«Девочка с Сахалина» (учительница начальных классов подсуетилась). Правда, этот стишок про пчёл и медведя был единственным, который не опубликовали. Главный редактор попросил сказочницу заменить слово «водка» на что-нибудь более лояльное к светлому социалистическому строю, но поэтесса покрутив в уме так и эдак, ничего взамен обжигающей гадости не нашла. Бр-р-р!
Ну и ладно. Зато вся родня гордилось нашей Инкой и с нетерпением ждало каждый новый выпуск газеты. А Толян ходил мрачнее тучи:
— Она станет знаменитой и бросит меня! — стонал пацан.
А Инна и правда зазвездилась, она перестала прислушиваться к мыслям и советам кого бы то ни было, и писала, писала, писала. Её произведения становились с каждым днём всё взрослее, острее и саркастичнее, как будто это писал не ребёнок, а сам великий и ужасный злой дух Карачун водил детской нежной рукой.
К концу лета Инна стала выдавать на-гора совсем уж недобрые вирши, где побеждали тёмные силы, и весь мир горел огнём. Главный редактор стал всё чаще и чаще задумываться:
— А не пора ли мне свернуть проект?
— Как же вернуть эту дуру к нормальной жизни? — ломал голову Анатолий.
— Как заставить девчонку снова шнырять ко мне по выходным? — гадала на картах баба Дуся, уже сто раз пожалев, что своим гнилым языком и сбила с панталыку девчонку.
И вот однажды, когда Толян шёл из леса домой с корзинкой, полной белых грибов, на его плечо опустилась костлявая старушечья ладошка...
Что-то надо делать
Парнишка оторопел и чуть было не надул от страха, но его выручили грибы: корзинка выпрыгнула из рук и покатилась, забрав весь детский ужас с собой. Толик медленно повернул голову и с облегчением выдохнул:
— Баба Дуся, вы так без сердца человека оставите! — он тоже не боялся ведьмы, в отличие от других пацанов.
— Ишь ты, выискался тут человек, от горшка два вершка!
Толик обиделся и кинулся подбирать заблудившиеся в траве грибы.
— Да ты это, погоди, не обижайся, — смилостивилась старуха. — Хочешь Инку себе вернуть?
— Хочу! — оживился мальчишка.
— Тогда слухай сюда. Психоз твоя девка от самоварища подхватила.
— От какого самоварища? — не понял Толик.
— А от такого, — ведьма сделала заговорщическое лицо. — От того, который у её деда с бабкой стоит.
— Да ты чё, баб Дусь!
— Ничё. А ты знаешь, как твоей красавице ейный самовар достался?
— Ну знаю, вроде как ей его дед Карачун подарил.
— Вот-вот, злой бог зимы и холода, дух лютых морозов. Он кусочек разума своего гадкого в тот самовар запустил и девке мозги как хочет, так и ворочает!
— Вот те на! — присел на корточки Толик. — И что делать-то теперь?
— А то, надо тебе ту медную посудину у стариков выкрасть и ко мне в дом для обряда отворотного принесть. А потом обратно им снесешь.
Толик почесал затылок:
— А если дед с бабкой обнаружат пропажу?
— Ну и пущай, вернёшь в тот же день. Скажешь, что чай пил у кострища, а тоску по невестушке баранками закусывал.
Малец согласился:
— Ну, это да, ладно, ладно, по рукам!
— Так притащишь до меня беду пузатую?
У Толика не было выбора: девка сходила с ума, а её мамка только и делала, что радовалась. А чему радовалась — непонятно. И её бабка с дедом тоже радовались. Те-то знамо чему: внучка им каждый вечер свои писаные труды читала да чай из расписного самовара пила.
В эту ночь Толян плохо спал: ворочался, мучился, обдумывал воровской план. А ещё его терзала совесть, звала на подвиги отвага, и даже злыдень дядька Карачун прикинулся доброй матушкой, да всё пел, пел и пел ему свои колыбельные песни:
— Спи, сынок, да не злись на Луну. Как вернусь, я тебе снега принесу, и весёлую, весёлую пургу. Моя кроха, не твоя это беда, что весь мир давно сошёл с ума.
Наш Толик — вор
Вынести самовар из избы предков невесты оказалось совсем не сложно. Нужно было лишь дождаться, когда бабушка уйдет в магазин. А дед чем бы ни занимался, только бы не жрал и не гонял чаи, так как все его телодвижения уже давным-давно предсказуемы: либо он в лесу или у моря с бреднем, либо на заднем дворе по хозяйству возится. Так что парадный двор почти всегда пуст, только если бабушка там в цветнике не ковыряется.
Вот дождался Толик благоприятных для себя обстоятельств и быстро прошмыгнул в хату. Он знал: входная дверь никогда не запирается, и лишь в крайних случаях на неё просто вешается замок, но не запирается на ключ, потому как в любой момент могли прийти внучка, невестка или сын.
Молодой воришка пробрался на кухню, схватил со стола огромный самовар и был таков: выбежал он на крылечко, на дорожку, за калитку, на дорогу и в кусты. А в кустах слил из пузатого всю воду и понёс его на холм к дому ведьмы Дуси. Нести даже пустой самовар было тяжко, и Толик просто-напросто его поволок:
— Да что ему будет, жестянке!
Вон и Дуськин дом. Немного отдышавшись и заглянув в щель зелёного забора, мальчик открыл калитку и потянул самоварище к порогу.
— Бум-бум-бум! — стучал металл по крыльцу.
— Тук-тук-тук! — ломился Толик в двери кулаками.
Никто не открывал. Открыл сам. Вошёл. А так как сегодня была среда — приемный день (о чём малец забыл), то в прихожей сидели посетители. Один. Дедок-ходок с больными суставами. Дед вытаращил зенки на расписную посудину и даже хотел было вскочить с лавки, чтоб помочь земляку затащить её внутрь, но тут у него сильно заныли колени и он остался на месте, растирая больные места ладонями и завистливо поглядывая на цветастый антиквариат. Толик справился сам, поставил заговоренного недруга на пол и тоже уселся на лавку.
— Чего болит, сынок? — участливо спросил дедок-ходок.
Парнишка смутился:
— Да так... понос напал. Уже какую неделю мучает.
— О, друг, да у тебя дизентерия, тебе в инфекционное отделение надо бы, а не сюды.
— Сюда мне надо, — нахмурился Толик и подвинулся поближе к уху деда. — У меня ещё и это... муки любовные. Подозрение есть, что девка приворотом меня взяла.
Реакция дедка оказалась неожиданной, он вдруг взбеленился и заорал:
— Ну что ты несёшь, знаю я вашего брата! Токо-токо писюны у сопляков отрастут, так и просятся в бой. А твоя мать, поди не знает, что ты самовар из дома стырил. Нашёл чем со знахаркой расплачиваться! Щас милицию позову.
Толик насупился и покосился на стариковские ноги:
— Ага, беги в ментуру, беги!
Ходок тоже покосился на свои ноющие колени. Понял, что молодой «шпингалет» быстрей до своей хаты с самоваром доскачет, чем он до поселкового участкового. И успокоился.
— Скрип-скрип! — сказала дверь, отделяющая прихожую от приемного салона и выпустила из когтей бабы Дуси незнакомую (видимо, городскую) тётку в алом платке на голове, на котором были нарисованы серп и молот. Ходок подскочил, как резвый конь, и быстро прошмыгнул внутрь:
— Моя очередь!
Тётка пропыхтела к выходу, чуть было не споткнувшись о самовар, искоса глянула на мальчишку и перекрестившись, открыла входную дверь. А когда она исчезла, и от неё остался лишь запах чабреца и полыни, мальчонка задумался о её необычном головном уборе:
— А не украла ли она эту тряпку из пионерской комнаты?
Отворот самовара
Дедок-ходок выполз от бабы Дуси, кряхтя и шамкая сухими губами о том, что ему уже ничего не поможет:
— Окромя могильной плиты.
— Размечтался! — подумал Толян. — Деревянный крест тебе поставят и хватит с тебя.
Ходок хотел было прихватить красочный самовар с собой, но вдруг, как будто из ниоткуда возникшая ведьма погрозила ему костлявым пальцем. Она подняла посудину с пола, моргнула сидящему на лавке Толяну и понесла самовар на кухню, поставила на стол и невольно залюбовалась:
— Хорош стервец, ну хорош!
И обряд начался. Баба Дуся брызгала на самовар какой-то жидкостью, катала по его глянцевой поверхности варёными яйцами, окуривала травами, читала проклятья, шептала молитвы, заговоры и даже плясала перед ним. А потом довольная и уставшая плюхнулась на стул:
— Всё.
Но ничего не происходило. Самовар не треснул, не покачнулся, не упал, из него даже не вышел пар в образе бога Карачуна.
— Как всё? — удивился Толик.
— Всё, — подтвердила знахарка.
— И эта штука больше не волшебная?
— Абсолютно, — выдохнула Дуся. — Забирай и вали отсюда.
Толик осторожно приблизился к вусмерть обкуренному медному друже, осмотрел его со всех сторон и прикоснулся пальцем к цветочку на боку. И снова ничего не произошло.
— Опосля наиграешься, — раздраженно буркнула ведьма. — Забирай и дуй отсель!
Парнишка схватил пузатого друга и выскочил во двор.
— Скрип-скрип, — сказала входная дверь. — Прощай навеки, космонавт!
Анатолий испуганно оглянулся, чертыхнулся, опустил самовар на дорожку и медленно пошёл вон, волоча его за собой.
Приблизившись к дому предков своей подружки, малец нос к носу столкнулся с дедом, который бежал к избе своей внучки и орал:
— Украла, опять украла, воровка, засажу!
Но не добежал, споткнулся о Толяна, упал, увидел свой самовар в пыли и чуть не задохнулся от злости. Мальчик же поставил чаегонный аппарат на дорогу рядом с захлебывающемся в слюне стариком, развернулся и пошёл к прямо к морю — подумать о своём будущем, о кораблях космических и морских, об Инне и о жизни вообще.
Дед хотел было встать, поматериться от души, надавать воришке пендалей и сдать его в милицию, но не смог. Он так и сидел на дороге, махая руками, возмущенно мыча и глядя в спину удаляющегося Толяна.
Непонятно, чем бы закончилось такое сидение дедушки на проезжей части. Может быть, его б сбил грузовик, а самовар расплющил в лепёшку. Но из калитки вовремя выбежала бабушка и, причитая да охая, подняла супруга. А тот схватил самовар в охапку, оттолкнул супругу и засеменил в родную хату:
— Нет, ты это видела? Нам в зятья вор достался!
— Не мели ерунду!
Но дед не унимался:
— Прибери меня бог до ихней свадьбы!
Бабулька испуганно посмотрела на мужа:
— Совсем рехнулся, старый, со своим самоваром.
Ближе к вечеру бабушка поняла из рассказов полоумного старика, что самовар украл Толик, и больно ударила дедка скалкой по голове:
— Чего напал на пострелёнка? Ну, попил жених чай у костра, тоску по невестушке баранками закусывал. Вернул же посуду? Вернул.
Прошло буквально несколько дней, и я перестала писать свои ужастики. То ли отворот самовара помог, а то ли от того, что газета напрочь отказалась принимать мою писанину. Да и никто, кроме моих родных деда с бабкой, уже не хотели слушать Инкины сказки.
Тайная наука и усохшие мозги
Лето подходило к концу. Вовсю шёл сбор урожая, а также грибов, ягод. Опять же, рыбная путина начиналась… Баба Дуся сушила на зиму лечебные травы, а я ей помогала, но уже не тайно, а явно. По деревне же пошёл слух, что ведьма завела себе ученицу.
Инкины родители, как ни странно, легко отнеслись к этой новости.
— Лишние знания дитю не помеха! — рассудили они.
А вот у деда ум за разум еще больше зашел, как он услыхал злющую новость. Выдрал он куст репейника прямо с корнями и бегом родную внучку от Дуськи отвораживать. Прибежал, понюхал пару раз зелёный забор ведьмы, отворил калитку, а там картина маслом: во дворе на веревках разные травки развешаны — отдыхают, а сама карга вместе с Инкой и Толиком сидят на ступеньках дома, воркуют, едят вяленую рыбку, запивают квасом. И мирно так вокруг, хорошо!
У деда репей в руках сразу поник и обратно в огород запросился. Плюнул старик,
