Египетская... ночь...

Осторожно вновь клонила меня в сон, или вернее сказать - в волшебную дрему, в магическом миге которой я утопаю в белоснежных лучах...
Улыбки и кроткого взгляда той девушки, чей танец и пение, чье необычное, для моей страны, платье, вновь убаюкивают меня, однако...
Плененная персиянка - девчушка Неферти снова окрикнула, раздраженно срывая оружием травы, казалось, именно той страны, из которой волшебным напевом нежной птички манила к себе моя мечта; мы прошли еще немного, но тут...
Заботами наглого воеводы Рамзеса, осторожное прикосновение к другой стране, культуре и языку, мирку (который был чем-то похож на наш), сменилось...
Непростительным весельем для моих солдат и моим позором: запылали крыши низеньких домов, упали причудливые беседки со статуями, обрушились храмы и сады, затопотали кони и, точно волки, бросились на мою свиту собаки, охраняющие провизию, скот, ценности, перепуганных женщин, стариков и детей.
Они кричали, плакали, убегали и отчаянно сопротивлялись кучке типов из моей стражи, которой руководила бойкая Неферти (она с удовольствием поджигала, топтала, била и ранила оружием, выражая месть и бессильную злость, ненависть к моему народу и ко мне); я...
Не вытерпев, соскочил с колесницы и с размаху дал ей подзатыльник, забрав ее оружие, больно задев украшение на ее уборе и судорожно надев на нее наручники, проследил, чтобы ее посадили на цепь, как ошалелую собачонку и не давали еды-питья, пока та не присмиреет; а сам...
Поспешил к центральному домику, окруженному встревоженной стражей и пушками, палящими по моему флоту, служанкам и коням (это, скорее, дом вождя незнакомого народа).
Кликнув к себе четверку, наиболее тихих и верных, слуг, наспех вскочил вовнутрь домика, упав на колени и, отшвырнув от себя кинжал, плетку и крохотный скипетр, стал припадать к половицам, вымаливая прощения за поступок Рамзеса, Неферти, воинов, клятвенно обещая "остаться другом и братом для этой страны" (персы, кровожадно и дико не раз налетающие на мою землю, убили во мне желание лишний раз брать в руки меч).
Вождь, которым являлся почтенный старик в широких убранствах, чем-то напоминающие доспехи, припадая ухом к кругленькому мужичку в плаще и смешном уборе (то, вне сомнений, был толмач), с недоумением и... каким-то снисхождением поглядывал на меня - молоденького парня, в аляповатых украшениях и со странным говором, только-только, словно, взошедшего на трон, одетого во вполне мужественную темную тунику воина и совсем немужественно бьющего поклоны и целующего ему руки.
После моей пафосно-неловкой тирады о том, что "лучше скудную чечевицу есть рядом и в мире, чем вино пить на поле брани", он встал с низенького трона и, учтиво поклонившись мне, твердо изрек, что "прощает, не впервой, не держит зла на гостя, пусть и неосмотрительного, готов беречь наши мирные и добрые отношения", после, не слушая мои благодарно-восторженные толки об "теплой стране, интересных пирамидах, красивых рабынях и удобных механизмах"...
Чинно вышел из домика, многозначительно положил перед всеми свой меч и ветку пахучего, розового цветения с мешочком острых специй, потом принес оттуда мои принадлежности правителя и положил рядом, вернее, перемешал (тем временем, очевидно осознавая торжественность и спасительность момента, воины и представители обеих сторон стояли без единого звука, кланяясь и меняясь вещами друг с другом); и...
Далее... будто ночь поспешно ушла, хотя еще луна празднично рисовалась облачками и прохладным ветром - все кругом вдруг принялись обнимать, целовать, угощать друг друга, освобождать пленных и перевязывать раны (и только Неферти равнодушно, поначалу, отворачивалась от, примкнувшей к ней, Анксу-Амо, милой девушки - невольницы-мулатки из той страны, очень похожей на нее убором, лицом и одеянием).
Когда уже подкрадывался рассвет, пронзительно четким силуэтом нежно-розового, огромного солнца (я такого никогда не видел), вождь гостеприимной страны устроил пир, на котором пели красивые мотивы, играли на барабанах и флейтах с продолговатыми странными арфами, колокольчиками и веерами и танцевали так необычно, что забыть невозможно, выпивали и ели много угощений, весьма приглянувшихся моему нутру; вместе с тем...
Седобородые старцы сидели рядком в коврах и подушках и рассуждали о звездах, дожде, снеге, ветре, мысли, чувстве, детишки спешили обзавестись друзьями и поиграть в новые для себя игрушки под пышными ветвями деревьев, знатные дамы кокетливо стреляли глазками по моим царедворцам и играли в фараон, горячась и ставя свои причудливые заколки и подвески для нарядов, усталые, сытые, охмелевшие и довольные солдаты жеманничали с хихикающими служаночками, подававшими подарки и лакомства; вот и...
Мне, в минуту, когда мое смуглое и изнеможенное долгим путем, лицо все еще заливалось краской от стыда за случившийся конфуз и непоборимое чувство сонливости, стеснительно поставила миниатюрную чашечку с чаем одна из них; что-то подстрекнуло меня взглянуть на нее, вот...
Внезапно все замерло, ощутилось снова капризное сопение издерганных холенных лентяек-лошадей на колеснице, тихая ночь и свежий ветерок, а главное - чувствую снова, как белые лучики чего-то сказочного... оживили ту девушку, от которой не спалось и неясно будто засыпалось все время, с застенчивыми карими глазами раскосого взгляда, бледными и едва смуглыми круглыми щечками, нежными, как у ребенка, приветливой улыбки, оттеняемой пушистыми ресницами, с гладкой черной головкой, теплыми руками, быстро и аккуратно забирающие объедки, не только мои, но и моих соседей - скучного обжоры Имхотепа и скромного деликатного болтуна Джосера.
Вождь, приятельским похлопыванием по плечу вернул меня в реальность, с каким-то отблеском очарованных надежд и грез свернувшей мне голову, провожающую ее быстро-аккуратные шажки в близраскинувшийся шатер (пир устроили за стенами деревни-крепости).
Он, с несколько осоловелым подмигиванием, гордо сообщил, что "эта девочка подобна статуе доброго журавля-оборотня - вроде и не каждый, не всегда, не везде познает на себе ее благодать, а украсть все хотят, хоть в подвале от всех ее прячь... Вот так, сынок Тутанхамон".
Следуя хорошему тону, я чуть улыбнулся вместе с ним, с притихлой опаской поглядывая на собственную идею, безумную и так давно взращенную с оглядкой на ее благовейную реализацию; однако собственный возраст и положение кисло дали мне по губам: "Что ты, как мальчуган, вздыхаешь без оглядки по ней одной?!... Мало ли в твоем государстве красавиц? А тут их сколько - перстни потеряешь от головокружения... И невольницы у тебя, у них хорошенькие, вон хоть на Анксу-Амо погляди...".
Едва успел отмахнутся от этих нашептываний, как от приставучего слепня, все не отрывая взгляд от девушки-"феи-журавля", как... подошла та мулатка, убором почти не отличимая от моей взбалмошной малышки-персиянки, со смешком и намеком пошутившая: "Ну, если Вы назвали Великого Сына Ра своим чадом, не хотели бы тогда породниться с ним и его Могучей землей (о ней весь мир наслышан)? Опора и процветание наших народов это сулит...".
Я, медленно сползая пальцами по своей массивной короне, чтобы закрыть горящее от стеснительности лицо и, помогут силы, умереть на месте, хотел пискнуть слугам увести ее, такую догадливую и смелую; но, тут вождь, осушив чашку какао, ни с того ни с сего...
Встал и, потребовав, не совсем стройно, ни голосом, ни жестом, тишины, провозгласил, казалось, на всю страну: "А что?... Молодец, Анксу-Амо, за это можешь быть любимой горничной Великого Сына Ра!... Действительно, как учили деды, надо в жизни уметь лишь одно - не робея, вдумчиво принимать в родные люди друзей, тогда и стены не сокрушат нашей земли, и волшебные творения неба будут нас оберегать и наших детей с внуками!... Тутанхамон, возьми себе в жены любую из наших дочерей, это будет честью для моей земли!..."
Окончив свою краткую речь, он с грохотом сел и, чуть насупившись, с улыбкой, хлопнул в ладоши - передо мною выстроилась шеренга из девушек, подталкивающих друг друга, прячущихся за широкими краями платья соседок, прикрывающихся рукавами и веерами с накидками, шепчущихся.
Пришпориваемый Имхотепом, я неуклюже выскочил из-за стола и, под пристальным вниманием сотни глаз, направился к ним: одни подмигивали и отрешенно улыбались, другие безразлично смотрели в глаза, остальные уныло всхлипывали и сердито теребили завязку от накидок, некоторые протягивали руки и даже игриво шевелили головками и губками; все же...
В конце этого ряда взгляд мой сам остановился на той, что будто на всю жизнь околдовала меня - я с трепетом встретился с ее глазами, просто и часто опускающимися; рядом стояла Анксу-Амо, ободряюще дергая ее за просторные покровы платья, из-за другого конца предупредительно-свирепо стреляла глазами Неферти, потряхивая кулачком, любовно сжимающим ее оружие.
Моя рука непроизвольно потянулась к ее, так манившей, ладошке и... далее я… боялся поверить в окружающий взорвавшийся шквал поздравлений, пожеланий, рукоплесканий и подбадриваний - она навсегда… приняла мою руку и… сердце!
На радостях и на память о днях тихого и безболезненного плена мулатка оделась в платье, какое носили все уроженки той, родной и благословленной мною, земли и достала два таких же оружия, как у Неферти, вяло похлопывающей в ладоши и ставящей фингал орущим на нее викингам и галлам (из-за перепалки-недоразумения от моего флота остался только один корабль, впечатливший мою невесту утонченностью; пришлось просить варяжские ладьи), а моя возлюбленная приняла новое имя - Клеопатра; вновь...
Под пышные проводы и гулянье, после обряда маленькой свадьбы-репитиции, в котором я "стал" новым вождем, а Клеопатра, в белых праздничных ленточках, подносила мне, под игры, хоровод и забавы, искусно нарядного, самого красивого и здорового, смышленого малыша деревни ("нашего крохи"); я с наслаждением ступил на близкую палубу, бережно поддерживая свою принцессу под руку, с умиротворенной душой окидывая взглядом мачты и паруса, руль и рычаги, канаты, по которым гарцевала девочка-персиянка, воинственно совершающая абордажи на, плывущие рядом, мощные галерки жителей Севера; подвальные каюты, в которых мулатка старательно доваривала блюда, которые бы понравились нам обоим, ловя дух приключений, на пути к дому...
Клеопатра увлеченно с любопытством осматривала огромные золотые статуи божеств и духов Индии, прося для своих единственных, верных подруг-служанок - Анксу-Амо, Неферти и Сеа-Ти (это была скромная девочка-подросток - ее землячка, годами находящаяся посерединке между вышеперечисленными) модные в ту эпоху сари, радостно целуя меня в щечку, увидев белого павлина на нашем борту, коллекцию популярных игр - шахматы, нарды, шашки и миниатюрные копии изваяний главных богов - Будды, Ганеши, Рикшны, Вишну, Ханумана; еще...
Когда мы забрели в довольно мелкие реки Азии, мои влюбленные метки разума извлекали из этого пользу - хандрившим потным стражам приобрел винограда и персиков, воды из ручейков и озер, мятные лакомства и бархатные полотенца, приунывшим от жары наложницам мои купцы прикупили веера и кимоно с