достигнут.
Под страх-показалось, подпадают люди, которые имеют для человека которому они кажутся какое-либо значение. Это никогда не будут люди к которым не было никаких эмоций или отношения. Еще одно наблюдение, сделанное Джоном состояло в том, что никогда не могут показаться уже мертвые люди о смерти которых точно знаешь, или люди, которые заведомо находятся где-то далеко в другом городе или за границей.
Джон понял, что через месяцы или даже годы, если принять снова, и будет достаточно много принято, то страх вернется, но сразу как страх-театр, а не будет перекрестком, откровением или ожиданием. Это еще одно наблюдение, которое ему удалось увидеть в театре и вне него.
Переход обычных частных или «малых» страхов в большой страх-театр осуществляется еще по нескольким механизмам.
Страх-реверс – это особый страх, который создается за счет параллельности восприятий мира в трезвом и нетрезвом состояниях. Джон всегда удивлялся эффективности этого редкого страха и при этом простоте с которой все объяснялось стоило немного подумать. Однажды во время бесконтрольного употребления он решил сделать красивую обложку для одной книги. Он почти закончил ее, но забросил, решив доделать когда-нибудь потом. Немного позже уже в трезвом виде он выбросил недоделанную обложку и сделал совершенно новую, убрал книгу и забыл о ней. Спустя какое-то время он снова начал прием и достал ту же книгу, чтобы все таки доделать некогда начатую работу. Он совершенно забыл, что уже сделал новую обложку. Когда он достал книгу и стал рассматривать переплет, то сильно испугался. Цвет ниток, материал и все прочее было совершенно другим. Мгновенно в его сознании возникла теория, что во время предыдущего марафона за ним тщательно наблюдали, а затем, подменив обложку дали понять, что все не так просто. Что делу - время, потехе - час. Затем Джон протрезвел, вспомнил все и долго смеялся сам над собой за такой глупый испуг.
Страх-корень – это разновидность страха-откровения, но увязывающая в единую теорию события не недавнего времени, а совершенно несопоставимые вещи из далекого прошлого, например из детства. Например какой-то предмет или событие в далеком детстве воспоминания о которых могут быть вызваны таким же предметом или событием в настоящем, но это совпадение должно быть крайне маловероятным. Например какой-нибудь человек может рассказывать историю из своей жизни, которая с ним произошла и эта история может привести в ужас, потому что подобное событие тоже происходило со слушателем когда-то в детстве. Это должно быть какое-то особое событие, случившееся при особых обстоятельствах, повторение которых маловероятно. То есть история о выпавшем молочном зубе или разбитой коленке здесь не подходят, потому что были у всех. Вся суть состоит именно в деталях, которые не могут повториться и которые запомнились, но теперь о них говорит кто-то другой.
Страх-афера – обычно катализируется каким-либо событием, которое указывает на коллективный заговор. Однажды Джон шел по улице и увидел человека, который уже давно умер. Джон знал, что такого просто не может быть, потому что мертвые люди не могут показаться. Тогда он сразу испугался, что все это время его обманывали, договорившись между собой и солгав про смерть этого человека. Как оказалось в дальнейшем, умер тезка человека увиденного Джоном, а тот кто рассказывал про это перепутал людей и рассказал не про того. В дальнейшем, когда Джон общался с кем-либо о покойном, то они просто имели в виду разных людей. А так как для всех с кем общался Джон умерший был малознакомым, то никаких подробностей, которые могли указать на ошибку в разговоре не появлялось.
Страх-театр является терпимым страхом. К нему можно приспособиться и жить, но иногда бывают моменты, когда театр переходит в иной страх. Этот иной страх - страх-обух. Чтобы описать этот страх лучше представить конкретную ситуацию. Представьте себя сидящим на стуле. Позади вас стоит мужик, занес над вашей головой обух топора и сейчас ударит изо всех сил. Его не видно так как он позади, может быть его вообще нет, но ощущение именно такое. В такой момент в сознании есть только одна мысль – бежать. Спасаться бегством, не важно куда и от чего, потому что только неистовое движение может снизить давление этого страха. Это состояние животной паники.
Если удалось выдержать его, удержаться на плаву, то жизнь и смерть больше не имеют значения. В такой момент человек преодолевает первозданный страх смерти и находит последнюю и одновременно первую причину страха.
Последняя причина и единственная причина страха - это Вайшамбала. Она является источником всех остальных, а они только выводами, ветками, измененными и поправленными на происходящие обстоятельства. Это не театр, а совершенно другое состояние. Состояние абсолютной реальности и трезвости, но только не совсем. Страха больше нет, но все вокруг как будто, старается сломить, заставить повернуть, сделать так, чтобы он снова возник. Реальность вокруг будто бы пластична, можно повернуть паранойю в сторону реальности, материализовать, а можно и отступить, так и оставив паранойей.
Однажды Джон шел по дороге, в руках он держал огромный баул в котором нес вещи. Уже много дней его мучила сильнейшее ощущение театра. Внезапно обогнав его, перед ним остановилась машина, из правого водительского бока иномарки выглянул человек и около десяти секунд смотрел, на его сумку. Потом он тронулся дальше, но Джон увидел его еще раз прямо перед входом в свой двор, он заехал по дороге, ведущей через двор и исчез. Затем он увидел этого же самого человека, но одевшего черные очки еще раз. Он сталкивался с доказательствами слежки, но сам при этом никому не требовался. Случалось множество прочих фактов, самыми очевидными из которых были неадекватные поступки и поведение близких людей. Уже не могло быть, в принципе, столь очевидных совпадений, поэтому все становилось уже даже доказанным, но всегда почти и никогда не до конца.
Вайшамбала - это сама реальность, но она дает знать о своем приближении постепенно. Много раз делаются попытки показать, что дальше нельзя, Джон чувствовал это, поэтому отступал. Все страхи, естественно, исходят, в большей части, от нарушения закона, при действиях, связанных с употреблением определенного количества, его приобретением где-то, и может, что и с отправлением какого-то количества потом куда-то еще. То есть это страх последствий.
Принципиальное отличие вайшамбалы от страха-театра – это ее коллективный характер. Если при страхе-театре все люди кажутся индивидуальными актерами, которые просто скрывают свое истинное лицо, притворяясь и подыгрывая, то в вайшамбале люди являются теми, кто они есть. Коллеги по работе – это коллеги по работе, родители – это родители, друзья – это друзья. В театре они просто притворяются ими, а в вайшамбале, как и в трезвой жизни, являются. Но в вайшамбале не остается никаких сомнений, что люди не играют. Даже с точки зрения элементарного здравого смысла возможность того, что столько людей, которые никак между собой не связаны, могут договориться между собой совершенно нелепа. Не говоря уже о чисто случайных знакомых, незнакомых и первых встречных
Однако все их поступки и действия, если брать поведение всех людей в целом имеют общие закономерности и цели. Все люди, сами того не зная, становятся марионетками, которые полагают, что поступают так как они хотят и живут своей жизнью. Несмотря на это, человеку переживающему страх-вайшамбалу, очевидно, что их жизни, желания и действия – это просто кирпичики вайшамбалы, так же, как и его собственные действия.
Констанэда, услышав эту гипотезу, нашел ее весьма убедительной, но, естественно, не доказанной. Он слышал намного больше, чем есть в этой главе. Косвенных доказательств, выводов из событий, сравнения одного и того же события, но с разных точек зрения, и в разных странах, которые приводились Джоном, не хватало. Только чтобы подтвердить возможность существования в принципе и в будущем, но ничего большего. С точки зрения естественного хода вещей, вполне разумной и закономерной, но для нее могло не хватать научно технического уровня, а особенно его наличия в удаленных уголках земли. Страны третьего мира, не электрифицированные, местами без всех возможных благ цивилизации не очень вписывались в это, но, со временем, все могло быть именно так.
Клаус внимательно выслушал и не сказал ничего, поскольку у него были свои собственные наблюдения, которые вели к тем же выводам, чему-то подобному им. И это было ужасно. Если Джон станет об этом говорить, то его найдут, выпившим тазик винта, или этот тазик найдут в его кармане. Поэтому здесь приведены только мелкие обрывки, которые лишь часть несуществующего целого...Затем Клаус немного подумал и сказал, что ничего страшного, ведь с другой стороны все это всего лишь параноидальная шизофрения.
In situ.
От яйца подаренного Клаусом осталось меньше половины. Фен был на редкость качественным, поэтому Джон достиг театра очень быстро. Среди ночи он открыл окно, взял сигарету и закурил. Было поздно и ночные фонари уже погасли. Издалека из темноты он услышал возглас: «Это он», который был произнесен хорошо знакомым голосом. Это был голос одного из его старых друзей. Затем послышались звуки одобрения и смех, которые указывали на то, что вся его старая компания находится там же в темноте и смотрит на его окно. Видимо чиркнув зажигалкой он сделал себя заметным в темноте и теперь они смотрят на светящийся в ночи уголек его сигареты.
Джон так же знал, что это скорее всего является паранойей. Зачем куче народа, имеющих семьи и работы, нужно ехать на другой конец района чтобы постоять и посмотреть на его окно? Это просто невозможно. Но разыгравшееся воображение не давало покоя. Слишком реальным, хорошо различимым и знакомым был этот вскрик. Быть может сейчас за ним придут, а эти за окном просто ждут, чтобы посмотреть на то, как его примут? Мысли одна страшнее другой заполняли сознание, но он терпел. На этот раз Джон решил идти до конца. Реальность реальностью, но паранойя не хуже. Он сидел, объевшись феном и ждал, кроме того терять было нечего, а щемиться в угол не хотелось. Он не придуривался, не жалел, но немного боялся и презирал, тех, кто все это устроит, если это любой из тех многих, кто некогда клялся в синячьей дружбе. Он не раз замечал, что маленькие зверушки, когда начинается личное общение, совсем другие, нежели когда встав в строй, они начинают тыкать пальчиком и осуждать, чувствуя себя частью чего-то большего. Пусть теперь это и против того, за что они недавно выступали сами, но чувствуя себя частью чего-то, можно забыть о том, каким они являются говном, и при этом уже не надо работать над собой. Джон мог задать любому из них кучу вопросов, но согласившись с его же ответами, они тут же стали бы утверждать «да, но нет, потому что так надо».
Джон достал «Евангелие от наркомана», которое дал ему Клаус. Он открыл его, собираясь читать, но был очень удивлен содержанием. Он пролистал всю толстую тетрадь,но она была пустой. Джон отложил ее в сторону. Затем он взял другую книгу, начал читать ее, но
