все стороны, от которых...
Мои руки торопливо закрыли ушки, еще забывшейся сном, Клеопатре и нашему крохе, сладко еще дремлющему в ее стройном, мягком и умиляющем теплотой животике; поцеловал их тихонько, укрыл одеялом и задвинул занавесом окно (только занимался рассвет), быстро оделся, от вчерашнего туго вмиг соображая, где все мои принадлежности сложены и спрятаны, что было, а что - сейчас, наскоро приготовил им угощение (к нему мы так и почти не притронулись, хотя все было свежим и вкусным) наглухо закрыл дверь к ним в покои и...
От ошарашенности схватился за меч и за, приличных размеров и ударов, плетку - Неферти все скакала по зале, тормоша перевыпивших галлов и викингов с воинами Итаки, слуг, послов, гонцов, воинов, неушедших гостей, подхватывая, как игрушки, увесистые барабаны и алебарды, поочередно все метая это в ближайшее окно, неся при этом разгорячено горячку полоумной об "свиньях-предателях зажиревших от грязи неблагодарности, откушавших с Вашего счастья, неги и гостеприимства, а теперь издевающихся и собирающихся похитить это и надругаться над ним!... Не туда приплыли, идиоты!... Катитесь, придурки, отсюда!!... Вот я вам!!!..."
Я, давясь холодным потом и головной болью, бросился к тому же окну (вчера я пил только питательный нектар общества своей, точно неземной, феи - жены и мамы моего ребеночка; это все корона, которую не снять - ее носили до меня тысячи и миллионы фараонов).
В двери дворца отвратительно бил таран, по стенам, полам, потолкам, точно жадные пауки, вламываясь в комнаты и сбивая с толку слуг и солдат, лезли.. персы!
Те самые "старые добрые приятели", которые, несмотря на мою юность, уже раз десять, наверное, получали от когтей льва-хранителя моей страны и власти серьезные, до сих пор саднящие порезы; что с…
Бахвальством отдавали мне кандалы, веревки и мешки с самыми маленькими и тонкими девочками в рабыни, уверяя, что из них выйдут отличные "лошадки", любовницы, певицы-танцовщицы или воины (шкодная кроха-персиянка последний факт мне, конечно, доказала громко, с размахом, жестко и нежданно-смачно, с первого дня неволи), ведь это...
Они, персы, вчера, наливали мне своего кваса и кумыса с водкой "за мое здоровье и долголетие с красотой, верностью моей невесты"; угощаясь, пожалуй, наглее и бестактнее остальных, даже мои глуповатые советники с вояками и придворными магами, отъявленные пьяницы и пустомели - галлы с викингами, с индусами, по сравнению с ними были интересными и...
Целомудренными, молчаливыми и умными собеседниками - султан стыдливо ронял рюмку на пустую тарелку, а шах с халифом, заикаясь и мрачно бледнея вместо сока просили себе воды, слушая как "любезные и славные соседи" - персы... абстракционно тянули или мычали свои неприличные песенки, тосты, комплименты служанкам и артисткам; а теперь...
Они где-то безвозвратно и глупо, неосторожно, потеряли остатки и капли своей совести, политической и экономико-культурной корректности, чем... разбудили дремавший до этого глаз Сета, поднявшего свою армию мумий, засушливых ветров и чудовищ, я просто...
Хочу примкнуть к этой славной армии, поддержать честь моего ребенка, Клеопатры, Египта и не ударить лицом в грязь перед соседями и партнерами, друзьями и солдатами, слугами и послами, потому кратко произношу напутствие враз выстроившейся, обозленной столь ранним и вынужденным пробуждением, армии из викингов, вьетнамских самураев, темнокожих и краснокожих добровольцев, неизменно возглавляемой Неферти, приготовившей оружие к бою, сам настроился на суровую битву, хотел повернуться к наглым персидским маскоподобным, кривым физиономиям; в тот миг...
Из потайной двери в покои, где я закрыл свою любимую, выбежала... она, скромно, но пленительно-изящно одетая в новое платье, корону, с благодарно-незаменимой радостью и легкой тревогой, готовностью повсюду идти за мною, подошедшая ко мне, целуя в щечку и, вместе с моей рукой, незаметно гладящая нашего малыша.
"Клеопатра, душа моя!...» - прошептал я ей, вернувшись в те покои и вновь закрыв туда двери, не обращая внимания на то, что остатки речи и воспитательной работы по спонтанной подготовке новоиспеченных воинов и начало битвы взяла на себя ловкая персиянка.
«Мне придется ненадолго уехать, чтобы не дать одним, не очень хорошим людям, разлучить меня с тобою и нашим ребеночком!... - продолжал я, вытирая ей слезинки и осторожно гладя животик, - Не плачь, прелесть моя, молю; не скучай по мне, с тобою будут Сеа-Ти, Анксу-Амо и еще много хороших, работящих девочек и девушек, а еще - много воинов и советников, которым я могу приказать взять управление Египтом на себя... Главное - храни себя и нашего маленького, будущего фараончика (или красавицу-клеопатрочку); я  вернусь!...
Мое сердце, сжимающееся от боли и нежелания покидать ее ни на секунду, умолкло - слуха коснулся цокот копыт, проносящийся внизу (к счастью, эти покои находились на самом нижнем этаже моего дворца) и я свесился чтобы увидеть, кто это.
Там, внизу, в клубах пыли... как раз мимо пролетали на кулане и английском скакуне мулатка, орудующая обеими оружиями и землячка Клеопатры, запускающая в орду персов камнями и топчущая их копытами кулана (слава Богу!)
Я, чуть не в полете, выволок их в окно за пояса платьев и очень строго попросил не оставлять мою "жемчужинку" одну и не давать ей болеть, страдать или скучать; затем, краем уха, сквозь плотные контуры  короны, слыша бой, грозивший перерасти в целый переворот, с тоской крепко поцеловал Клеопатру, погладил нашего, еще подрастающего в ее животике, ребенка, погрозил в тоне полушутки, подбежавшим к ней, служанкам и, накрепко, на замок и засов, закрыл все двери и окна, ведущие к тем покоям (кроме одного, чуть приоткрытого, самого высокого окна и потаенной двери), ключи спрятав глубоко и надежно в пазуху своего костюма; опрометью...
Выскочил в бой к персам, обнажив кинжал и меч, изловчившись, ударяя по их подлым глазам и плеткой, легонько душа их массивной золотой цепью от пояса своего облаченья, несколько дней и ночей пробираясь по колючим пустыням Персии ко дворцу их владыки, перекусывая одной лепешкой с ячменем, греясь костром и одними воспоминаниями о доме, Клеопатре и нашей крошке, без особого интереса переговариваясь с телохранителями, воеводами и с девчушкой-персиянкой, караулящей нас почти сутками; сражаясь…
Плечом к плечу с могучим греческим титаном Ахиллесом, с великим батором из Монголии Уланом, бесстрашным темным, как ночь, вождем Мимбавме и гордым краснокожим Таугро-Храбрым-Глазом, с бесшабашными галлами Астельниксом и Авенриксом, неприхотливыми викингами Олафром, Ордигом и "братьями Тора", с маленькой, но юркой, точно лиса, Неферти, от экстаза драки задевающей и наших воинов, кричащим вдогонку убегающим персам разную непристойную ругню; потом еще...
Надо было нам достучаться до персидского владыки, с унизительным воем о признании его силы и победе "нашего общего мира" (хотя мои войска смели его отряды, как утренний туман - росинки), ночуя под окнами его висячих садов и