голубем умиротворения, тем более тяжеловооружённым, которому отказать – дешевле родину продать.
На самом же деле действительно многоопытный, хотя и достаточно молодой, столичный следователь никаким великим комбинатором не был. Просто пытался любыми способами проникнуть в суть совершаемых в глубокой тайне мероприятий и по возможности предотвратить их отрицательные социальные последствия. А если и умиротворять кого, то по возможности без сильного кровопролития. Как и полагается работнику органа, зачастую довольно крепко стоящему на страже законности, из-под которой она поэтому до сих пор никак не вывернется.
Между тем даже у профессора Авка на какой-то момент всё равно шевелилось вполне очерченное подозрение насчёт того, отчего же Шахов, практически не скрываясь, почти подчёркнуто проводит своё следствие. Почему открыто повсюду появляется, нисколько не шифруясь, сходу предъявляет народу пугающие корочки Следственного Комитета, теребит всех подряд, даже демонстративные романы устраивает с фигурантками дела, а потом бесцеремонно, словно бы по-английски исчезает. Причём может такое проделать даже посреди какого-нибудь совещания, конференции или важной встречи, попирая все и вся условности. Собственно, кого или чего московский сыскарь вот так чересчур откровенно, с помпой ищет?! Нет ли в этой показательности чего-то в свою очередь настораживающего?! От чего или от кого он так отводит внимание?! Может быть, и вправду как раз в этом и состоит его основной следственный приём, чтобы своим поведением раскачать ситуацию затаившегося провинциального омута, заставить его выплеснуться, наконец проявить себя?! Если, конечно, не он сам всё это дело замутил и приехал порулить заключительной фазой мероприятия - в открытую засвечиваясь повсюду, чтобы как раз на него-то всё такое и не подумали – мол, уж этого-то явно не может быть, он же не такой дурак. А он только ухмыльнётся – конечно, не такой.
Так ведь нисколько не исключен и ещё более экстремальный финт из запасников Следкома! Следователь Шахов непосредственно является основным фигурантом собственного, расследуемого самим же собою уголовного дела. Вот был бы самый настоящий пассаж! С одной стороны он вроде как-то тут всё досконально расследует. Естественно без каких-либо действительно реальных результатов. С другой - сам же и руководит всем затевающимся безобразием экстра-класса. Остаётся равноудалён от всех фигурантов, как до затеваемого безобразия, так и во время оного. Как главный его розыскник и одновременно зачинщик. Два в одном. Один другого страхует, как идеальный напарник, и никто никого не сдаст, даже если бы захотел. Ни с какой стороны не подкопаешься.
Лучший способ завести следствие в тупик - это, конечно, самому возглавить расследуемое дело. А поскольку оно по всем статьям выходит совсем уж из ряда вон, то почему бы не предположить, что таковым оно является именно в силу того, что мега-преступник он же есть и мега-сыщик по одному и тому же делу. Как главарь интеллектуальной банды, замыслившей провернуть гигантское преступление века и тысячелетия, он не должен и на пушечный выстрел допускать следствие к истинной подоплёке готовящихся событий. Не будет же он своих подельников засвечивать, а потом ещё и хватать. Но и как следователь по особо важным не станет вечно водить за нос своё начальство, отделываясь незначительными, а то и полумифическими персонажами чрезвычайного своего розыска предполагаемых виновников. Придумывать и назначать козлов отпущения. Когда-то же истинная подоплёка обязательно обнажится и тогда всё рухнет. Но столь искусная игра на грани фола по силу лишь действительно великим комбинаторам. А кто возьмёт на себя такую ответственность со всеми последствиями?!
Как оно всё обстоит на самом деле, покажет, разумеется, предполагаемый финал кем-то раскручиваемых событий, а до него как будто всё ещё не очень близко. Во всяком случае, так кажется. С другой стороны всё внезапно и с любой стороны может посыпаться. Тогда ситуация обрушится сразу, то есть, быстро. Глазом никто не успеет моргнуть, тем более почесаться.
Профессор Авк сокрушенно покачал головой и опять закурил свою «мальбору», поскольку, когда мудрому но старому коту делать нечего, то лишь это ему в основном и остаётся. А может он просто подписался тут такое проделывать. На общественных началах. Головы морочить, кряхтеть и «кхе-кхе» всякий раз говорить.
Накликанной буре к тому времени надоело висеть над Большой Номенклатурной Лысиной. Похоже, от безделья она рассосалась, так и не образовавшись. Никакой феерии, ни одной сенсации века, ни малейшей, даже заурядной изюминки - обычная скука рядового номенклатурного сборища, да ещё в провинции. Скулы сводит. Когда веришь во всё сразу и без предупреждения, так и происходит. Ничего. Притом настолько беспросветно и внезапно проявились то ничего и та сука скука, что даже охранным дебилам бодибилдингом надоело заниматься, греть близлежащий космос, да откровенно простаивающие чипы и веб-камеры за ушами почёсывать. Никаких срочных команд ниоткуда не поступало, да и не могло поступить, Тут чеши не чеши. В то же время никто не смел с места двинуться без соответствующих распоряжений. Порядок как положено непререкаемый, неизменно всё побивающий. Поэтому ничего необычного и в нём не было, а также не могло быть. Причём не только на взгляд профессора.
Инспекция служивых терминаторов со стороны их командора, самого шестибалльного Борюсика также проводилась по всем и всюду принятым правилам, правда, в который раз за последнее время. Антенна за ухом у главного энерджайзера работала, как положено. Тихо, но весьма настойчиво, почти надрывно, как застоявшийся автопилот на передержке. Несмотря на всю обыденность всего ещё происходящего, сам факт того, что командор внезапно зачастил со своими инспекциями по подразделениям кое-что, но всё же говорил. Видимо Борюсик заблаговременно готовился к полному осуществлению своей мечты, всё же стать супер-мега-энерджайзером и таки вконец заколебать округу. Хотя по-прежнему и не знал в точности, как именно это у него получится. Ему усердно помогали подручные отморозки, породистый мистер Кольт и беспородный Баптист, он же Костик. Мистер Кольт вновь смотрелся весьма довольным, ему не нужно было никому улыбаться, оставалось просто и тупо драть провинившихся. Милейшее занятие для любого двуногого. Сродни наркотику.
Особенно старался Баптист. Будучи в душе законченным садистом, то есть чрезвычайно утончённой натурой, он соответственно истово берёг своё здоровье. Следил за ним так умело, что оно слежку за собой практически не чувствовало, поэтому скрыться даже не пыталось, хотя давно надо было. Не пил и не курил совсем. В принципе до того это было необычно, что братва в своё время с непривычки обозвала Костика Баптистом, да так с тех пор та кличка за ним и сохранилась. Он и в самом деле буквально на дух не переносил табачный дым, даже в малых количествах. Бывало, как пройдёт мимо кто, дымящий цигаркой, так Баптист сразу же кричал угрожающе как филин на болоте: «Во! Ещё один дракончик по мою душу! Ужо погоди, придёт твоё время! Ты у меня бросишь курить! В гробу!». С тех пор рядом с ним, словно у пороховой бочки никто не курил. А также не пил и матом не ругался. Грохнуть кого-нибудь ещё куда ни шло, можно было запросто, но только не это, не пить-курить по фене говорить. И никто ему в ответ не мог сказать: «Сегодня с нами ты не пьёшь, а завтра Родине изменишь?».
Баптист никому в своих действительных способностях на этот счёт конечно не признавался, но по всему было видать, что дай ему волю, не только курящих, но и просто посмевших дышать рядом, пачками на дыбу поднимать станет. Не почешется. Саму Родину запытает, если что. Попалась бы только глухой ночью в тёмном переулке.
К концу обычной инспекции подразделений охраны, на мерцающей свежей пылью «Бэхе» прикатил самый главный терминаторский шеф. Вот уж где порода так порода! Корнями в мезозой! Через ближнюю деревню. Как всегда чрезмерно озабоченный, явно метящий по жизни прорваться куда-нибудь ещё повыше, поскольку слишком уж рвал и метал всё вокруг, а также под себя. Попасть под руку до такой степени перспективному ящеру, да ещё идущему на вертикальный взлёт, могли позволить себе только самоубийцы. Формально олигарх местного значения Сиротинин очередной раз примчался инспектировать свою службу безопасности, по соглашению с властями якобы временно откомандированную им на объект специального назначения. Свою боевую икону эпохи неугомонный олигарх велел отогнать на мойку, а сам принялся с боевиками охраны деловито расхаживать по периметру охранного кольца вокруг Ближней заставы, обсуждая детали его возможного несанкционированного нарушения. Неровён окажется тот час, как только чиновники с более мелкими олигархами начнут попы друг другу намыливать, а в этот самый неподходящий, то есть щекотливый момент кто-то из них без пропуска и в самом деле поломает им весь кайф. Изнутри прорвёт заповедный круг мероприятия, да и умчится прочь, на волю, помахивая хвостом. Разве подобное могут допустить сиротининские орлы?! Фактически штурмовые, а также пикирующие ударные птеродактили?! Не родился ещё тот комар, что мимо прожужжал бы. А если и родился, то сдох бы сразу на подлёте к какой угодно стороне блокируемого периметра.
Однако основной, но никогда не афишируемой целью частых посещений самим Сиротининым объектов на Ближней даче оставалось наведывание в особый секретный блок его концерна, расположенный на втором этаже массивного полу-коттеджа, полу-казармы, на который базировались практически все гвардейцы кардинала туземного бизнеса, но прежде всего айтишный, технический и прочий персонал. Этот блок здания был уставлен компьютерами, мониторами, микшерами излучаемых и принимаемых частот, даже серверами. В шелестящей, мигающей тишине спецблока беззвучно передвигались и сидели у экранов совсем-совсем другие работники, работающие на чрезвычайно разветвлённый служебно-розыскной холдинг Сиротинина. Их босс исключительно чётко понимал суть всего происходящего в олигархо-чиновничьем вертепе и пытался докопаться до самой сути проводимого здесь небывалого эксперимента над людьми. По его указаниям было произведено подключение серверов холдинга ко всем сетям и устройствам, непрерывно ведущим массированную обработку спецконтингента постояльцев на Ближней. Его сисадмины, программисты, лингвисты, нейромодуляторы и прочий спаянный железной дисциплиной личный состав собственной шараги денно и нощно снимали показания многочисленных датчиков, томографов, энцефалографов, многополосных индукторов, коммуникаторов. Фактически осуществлял самый полный и предельно тщательный сбор информации о характере, силе и интенсивности аудиовизуальных и прочих воздействий на высокопоставленных пациентов, по-прежнему ни сном ни духом не ведающими, что с ними на самом деле проделывают и какое будущее их поджидает буквально за соседним порогом.
Таким образом, затянувшегося исхода событий нетерпеливо поджидали не только инициаторы и
