помощь.
–Без «короче», – фыркнула Агата. – Поскольку все ответы говорили об отсутствии активности в реке и на кромке берега до трагедии…
–Давайте я сам? – предложил Себастьян. Он знал, что брат с сестрой силятся изложить в рапорте. Всем известно, что Мавки бывают разных подвидов и категорий – зависит от того, в какой лунный день они утонули, какого были возраста, пошли ли топиться сами или были утоплены. И самой опасной категорией данного вида нечисти оставалась Чёрная Мавка – то есть, та, что была проклята в жизни, заколдована на самоисход. Чаще всего так изводили соперниц в любви, несчастных охватывало жаркое волнение при виде воды и отвращение на земле. Не имея возможности есть людскую пищу, очищая желудок каждый раз от самого малого кусочка, задыхаясь на воздухе, они сходили в воду, и там обитали – обиженные и злые. Но чёрт с ними, с обидами и злостью! Чёрная Мавка была опасна не этим, а тем, что таилась. Заметить её до трагедии, до того, как она себе новую спутницу уведёт, сложно. Она не морит рыбу, как это делает Сереброволосая Мавка, не плачет по ночам из река – как Мавка Слёзная, и даже звуков посторонних не издаёт как другие её сёстры по нечистому ряду. Нет, эта коварница зачаровывает какую-нибудь жемчужинку, или камушек, нанизывает на него рядком свои слёзы, плачет на него, а потом подбрасывает какой-нибудь девице.
И бесполезно говорить, что нельзя у реки подбирать жемчугов, а уж тем более гребней да поясов – всё может быть частью работы Чёрной Мавки, всё одно – предупреждай или нет, а какая-нибудь лёгкая на душу найдётся.
–А давай! – обрадовалась Агата и принялась за пирожки. Так было проще. В её обязанности, как и в обязанности Томаша входило составление рапортов и служебных записок, но каждый раз это было мукой. Абсолютно не владеющие словом, они страшно мучились, сочиняя самый простой рапорт. Как борцы с нечистью они были прекрасны, как следопыты – весьма осторожны и внимательны, но когда дело доходило до бумаг…
Словом, Себастьян был добрым человеком в их глазах и только что вознёсся до святого. Себастьян же набело переписал протокол и остался доволен. В нём был строгий формализм Инспекции, но при этом никакой лишней информации.
Оставалось заполнить последнюю часть – раздел предпринятых мер. Себастьян дошёл до него и оглянулся на товарищей.
–Пирожок ешь, – посоветовал Томаш.
–Что написать про наши действия? – спросил он.
–Ты ешь, – поддержала брата Агата, – а как доешь, так и пойдём.
Себастьян вздрогнул. Он был хорошим теоретиком, но нечисть видел только в клетках Города. А драться? Они что, шли драться?
–Куда пойдём? – на всякий случай уточнил он.
–Морду бить, – отозвалась Агата.
Себастьяну очень хотелось остаться и не бить никому морду. Даже человеку. Даже живому. Но у Агаты был такой насмешливый вид, словно она и ждала того, что он откажется. И он не отказался. Пытаясь спрятать свой ужас, стал есть пирожок, показавшийся ему совершенно безвкусным.
***
–Ты не ходи туда, ты не ходи…– смеялась девица, широко раскрыв глаза смотрела на них, тыкала пальцем.
–Юта, сгинь! – рявкнул Наместник.
Но девица не исчезла.
–Ты погоди-ка, – решил Томаш и подступил к девице. – Ты про что, милая?
–Опоздаем! – напомнила Агата.
–Второй раз Мавка не помрёт, – успокоил Томаш, – девица, милая, ты скажи-ка, про что вещаешь? А?
–Не ходи к воде, там тень, чёрна тень! – нараспев произнесла девица и захохотала, обнажая неровные, больные зубы.
–Кто-нибудь что-нибудь понял? – поинтересовался Томаш, отрываясь от девицы.
–К дождю, – пожал плечами Себастьян.
Наместнику пришлось признаться:
–Блаженка она у нас. Юта. Сиротка, мать давно уж сгинула, а отца её мы и не знали. Не бросили девочку, вырастили, но она это…слабая у нас.
–Это видно, – заверил Томаш. – Но чего она лопочет?
–Да она…– Наместник вздохнул, – первая она про Мавку сказала. Но она и до того много чего говорила! То пальцем в небо укажет, мол, птица летит, а небо спокойное, то в дерево всмотрится. Блаженная она, что с неё…
Он торопился, они должны были понять, что он не виноват, что он честно берёг свой народ, а то, что проглядел девицу, так это не его вина! Не его! Не его!
–Не могли бы вы быть в рапорте помягче? – наконец решился Наместник.
Он уже верил – они циничны и поймут его, им всё равно. Но циничность циничности рознь.
–Не могли бы, – жёстко ответила Агата, – если ты, скотина, предупреждён был…
–так она ж слабоумная! – Наместник облился потом. Всё пропало! Не поверили? Не захотели? Не помогут! Пропало, пропала сытая его жизнь!
–Уйди с глаз! – Томаш отодвинул Наместник неумолимо и твёрдо, остановился у Юты, обернулся на сестру. – Надо её проверить. Может она из видящих?
–Может, – согласилась Агата, – но сам знаешь…
Да, он знал – редок случай! Чтобы блаженка да видящая? Но чего не бывает на свете? Предсказала же Мавку? Или совпадение? Или померещилось?
–Доложим, а там как решат, – Себастьян пришёл на выручку. Не любил он решать о судьбах. Одно дело о бумагах, другое о людях. Бумагу-то переписать можно, а человека только убить, ежели чего не так.
***
Чёрная Мавка явилась перед ними сама, словно ждала. Чёрная тень, когда-то бывшая девушкой, тонкая, звонкая фигура, но вместо лица – чернота, только оскал треугольных зубов-клыков, а ни глаз, ни носа – ничего! и волосы – спутанные, грязные, в них замотано много речного ила да каменьев. Одежды порваны, тело тоже – из черноты то тут, то там просветы – рыбами изъедена, копошатся они и сейчас в ней.
Спрыгнула перед ними Мавка, захихикала:
–палачи-и-и!
У неё был свистящий голос, точно охрипла она или простудилась.
Себастьян пожалел о съеденном – вид мелких рыбок, копошащихся на плече Чёрной Мавки и по её животу, чего-то из её черноты подъедающих, был мерзок. Съеденное просилось наружу, а от запаха ила, да не просто ила, а будто бы подгнивающего, воротило…
–Вела б себя нормально, не пришли бы! – гаркнула Агата, её увиденное не отвращало. – Зачем девицу извела, вертихвостка?
Чёрная Мавка будто задумалась, затем прошипела:
–Подругу ис-с-скала. Тос-с-скливо мне.
–И чего теперь? – подал голос Томаш, – не тоскливо?
–Пощади, – предложила Чёрная Мавка, точно речь шла о простой просьбе. – Уйду в заводь, оттого и жду вас-с, прошу прощения.
Понять её можно было. Кто знает, когда Чёрная Мавка такою стала? Кто знает, когда и кому дорогу перешла? Наверняка красива была, да то ли позарилась не на того, то ли на неё кто ласково глянул, да кому-то не по сердцу пришлось. Прокляли Мавку при жизни, когда она ещё Мавкою не стала, и сошла она в воду, проклятая, а потом из неё одинокой тенью и поднялась. Понять её можно – одиноко бродить тоскливо, спутниц от того и ищут себе, подруг, с которыми плыть по мёртвым водам можно.
Понять можно. И даже простить. Но сначала уничтожить. Никакой сделки. Никакого договора с нечистью – вся Инспекция на этом правиле живёт, в Городе на каждом углу висят плакаты, напоминающие о недопустимости сговора с нечистью.
Но одно дело видеть плакаты и знать правило, другое слышать Чёрную Мавку, которая просит отпустить её без погони.
–Погнались бы вы за мною, а так…отпусс-с-тите. Уйду в за-а-водь, – в голосе её тихий стон и бульканье. От жизни следы. В теле её рыбки. В волосах грязь и ил.
–Уйдёшь? – спросил Томаш.
–Уйду-уйду, никого больше не трону, – Мавка даже головою затрясла. – Теперь у меня подруга ес-с-ть…
Себастьян не сразу её увидел – серая тень за спиною Чёрной Мавки. Серая тень, привязанная к ней навек. Мавка теперь не одна.
–Не трону…– повторила Мавка, переводя взгляд по очереди на каждого. Даже на Себастьяна посмотрела, но быстро что-то о нём поняла и больше не взглянула. – Уйду и никого не трону.
–А эту как свела? – спросила Агата.
Чёрная Мавка не ответила. Вместо этого она протянула длинную чёрную подгнивающую и хлещущую водой через вскрытые раны руку, и блеснуло в её ладони жемчужным блеском.
Ясно. Старый трюк. Жемчужинку показала, а та, дурёха, подобрала. И стала Мавка ей хозяйкой.
–Отпус-с-ти, – прошипела Мавка, – не гонитес-с-ь, уйду. Не трону…
Томаш взглянул на сестру со смешком:
–Что скажешь?
–Руби гадину! – провозгласила Агата и в её руке сверкнуло лезвие кинжала.
Город хорошо снабжал Инспекцию. Он тоже не верил в прощение без уничтожения.
Себастьян отшатнулся. У него был точно такой же двусторонний кинжал, но орудовал он им явно хуже, и потому решил не вмешиваться. Томаш и Агата справлялись и без него – они бились с Чёрной Мавкой привычно и легко, и пусть та пыталась перехватить то одного, то другого, и пусть взывала к воде и хлестала гнильём воды как хлыстом по ним, пытаясь задеть – отлажены были их действия и вскоре…
Мавка захрипела, когда кинжал Агаты пропорол её живот и полилось чёрное гнильё, заплескало каплями по песку и, встретившись с ним, заскакало чёрными жемчужинками по всей поверхности.
–Вот же дрянь! – Агата принялась судорожно хватать жемчужинки, сгребать их и швырять в воду. Это Себастьян мог повторить и рванул помогать, но первая же ошпарила ему ладони, он вскрикнул и увидел, что и у Агаты ладони красные, обожженные, но она терпела.
Работа важнее боли.
–Бесишь! – сообщил Томаш и отрубил Мавке голову, он и впрямь разозлился – грязное вышло дело, не изящное, но с Мавками почти всегда так – они плещут в стороны, из них выходит много ила и гнилой воды. Другое дело рубить Леших! Или Лихо цепями вязать, вот там весело. А если на стрыгу след выведет, так и того веселее – те всегда какие-нибудь частушки смешные знают, а сколько брани от них почерпнуть можно!
Отрезанная голова ещё верещала в его руках, но вскоре это прекратилось, и она изошла змеиными каплями по его одежде и по тому же песку, уползла в воду.
Серая тень загубленной Ганки хлопнула и треснула, разрываясь.
–Бедолага, – промолвила Агата, тяжело дыша. Она собрала много, но все они знали, хоть и не говорили, что собрано не всё и долго ещё будут здесь обретаться соблазны, и долго ещё будут рыдать здесь тени загубленных, из жемчужинок поднятых.
Но «бедолага» относилось к Ганке. Себастьян смутно знал, что души, увлечённые утопленниками, не возвращаются в покой, но уточнять, что именно с ними происходит дальше, не стал. Уже если Агата говорит «бедолага», то лучше не знать.
–Напиши что Мавка уничтожена, – попросил Томаш, валясь на мокрый песок. – И что мы молодцы.
–А Наместник – скотина, – продолжила Агата. – Не, не так, но чтобы понятно было, что это так.
–Он же нам не чинил препятствий, может пожалеем? – робко спросил Себастьян. Он приходил в себя. Это была первая схватка, которую он видел так близко, и ему хотелось верить, что последняя.
–Ты что, дурак? – поинтересовалась Агата, – ты понимаешь, что жемчужинки – это провал? Всё равно их кто-нибудь тут ещё найдет. А ну как утопнет? Или утянут его души? Грязно сработали ведь.
–А причём тут Наместник? – Себастьян был хорошим человеком, совершенно непригодным к полевой работе.
–А Городу мы как это объясним? На кого свалим? – Томаш сел на песке. – Фу… ребят, что-то я проголодался. Вы как?
–И я! – Агата поднялась на ноги так резво, словно и не дралась с Мавкой.
Один Себастьян остался дурак дураком.
–Да не переживай, – успокоила его Агата, заметив смятение, – не он первый,
