своим гвалтом. Отогнала от себя птица чёрная дремоту-сон, вспорхнула на невысокую на макушку чахлой сосны, осмотрела придирчиво вновь прибывшее войско, да и говорит:
— Кар-кар-кар, товарищи! Экие вы, товарищи, а Новый год ведь скоро! Надо бы это дело как-то отметить. Кар-кар-кар!
— Как? Как? Как? — спросила на всякий случай любопытная галка.
Ворона, обведя спросонья мутным взглядом публику, и уперевшись в пустые, но радостные глаза товарищей и товарок, быстро сообразила, что общество ничего не соображает, от слова совсем! Пришлось наимудрейшей долго им объяснять: что такое Новый год, как его отмечают, с чем отмечают и зачем.
— Но самое главное в этом празднике — ёлка! Нарядная елка, заметьте! — возбуждённо закончила ворона и мечтательно закрыла глаза, опять задремала, видимо.
— Но позвольте! — возмутился медведь. — Мама целых три года учила меня реветь, но никаких ёлок наряжать не обучала. Ну есть у меня пара красиво обглоданных костей, могу принести, если что…
— Так, начинай сначала! — грозно зыркнула ворона. — Ель должна быть украшена ёлочными игрушками. Ни костями, ни перьями (она покосилась на уже организованный на поляне птичий рынок), а именно ёлочными игрушками: стеклянными, деревянными, бумажными зверюшками и круглыми шарами... Ну да бог с вами, — добавила она, опять наткнувшись на счастливые, но пустые глаза лесной братии. — В любом случае, решение проблемы у меня как раз таки и имеется. Мы пошлём в город со;рок соро;к-воро;вок, вот они то и украдут для нас всё необходимое ёлочное украшение: утянут с уличных ёлок, и даже через открытые форточки из домашних. Кхе-кхе! Да, да, люди везде ставят эти ёлки. У них всё прямо утыкано ими, как иголками! А мы чем хуже? Я вас спрашиваю, товарищи!
Толпа было радостно загудела, заликовала, но тут в центр поляны вышел волк:
— Не, не по-человечьи это! — завыл он. — Воровство карается законом, отрубленным хвостом и выстрелом из двуствольного охотничьего ружья… По закону бы надо поступать, век воли не видать! — добавил серый и как-то странно поджал хвост.
— Не больно то и охота в город грязный лететь! — гордо отвернулись сороки и принялись чистить перья.
— М...м...м...можно мне сказать, — робко протянула лапку белка.
— Ну говори, свиристелка, — буркнула с каждой минутой всё скучнеющая и скучнеющая ворона.
Белка набрала в лёгкие воздуха, расхрабрилась, развела лапки в стороны и начала:
— Я не больно то разбираюсь в ёлочных игрушках, но если кинуть клич, то со;рок белок-проны;рок приволокут целую кучу красивых шишек: еловых, сосновых, пихтовых, кедровых... Вот ими то мы и сможем украсить новогоднюю ель! И не надо ничего воровать.
— Хм... — хмыкнула лиса-никому-не-сестра. — А шишки то, небось пустые припрёте, вылущенные ужо.
— Ужо, ужо, — передразнил её бурундук. — тебе-то какое дело, ты всё равно орехи не жрёшь!
Зашипела лиса, затявкала, хотела было съесть бурундука, да вовремя вспомнила о своей репутации (на «сходняке никого есть нельзя» — гласил негласный закон). А сборище уже заволновалось, заспорило, того и гляди глаза друг другу повыцарапывают.
— Ша, тля, не жужжать! — подняла крыло ворона-в-законе. — Порешаем вопрос так: ставим на голосование. Поднимите одну конечность, кто «ЗА» со;рок соро;к-воро;вок.
Тишь первобытных лесов повисла над поляной. Робко поднял было лапу заяц, но осекся, сделал вид, что почесал себе за ухом.
— Ладно, — скрипнула клювом ворона (лишь она одна знала: в чём разница между настоящими блестящими ёлочными игрушками и блёклыми коричневыми шишками, выпотрошенными бурундуками да белками). — Кто «ЗА» шишки-малышки? — спросила она.
Лесные жители зашумели, загалдели. И все, как один, подняли вверх лапы и крылья.
Спи, дружок, ты тихо, тихо на снегу,
Как вернусь, я тебе ветер принесу,
и весёлую, весёлую пургу!
Я ими я тебя укрою, сберегу.
Худо ли, бедно ли, но вскоре звери выбрали самую раскидистую, разлапистую ель, одиноко стоящую и дюже красивую. И тут же нарядили её шишками, привязав их к веткам тонкими прутиками. Ну что, пришло время водить хороводы, как завещала великая ворона-на-голове-корона?
А та уже критично облетала наряженного нового идола, и почему-то недовольно каркала. И усевшись на верхушку шишастой ели, повела такие речи:
— Вы ребята-молодцы, без пяти минут бойцы! Но так дело не пойдёт, без гирлянд — не хоровод! Гм... ёлочная мишура и гирлянды — наиглавнейший атрибут праздничной ели.
Да, да, да, пришлось вороне словами и размахом крыльев объяснять своим туповатым собратьям, что такое сверкающая мишура и мерцающие огоньки гирлянд.
— Ну всё, пропал праздник! — с досады сплюнул енот-обормот. — Расходимся ребята по домам. Не; жили богато, нечего и начинать. Тем более, что холодает, мне спать пора, самое время в спячку укладываться. Понимэ?
— Расходимся! — оживился сыч-магарыч, который решил, что ему уже пора подкрепиться, и тоже холодные дни в дупле пересидеть.
Повздыхали звери, почесали взаправду за своими ушами, да и стали расходиться, разлетаться, разбредаться потихоньку в разные стороны, опустив низёхонько головы.
Моя крошка, не твоя это беда,
что весь мир давно сошёл с ума,
лишь медведи чёрные в бору;
роют себе зимнюю нору;.
Но тут повалил большими хлопьями снег. Мягкий, пушистый, карнавальный.
— Подождите, подождите, подождите... — зашептали снежинки.
И звери остановились, замерли ожидая. А снег всё падал, падал и падал. И нападал он на ветви елей, охапками, охапками, большими пышными шапками. И засеребрились на солнце у этих шапок снежинки разными, различными, разнообразными цветами.
— Мишура, мишура, мишура... — шурша шептали снежинки (в сказке у Инки, у Инки).
— Вот тебе и красота! Вот тебе и мишура! — кивнул медведь и уселся тяжёлым задом (основательно подготовленным к зимней спячке) в только что выпавшую на землю мягкую «пуховую перину».
— Вроде как бы и да, — придирчиво оглядела тётушка ворона обновлённую ель. — Но гирлянды не хватает. Не хватает и всё тут! Расходимся товарищи по домам, чего уж там.
Вздохнули звери в который раз, почесали лбы, затылки, да и стали расходиться, разлетаться, разбредаться в разные стороны, опустив морды ниже лап.
Спи, дружок, укрою снежным пледом я тебя,
мама спрячет — мама у тебя одна.
Звёзды освещают норку из ветвей,
Медведь, волк, лиса уберегут от злых людей.
И вдруг в воздух взмыло целое полчище снегирей.
— Постойте! Постойте! Постойте! — засвистели они, и принялись дружно рассаживаться на ветках наряженной зверьём ели. Они выпятили свои огненно-красные грудки на всеобщее обозрение и ёлка засияла алым цветом.
— Мы фонарики, фонарики, фонарики! — насвистывали снегири не переставая.
И красотища разлилась по поляне. И закружила хороводом товарищей, товарок и царь-птицу ворону. И дюже весело стало в предновогоднем лесу. Медведь отплясывал кадриль, лисица польку, бурундук вальсировал с белкой, енот пошёл вприсядку, волк кружился на месте, стараясь догнать сой хвост, заяц барабанил по старому пню, а птицы покинули свой птичий базар и кружили кругами над поляной.
А за песнями, плясками как-то неожиданно подкралась ещё одна царица — волшебница ночь. Опустила она на лес своё холодное бездушное тёмное покрывало, и померкли фонарики-снегири, растворилась в пустоте ночи; смуглая ворона, посерели животные, помрачнели птицы. Остановился хоровод, распался, умер. И каждый почувствовал себя таким одиноким! И каждый заплакал, глядя на тёмный силуэт потускневшей ели — их недавнего праздника.
Но сжалились звёзды на небе, глядя на погрустневших зверят. И рассыпали они свою звездную пыль на нарядную ёлочку. Засияла новогодняя колючая красавица всеми цветами радуги от маленьких, маленьких огоньков, россыпями и целыми гроздьями, осевших на её иголочках.
Посмотрели звёзды вниз, и увидели, что это хорошо. Подумали, подумали и засыпали звёздной пылью все-все-все деревья в округе. Засверкали ели, пихты, сосны, кедры и берёзы. Снегири тоже засверкали, потому что и им звёздной пыли хватило. Ну вот, был лес простой, а стал волшебный.
— Ну что ты, тётушка ворона, наделала! — сказали звёзды и засмея… засмея… засмеяли своими смешинками и снежными лохматыми пушинками народ мелкий, лесной, непутёвый. А народец этот в пляс пошел.
— В который раз, товарищи, вы пляшете? Правды вы в танцульках не обрящете! — это старая сова на шум припёрлась.
Тоже птица от природы дюже мудрая. Но скажу вам по секрету: и паскудная. Но её понять тоже можно. По ночам у неё самая охота, а карнавал её добычу разогнал — мышей-полёвок в наст загнал.
Но я как сказочник, ведь тоже шибко вредный. Поэтому сове и посоветую: поголодать немножко, жир стряхнуть, повеселиться, от охоты отдохнуть.
И закружили сову филины носатые, сычи-усачи и другие наши ребята. Ай, пляши сова, да пой сова, да всё сама, сама, сама! А мы, народ простой, тебе крылами похлопаем, ногами дружно потопаем, и песни придумаем новые: про зиму, про снег, и про дружбу, которую сохранить, ой как нужно!
А ты спи, малыш мой, крепко.
Ворон стережет на ветке
твою детскую печаль,
ему печаль эту не жаль!
