Крысолов.35 глава

Недостроенная мануфактура запылала одновременно в нескольких местах. Было слишком поздно, чтобы её спасти. Надо было хотя бы отстоять драгоценные станки, вещественный символ содружества Говорога и Шальбурга. Как воины сквозь вражеский строй рвались тушившие пожар рабочие к заветным складам. Огонь не поддавался и не ослабевал, покуда не довершал своего дела. Красный зверь был прожорлив, он до конца насытился захваченной добычей, оставляя после себя обугленные дымящиеся остовы — скелеты зданий.

Хилые постройки выгорели в мгновение ока. Буквально на глазах гигантские сооружения обращались в ничто. После того, как обвалились стены, за ними предстала зияющая пустота. Кроме стен новая мануфактура не имела ничего. Не было никаких дорогих станков. Склады, цеха были бутафорией. Даже самым тугодумным стало ясно, что это значит. Куда вело «расширение» и какие перспективы оно несло городу и всем его жителям. И кому эта афера выгодна тоже гадать долго не пришлось. Цели сел в лужу, сам себя в неё посадил. Глубоко и надёжно. Как ни вертись, теперь ему было не вылезти. Змея запуталась в собственных кольцах.
Нет гнева страшнее, чем гнев восставшего против своего хозяина слуги. Тогда сторицей воздают не столько за принесённые обиды, сколько за своё прежнее зависимое положение. Цербер староста превратился в нашкодившего щенка. После пары оплеух зажатый в тесное кольцо рабочими он беспомощно лепетал, что о подложных станках ему ничего было неизвестно. Управляющему досталось ещё крепче. Его падение с начальственного Олимпа было более сокрушительным. Под напором грозно надвигающейся людской массы он повторял те же отговорки таким же жалким извиняющимся тоном. На их счастье, люди не потеряли окончательно голову. У рабочих были те, к кому они прислушивались. Мастера, старшие на работе, руководили и теперь. Со спорами, криками и ссорами порешили сдать уличённых в мошенничестве полиции. Но надо было схватить главного виновного.

Когда разъярённая толпа кинулась к особняку Цели, его уже и след простыл. Ещё пока судили и рядили, что делать, пока глазели и толпились, он уже знал, что произошло. Даже его изворотливый ум не смог бы предвидеть такое развитие событий. Такая осведомлённость была бы близка к всеведению. Кто-то должен был предупредить его. Навряд ли у него были повсюду свои люди. Чтобы сообщить ему о крушении его тайных замыслов, они должны были обладать хотя бы частичной осведомлённостью. Но свои планы он держал в абсолютном секрете. Кто же в таком случае предупредил его? Кто-то должен был ему сказать о пожаре сразу после его начала.
Времени собраться и прихватить то, что ещё не украл, у него не было. Цели бежал, бросив всё, в том числе свою супругу. Пожертвовал ею, как и недвижимым имуществом. Графа вынужденных расходов пополнилась новым пунктом. Если Иоахим и любил её когда-то, себя во всяком случае он любил больше. Если её судьба и занимала его, собственное благополучие было ему дороже. То, что честь жены его нимало не беспокоила, показала вся его предыдущая деятельность.
Он оставил Шильду, но одна она не осталась. За её честь вступился Ширус. Затворник, живущий в своём замкнутом мирке, каким-то образом тоже оказался в курсе произошедших только что событий. Он ворвался в кольцо осаждавших особняк рабочих словно рыцарь на белом коне. Этот безобидный смешной толстячок, грозно сверкая очами и сжимая кулаки, готов был биться со всеми сразу, если потребуется.

А Шильда, это нежное и трепетное создание, увидев брата в толпе рабочих, кинулась ему на помощь. Он хотел защитить её, она — его.
Воссоединение брата и сестры было столь трогательным и эффектным, что даже прислуга плакала. За исключением привратника, хотя и он потом весь день сиял словно начищенная кастрюля.
После стольких лет Ширус Цели возвращался в свой родной дом, не только как его полноправный хозяин, но как защитник.

Правда, как вскоре стало ясно, ему не было надобности ни с кем сражаться. Шильде ничто не грозило и никто не угрожал. Негодование толпы не выходило за рамки. С самого начала отрядили несколько наиболее уважаемых делегатов, чтобы они осведомились, где Иоахим. У слуг, не беспокоя их хозяйку. К особняку сходились как к центру сбора и источнику новостей. Никто не посягал проникнуть внутрь и тем более что-то произвести против его обитателей. Искали Иоахима. Ненавидели его. Но на Шильду эти чувства не распространялись. Гнев, направленный на её мужа, её обошёл стороной. Никто ей и слова дурного не сказал. Говорог не тронул свою лучшую дочь. Неразрывными нитями она была связана с родным городом. Никаким силам, никаким бедам нельзя было изгнать Говорог из её сердца, но и Говорог нельзя было представить без неё. Без Шильды Цели город лишился бы чего-то важного, одного из своих основообразующих памятников. По-видимому, в разной мере все это чувствовали. В конце концов она была такая же жертва, как и все прочие. Даже в большей степени. Остальные теряли деньги, ей же был нанесён урон посущественнее. Была задета её честь. Проклятый «приблуда» марал её доброе имя, прежде бывшее неприкосновенным.

Когда улеглись страсти и поутихли толки, говорожцы стали уважать Шильду ещё больше. После произошедшего стала очевидней, ярче та разница между ним, мерзавцем и вором, и его полусвятой женой.
Как ни странно, Говорог в каком-то смысле спасся через пожар. Очистился, избавившись от своих внутренних паразитов, высасывавших из него все соки и подчинивших городскую жизнь своим нуждам.
Огонь затронул лишь новую, «липовую» мануфактуру.  Словно поджигали, если это был поджог, нарочно, так, чтобы принести как можно меньше вреда. Старая мануфактура, приносившая ещё какой-то доход, стояла целёхонькой. Пожар не принёс ощутимого ущерба. Никто не погиб. Никто не пострадал. Хуже было бы, если бы Цели удалось воплотить все свои планы. Тогда город ждало бы полное разорение. Договор с Шальбургом ещё можно было отыграть обратно, особенно в связи с бегством заключившего его лица. В любом случае теперь было очевидно, что просто так рабочие свою мануфактуру никому не отдадут. Свою готовность бороться за неё они доказали на деле.

А вот городские власти и властители проявили полную беспомощность. В Говороге не было своей пожарной команды. За все чрезвычайные ситуации отвечала полиция. Конечно, стражи закона сами не тушили огонь. Они поддерживали порядок и занимались организацией процесса. Так подразумевалось. Но в реальности всё пошло иначе.
Метивший на место городского главы Маленчик мгновенно сник. Ему не перед кем было выступать. Вокруг него образовалось пустое пространство. Он сам стал пустым местом. Возомнил, что всё обо всех знает. Непредвиденное им происшествие сбило с него всю спесь. Легко выступать в роли всеведущего оракула, когда ты получаешь информацию из разных, не соотносящихся друг с другом источников. Но к неожиданностям Маленчик был совсем не готов. У него не было власти и влияния. Он только планировал их заиметь. И планы эти опирались на мощь Цели, без которого у Маленчика ничего не было. Его не знали, в него не верили.
Лаптэк просто исчез. О том, что новая мануфактура была одной большой фикцией, он узнал ранее прочих. Логично предположить, что ему должны были рассказать об этом, ровно как и о побеге Иоахима. Прихватив с собой Брумо и двух первых попавшихся под руку полицейских, он кинулся в погоню. В парадных мундирах верхом на лошадях они помчались по южной дороге в сторону Шальбурга, не догадываясь, что тот, за кем они гнались получасом ранее выехал из города по северной дороге, в противоположном направлении. Вероятнее всего, им указали неправильный маршрут. Вопрос только в том, нарочно это было сделано или по ошибке? Если нарочно, то какой смысл был выдавать сам факт побега?
А ведь Лаптэк мог бы использовать ситуацию к своей выгоде и, приняв на себя руководство тушением пожара, существенно повысить свои акции в глазах горожан. Но застарелая не ослабевавшая ни на миг ненависть пересилила все здравые соображения. Захватить своими руками заклятого врага было для него важнее, чем реализовать давно вынашиваемую мечту. Посоветовать ему было некому. Среди подчинённых были лишь послушные исполнители.

Полицейские, низведённые по службе до положения живых машин, без своего начальника на самостоятельное и осмысленное действие были не способны. Кроме рекомендаций «сохранять спокойствие» и «не толпиться», они ничем не могли помочь.
От чиновников тоже не было пользы. Что они могли: заверить факт пожара, выдать письменное разрешение на его ликвидацию?
Горожане сами тушили, сами носили воду, сами организовывали дружины. Никто им не приказывал, никто ими не руководил.