Сила искусства (книга)

Пётр Бурлаков.
  – Два в одном, – поделился с хозяином кабинета доктор. – И склероз и деменция. Ему же сто лет почти. Но вы не волнуйтесь, мы сами доставим дедушку домой в целости и сохранности.
 
* * *


Врать уметь надо

  Сидят на скамейке в парке два очень пожилых соседа по дому, два деда, можно сказать. Один неторопливо, по глоточку, отпивает пиво из бутылки. Идут трое полицейских, при полной амуниции, видно, что на дежурстве. Останавливаются перед дедами.
  – Почему нарушаем? – спрашивает сержант с планшетом на боку, не иначе как старший по наряду. – Распивать спиртные напитки в общественных местах строго запрещено. Такой порядок. Придётся штраф заплатить.
  – Я не пью, – говорит один дед и, показывая на товарища, отодвигается на край скамейки. – Это он нарушает. Я его предупреждал, что нельзя.
  – Ребята, родненькие, простите дурака старого, – виноватым тоном заговорил другой дед. – Я вообще не пью. Но сегодня день танкиста. А я в танковых войсках служил. Вот и решил отметить.
  – Всё равно не положено, – говорит сержант и берёт в руки планшет. – Предъявите ваши документы.     
  – Да какие документы, помилуй, сынок, – искренне недоумевает нарушитель порядка. – Я же просто погулять вышел.
  – Тогда назовите фамилию, имя, отчество. Я запишу, и вы всё получите по почте.
  – Канделябров Давид Мордехаевич, – не раздумывая ни секунды, представился дед с бутылкой.
  – Ну и данные у вас, – удивляется сержант, записывая их на листок бумаги в планшете. – Необычные какие-то, редко встречаются.
  – Да уж какие от родителей достались.
  – А фамилия через «о» или через «а» пишется?
  – Через «а», конечно. И в отчестве тоже через «а». Не ошибитесь, пожалуйста.
  – Мардехаевич, что ли?
  – Нет, третья гласная «а» после «х». Другую гласную тут ставить нельзя, а то некрасиво получится.
  – Ладно, записал всё красиво, как вы сказали. Теперь адрес?
  – Москва, улица Адмирала Кутузова, дом тридцать один, квартира тринадцать, – опять же без промедления ответил дед и бросил недопитую бутылку в стоящую рядом урну.
  – Две чёртовы дюжины, одна против другой, – с улыбкой заметил сержант. – И как вам по такому адресу живётся?
  – Нормально. Почти полвека уж обитаем с женой в этом доме.
  – Хорошо, – подытожил сержант. – Я всё записал. Ждите квитанцию.
  – А вы всё правильно записали? – забеспокоился дед. – А то пришлют не мне и не туда.
  – Не волнуйтесь, гражданин. Ваши данные я зафиксировал точно.
  Когда полицейские отошли на почтительное расстояние, всё время сидевший до этого молча второй дед, воскликнул:
  – Ну ты даёшь, Петрович! Да ещё имя моё присвоил. И ни в какой армии ты не служил, сам же рассказывал. И жены у тебя нет. И дом у нас новый. И номер у него не тот. И квартира твоя две шестёрки. И никаким адмиралом Кутузов не был. Одно правда, что день танкиста сегодня.
  – Это ты даёшь, трус несчастный! – возразил Петрович. – Я бы другое имя придумал, если бы ты не испугался и в сторону не отскочил. И про великого полководца нашего я без тебя всё знаю.
  – Не обижайся. Я же просто пошутил. Откуда я знал, что они серьёзно привяжутся. Наверняка они тоже спектакль разыграли, ни протокола, ни свидетелей. Ты лучше признавайся, кто тебя так лихо врать научил?
  – Отец, когда мне лет десять было. Взял как-то с собой под Новый год в лес за ёлкой. Мороз, помню, был сильный. Срубили мы небольшую ёлочку, идём себе домой, и вдруг лесник с дружинниками. И тоже блокнотик достали и фамилию у отца спрашивают. А он спокойно так отвечает, Канделябров. А я рядом стою, молчу. Записали всё со слов отца и отпустили. Вот с тех пор я и не представляюсь как есть без особой нужды.
  – А попроще нельзя было придумать?
  – Э-э, Давидка, тебя ли учить этому! Вот сказал бы я им честно, что я Сидоров Иван Петрович, проживающий на улице Ленина, они бы ни за что не поверили. Короче, врать уметь надо.

* * *


Убийство в Большом театре

  Лихие девяностые. Трое молодых рэкетиров требуют деньги у пожилого коммерсанта. Это такое кино смотрит по телевизору Анжела. Вдруг звонок по смартфону мужа, который греется в ванне. Уверяет, что горячая вода для сосудов полезна и думать помогает. Анжела берёт аппарат и, не отрываясь от экрана телевизора, говорит:
  – Слушаю.
  – Кто это?
  – А вы кто?
  – Соломон Кавалерия.
  – И что вам надо?
  – Позовите Михаила.
  «Ага, сейчас, – взволнованно подумала Анжела. – Разбежался. Это точно те кавказцы, которые наехали на Мишину фирму».
  – Его нет, – стараясь не выдавать испуг, соврала она.
  – Передайте ему, когда появится, что звонил Соломон Кавалерия.
  «Ну, надо же, с кем связался, – снова подумала Анжела. – Имя-то какое-то подозрительное, а фамилия вообще бандитская».
  – Не передам.
  – Почему?
  – А он умер.
  – Давно? 
  – Похоронили уже.
  – Где?
  – На Новодевичьем кладбище, – вспомнив первое попавшееся, ответила Анжела.
  – Большой человек, однако, сочувствую, – произнёс собеседник и отключился.
  – Звонил кто-то? – выйдя из ванной, спросил муж, здоровенный такой тридцатилетний бугай, бывший боксёр, чемпион. Только чего Анжела сказать точно не смогла бы, путает постоянно.
  – Звонил какой-то Соломон Кавалерия, – не хотела, а всё равно проговорилась Анжела.
  – А кто это?
  – Тебе лучше знать, – продолжая смотреть телевизор, ответила Анжела. – Ты же постоянно вляпываешься в разные истории.
  – В какие ещё истории?
  – А вчера что ты рассказывал про кавказцев?
  – То, что они приехали. И мы вместе будем создавать новый бойцовский клуб. А при чём здесь это?
  – При том, что себя не жалко, так меня пожалей.
  – Ну, началось. Так, я не вижу последний номер, – взяв свой смартфон, сказал Михаил. – Надо перезвонить и спросить, кто же это такой Соломон Кавалерия.
  – Не надо.
  – Почему?
  – Наверняка бандит какой-нибудь.
  – У тебя все бандиты. И я бандит. Смотришь ерунду всякую. Где номер-то?
  – А я удалила его, – призналась Анжела и, чтобы не нарваться на скандал из-за этого, решила тут же поменять тему разговора. – Ты лучше скажи, когда в Большой театр меня сводишь? Сколько я могу напоминать об этом! Я же говорила тебе, что ни разу там не была.
  – Обязательно свожу, не беспокойся. Вот как раз насчёт билетов из мэрии должны позвонить. Специально для тебя заказал лучшие места в партере. В кассе на них билеты не купишь.
  Но никто из мэрии Михаилу не позвонил. Ни через день, ни через неделю, ни потом. Неудобно, но Михаил всё же решил сам позвонить новому знакомому, чиновнику по спортивным делам, который и обещал достать билеты в Большой.
  – А мне сказали, ты умер, – удивился этот самый знакомый, тоже бывший боксёр.
  – Это кто такое сказал! – в свою очередь удивился Михаил.
  – Жена твоя, наверно, если ты женат. Я позвонил, хотел билеты тебе передать, а она сказала, что тебя уже похоронили.
  – А как ты назвал себя, когда позвонил?
  – Как есть, так и назвал, Соломко Валерий. А что?
  – Так это ты, оказывается, Соломон Кавалерия?
  – Не понял.
  – Да это ей так послышалось
  – А зачем она придумала, что ты умер?
  – Да ей всё бандиты мерещатся. Извини, что так получилось. Но от билетов мы не отказываемся.
  – Теперь только через месяц, дорогой, не раньше.
  Вечером Анжела спросила мужа:
  – Когда в Большой театр пойдём?
  – А театр закрыли на месяц, – с невозмутимым выражением лица ответил Михаил. – В связи с убийством. Представляешь, какой-то солист балета прыгал-прыгал по сцене, потом достал пистолет из бандажа, это такие обтягивающие трусики, и выстрелил в первый ряд прямо во время спектакля.
  – А как он туда пистолет-то засунул?
  – Потом покажу. А тебя только это интересует, а кого убили тебе не интересно?
  – Ну, и кого же?
  – А помнишь, мужик звонил, меня спрашивал?
  – Соломон Кавалерия, что ли?
  – Его самого.
  – А за что?
  – А чтобы чужих жён не отвлекал, когда они телевизор смотрят.
  – Ну и правильно! – решительно заявила Анжела. – Туда ему и дорога, бандит несчастный.

* * *


Бородатый мишка

  – А борода у него какая, если бы ты только видел, длиннее рогов! – и Димка опустил правую ладонь почти до пола. – А перед нашим отъездом в Москву он ещё дядьку одного закатал.
  – Как это закатал? – удивился Алёша, слушая на перемене рассказ школьного дружка о его приключениях летом в деревне у бабушки.
  – Ну, так бабушка сказала, – и в этот миг раздался звонок на урок. – Забодал, короче, как козлы бодают, не знаешь, что ли.
  – Все выучили басню, которую я задавала? – спросила учительница, уткнувшись в классный журнал.
  Алёша чувствовал себя уверенно, уж он басню «Квартет» выучил на пятёрку.
  Именно его, как по заказу, и вызвала учительница к доске.
  – Проказница-мартышка, осёл, козёл, да бородатый мишка затеяли сыграть квартет, – громко продекламировал Алёша.
  И тут по непонятной для него причине все ребята в классе расхохотались.
  – Давай сначала, – тоже почему-то улыбаясь, предложила учительница.
  – Проказница-мартышка, осёл, козёл, да бородатый мишка затеяли сыграть квартет, – снова продекламировал Алёша.
  – Так, это уже не смешно, – строго прервала его учительница.  – Скажи честно, ты выучил задание?
  – Конечно, выучил, – признался Алёша, хотя сам уже начал сомневаться в этом, потому что класс продолжал дружно смеяться.
  – Тогда читай точно по тексту, – приказала учительница. – И не забывай, что ты не в цирке.
  – Я не забываю, – с обидой в голосе тихо произнёс Алёша и снова, в третий раз уже, у него получился бородатый мишка.
  Дальше учительница ничего слушать не стала. Заподозрив, видимо, что-то неладное в поведении своего третьеклассника, она спокойно усадила его на место без оценки ответа.
  Потом, правда, быстренько всё прояснилось. Когда Алёша узнал, как он неумышленно, просто оговорившись, переделал самого дедушку Крылова. А всё из-за этого Димки с его бородатым козлом. 
     
* * *


Горчица с икрой

  Новогоднее застолье. Семья Громовых с улицы Новая Басманная пригласила в гости давних своих друзей – семью Гиршиных с улицы Старая Басманная. Громовы считали себя русскими, хотя кого только не намешано было в их родах и по жене и по мужу. А Гиршины считали себя евреями, хотя в целом по предкам, даже со стороны жены, со стопроцентным доказательством это тоже не подтверждалось. Дети их выросли и отмечали праздники уже сами по себе.
  – Холодец у тебя сегодня просто бесподобный, – похвалил вдруг жену Василий Петрович. 
  – Куда ж ты столько горчицы положил? – удивилась она.
  – А я люблю её и могу сколько угодно съесть.
  – Прямо без мясного, в чистом виде, – шутливо добавил Арон Шаевич.
  – А что, целую столовую ложку запросто съем и даже не поморщусь.
  – Не верю.
  – Спорим?
  – Спорим. На что?
  – На банку икры.
  – Согласен. Дамы, вы свидетельницы. 
  После этого Василий Петрович действительно взял ложку, выдавил на неё из тюбика приличную горку горчицу и, театрально причмокивая, съел её. Конечно, ему было ужасно плохо, во рту всё заполыхало, глаза заслезились, но… спор есть спор.
  – И где ты деньги на икру возьмёшь? – спросила жена Арона Шаевича. 
  – Не вижу ничего особенного, – вместо прямого ответа заявил вдруг её муж. – Я тоже так могу.
  – Попробуй, – предложил Василий Петрович.
  – И