кабана прыгать будет. Дебил он, что ли!
– Всё ясно. И у тебя, значит, с иносказаниями проблема. Но ты над моралью-то хоть подумал?
– Какая ещё мораль! – воскликнул Вадим. – Все морали давно… профукали, выражаясь без рифмы. Нам, айтишникам, она ни к чему.
– Да какой ты айтишник! Программист несчастный. Откуда вы только берётесь такие?
– Какие?
– Без художественного мышления.
– Из будущего мы, – улыбнулся Вадим. – А ты из прошлого.
* * *
КГБ в деле
Прошло полгода со дня гибели жены полковника, который служил в закрытом авиационном городке недалеко от Москвы. Её, заведующую местной сберкассой, сожгли вместе с любовником в деревянном домике на окраине районного центра. Трупы обоих так сильно обгорели, что установить точно, кто есть кто, было почти невозможно. Женщину опознали только по некоторым деталям украшений, одежды и обуви. Кому понадобилось совершить это чудовищное злодеяние, осталось загадкой. Достоверно доказано было лишь то, что это поджог.
– Разрешите прикурить? – обратился к полковнику мужчина в клетчатой шляпе. Прикурил и присел рядом на широкий подоконник первого этажа здания столичного Военторга. – Обратно тоже на электричке? – Полковник молча поднялся и хотел было зайти в магазин, где простаивала в очереди за дефицитными шмотками давняя его подруга Анфиса. – Куда же вы, Роман Алексеевич? – задержал его голос незнакомца. – Нам обязательно надо поговорить.
– О чём? – обернувшись, спросил полковник.
– О том, что на самом деле произошло с вашей женой. Она жива и передаёт вам привет.
– Вы кто и что вам нужно?
– Да вы садитесь. Нам нужны документы по оптическим приборам для вертолётов, которые вы испытываете. Мы знаем, что подлинники в Свердловске, куда вы частенько наведываетесь. Передадите нам копии, и мы вернём вам жену. Любовница ваша будет, естественно, против, но тут уж ничего не поделаешь. Мы знаем, что жену вы любите больше. Тем более, что она вам не изменяла. И дети будут рады чудесному воскрешению мамочки.
– Где она сейчас?
– В Европе, Роман Алексеевич. Куда и вы со временем сможете всей семьёй перебраться, если согласитесь с нами сотрудничать.
– Я подумаю об этом, – произнёс полковник. – Только подумаю. Но при одном условии. Если вы мне расскажите, кто там сгорел в доме?
– Не переживайте, никого живьём мы не сжигали. Подходящие тела мы просто купили в морге. У вас ведь тоже всё продаётся.
– А зачем вообще нужен был этот крематорий?
– Чтобы вашу жену не искали.
– Хорошо. Как с вами связаться?
– Через неделю наш человек сам вас найдёт.
Часа через два после этого разговора на улице директор Военторга передал сотруднику Комитета государственной безопасности записку, в которой некий полковник настаивал на оперативной встрече. Записку принёс в кабинет директора какой-то мальчик, сказав, что об этом попросил его дяденька военный.
Прошла неделя. Встреча с «их человеком» состоялась. А ещё через несколько дней полковник получил приказ срочно выехать в Свердловск для получения очередного экземпляра сверхсекретного изделия. Никто в мире не придумал ещё тогда такую оптическую установку на вертолёты, которая обеспечивала бы точный обзор и фотосъёмку, независимо от манёвра и стрельбы боевой машины. На заводе дополнительно к оборудованию полковнику вручили пакет соответствующей технической документации, чего раньше никогда не делали.
Далее события разворачивались следующим образом. Обмен жены на фотоплёнку с копиями состоялся в парке Горького. По легенде, какую придумали за кордоном на случай явления с того света жены полковника, её похитили, ограбили, избили и бросили в речку. Короче, всё, как в современном кино: ударилась головой, потеряла память, вылечил похожий на лешего знахарь и прочая ахинея.
– Ну, ты молодец, Рома, – похвалила его жена, когда поздно вечером, уложив детей спать и слегка успокоившись, они мирно устроились за столом на кухне. – Я всё время верила в тебя. Настоящий русский полковник Родину не предаёт. А с запиской ты здорово придумал.
– А ты откуда знаешь? – удивился полковник.
– Я всё знаю, – призналась жена. – Я ведь там долго упиралась. А после того, как со мной побеседовал наш человек из британской разведки…
– Погоди, ты же сказала, что была в Амстердаме?
– Правильно, а служба английская. Так вот, когда Гарри, ой, он же просил не называть его, объяснил мне суть операции, я стала делать вид, что устала, хочу домой и на всё согласна.
– Получается, ты была в курсе того, что здесь со мной происходит?
– Конечно, – снисходительно улыбнулась супруга. – Я даже знаю, что тебе какую-то Анфису подсунули для правдоподобия.
«Ну и дела! – воскликнул про себя полковник. – Контора и здесь всё предусмотрела. Невидимый фронт важнее личного. А я-то думаю, куда она исчезла, чертовка, почему больше не звонит и не требует расписаться?»
Контора не только это предусмотрела. В результате операции, разработанной и проведённой агентом Гарри, КГБ получил кучу возможностей и преимуществ. Вскоре жену полковника устроили старшим бухгалтером в Промимпортторг в расчёте на то, что в Амстердаме этим непременно заинтересуются. И не ошиблись. Полковник тоже не остался без дела. Лубянка регулярно получала от него донесения о тайниках, шифрах, связях и прочих шпионских прибамбасах. А документы, благодаря которым он вернул жену, оказались на одну тысячную липовыми. И заключалась эта одна тысячная в маленьких неточностях по монтажу прибора и полировке особого вида стекла, неизбежно приводящих к вибрации и замутнению обзора.
Длилось такое «сотрудничество» с британской разведкой лет пятнадцать. До развала Советского Союза точно. А дальше, не знаю.
* * *
Визит драматурга
В кабинет известного в России исторического просветителя вошёл некто, сходу представившийся начинающим драматургом. Хотя возраст его прямо свидетельствовал о том, что не только начинать, но и заканчивать ему чего-нибудь было уже категорически поздно. В руках он держал тощий пожухлый портфель времён послевоенных пятилеток.
– Меня зовут Пантелеймон Будуаров, – пылая тлеющим взором, закончил представлять себя вошедший.
– Садитесь, пожалуйста, чай, кофе? – вежливо предложил просветитель.
– Я сяду. А всё остальное потом. Дело не терпит отлагательств.
– А что случилось?
– Как что! Целое поколение потеряли. Они же ничего не знают.
– Кто они?
– Молодёжь, форменные невежды! Спрашиваю, кто такой Ленин? Они глаза таращат.
– Да, с молодёжью у нас проблемы. А я-то чем могу помочь?
– Не притворяйтесь. Вы же учёный, бывший министерский чиновник, у вас награды, звания, связи. Я недавно по радио вас слушал. Очень даже забавно вы там про одного полководца рассказывали. Из крепостных да сразу в генералиссимусы. Не пойму только, на кой чёрт ему эти Гималаи сдались!
– Вы о Суворове, что ли? Так он не был крепостным. И не Гималаи, а Альпы.
– Тогда все были крепостными.
– Нет уж, позвольте! – хотел было защитить историческую правду просветитель.
– Не позволю! – властным тоном прервал его Пантелеймон Будуаров. – Потому, что вы ничего не делаете, а я сделал.
– Любопытно. И что вы такого сделали?
– Я написал пьесу. Вот здесь она, в этом портфеле. Пьеса так и называется Великий Ленин. Вы ведь знаете, что он великий?
– Подозреваю.
– Так вот. Я хочу, чтобы вы помогли мне толкнуть мою пьесу в молодёжь. То есть поставить её во всех театрах страны и загнать туда всё подрастающее поколение.
– А пьесу-то хорошую написали?
– Естественно, как говорят у нас в Пензе.
– Так вы из Пензы?
– Ну что вы, упаси Бог. Это такая фишка для непринуждённой беседы.
– А пьесу по источникам писали?
– Обижаете. Как нам реорганизовать Рабкрин наизусть выучил.
– Что вы говорите! А вы можете в кратких словах рассказать содержание пьесы?
– Пожалуйста. Знаете ли вы, что в 1917 году Ленин был в Шушенском?
– Припоминаю.
– И вот, когда он там с Крупской чалился, выражаясь красноречиво, в это время из Израиля в Ленинград прилетел Троцкий.
– Ужасно! А куда же ЧК смотрела?
– Ну, голубчик, уж вам-то следовало знать, что ни ЧК, ни КГБ, ни ФСБ тогда не было. Всей правоохранительной системой заправлял кто? Ну, думайте, думайте.
– Неужели? И тогда тоже!
– Факт. Он и расправился с Троцким.
– А Ленин тут при чём?
– Так это же Владимир Эдмундович шарахнул по Зимнему из Катюши.
– Это Дзержинский Эдмундович. А Ленин Ильич.
– То-то я смотрю, отчество у него какое-то неродное.
– А из чего он шарахнул, простите? – решил уточнить название грозного орудия просветитель, хотя ему и так уже было всё ясно.
– Расцветали яблони и груши, – тихо запел драматург. – Ну, догадались? Потом вместе споём. Очень крутая песня, как говорят у нас в Жиздре.
– Так вы из Пензы или из Жиздры?
– Из Жиздры. А в Пензе пусть черти живут.
– А революцию-то Ленин как совершил?
– Элементарно! Набрал кредитов в Сбере под поручительство Берии и совершил.
– В каком ещё Сбере? Его тогда не было!
– Ошибаетесь, товарищ. А история ошибок не прощает, как говорят у нас в Сызрани.
– И в Жиздре, значит, тоже пусть черти живут?
– Пусть.
– А как это Троцкий из Израиля прилетел, если тогда такого государства ещё не было?
– Как же вы далеки от народа! Может, где-то его и не было, а у нас оно всегда было.
– А на чём он прилетел?
– На иранском беспилотнике.
– Зачем?
– Чтобы Ленину помешать.
– А-а, понимаю. Троцкому нужна была революция во всём мире, а не только в России?
– Ничего вы не понимаете. Политика тут ни при чём. Тут у меня в пьесе жуткая любовная интрига. Троцкий был холериком, а Ленин сангвиником. Но влюблены они были в одну женщину из подсобки, то ли в Ашане, то ли в Леруа Мерлен.
– А что, сто лет назад эти магазины тоже были?
– В истории ничего нового нет, как говорят у нас в Нижнем Тагиле. Но черти там не выживут, даже не надейтесь. В Сызрани ещё кое-как, а там им хвосты быстро накрутят.
– Да чёрт с ними! Интрига-то ваша как разрешилась?
– Проще пареной репы. Он, ну вы понимаете о ком я, повязал Троцкого на проспекте Сахарова и выслал его куда, ну?
– Неужели в Нижний Тагил?
– Правильно. После чего Ленин мог встречаться один, без сопровождения демона революции, с кем угодно и где угодно, даже на Красной площади рядом с Мавзолеем.
– А Крупская как же?
– А та днями просиживала в смартфоне и ничего не замечала.
– Вот что хотите со мной делайте, но ни о каких смартфонах в те времена даже не слыхивали. Но пьесу вашу мы всё равно толкнём, куда надо. Обещаю.
– Не обещайте деве юной, как говорят у нас на Арбате.
– Кстати, а где рукопись? – спросил исторический просветитель. – Вы мне даже не показали её.
– Какую рукопись? – успел вымолвить начинающий драматург и повалился набок. Хорошо, кресло было глубокое.
Помощница просветителя вызвала скорую. Приехали быстро. Пока приводили старого человека в чувство, проверили его портфель. Никакой пьесы там не оказалось. Зато нашли социальную карту москвича и персональное приглашение от «Московского долголетия» в танцевальную группу. По ним и определили, что никакой он не Пантелеймон Будуаров, а просто
Помогли сайту Реклама Праздники |