просто ушел спать в другой. Зато потом с утра дети ждали пока в раздевалке вставят стекла. Это показывает не жестокость нападающих. Если бы они знали, то разумеется не стали бы этого делать. Это показывает просто их безмозглость.
У Клауса были ключи от всех кабинетов, кроме кабинета заведующей. Там стояла железная дверь на которой был реечный замок. И именно там стоял компьютер, на котором Клаусу хотелось играть ночами. Обычный реечный замок можно открыть спицей или отверткой. Там же стоял хитрый замок. Клаус налепил герметик на алюминиевую пластинку и засунул его в скважину. Получив отпечатки зубчиков, он выпилил ключ ножовкой по металлу и сделал собственный ключ. Сперва он каждый раз ставил игры, а уходя удалял все папки и сохраненки и даже ключи реестра. Ему казалось, что его могут спалить. Затем он понял, что пользователь все равно не поймет ничего. И перестал удалять установленные игры, а просто удалял ярлычки со стола и из меню. Сработало.
Заодно Клаус понял почему зэки умудряются сбежать. Уже тысячи лет строят тюрьмы. Уже пора было достичь в этом деле мастерства. Однако то тут то там все равно всплывает сообщение о побеге. Как они умудряются. Когда человек остается без дела, в условиях ограничения свободы восприятия, его внимание с чисто механического действия в окружающем мире, обращается во внутрь. Он начинает больше думать, искать непривычные для него решения. Есть легенда, что Софья Ковалевская выучила математику, потому что стены в ее комнате были обклеены не обоями, потому что их просто не было, а математическими лекциями. Так она начала их почитывать и добилась немалых успехов.
Здесь, кстати лежит один прогноз, а именно — влияние глобального потепления на духовность. На холодном западе всегда практиковалась уединенность, затворничество, монашество. В одном романе Хайнлайна герой поборол бессмертное чудовище, он засунул его ноги ему же в рот и стал скармливать. Чудовище давилось, но ело и стало уменьшаться. Оно уменьшилось и стало размерами с ком, который герой начал катать. Наконец оно стало размером с горошину, которую он просто держал на ладони. Потом превратилось в лужицу грязи.
Точно так же человеческий взгляд обращается вовнутрь как эти ноги и человек начинает пожирать себя. Всматриваться в себя, понимать кто он. Так он понимает, что его эго — лишь лужица грязи. Тогда происходит преображение.
На востоке практиковалось отшельничество. Человек уходил на природу, бросал все и становился аскетом. Те кто послабее уходили в ашрамы, те же церкви. На природе человек наоборот слит со миром, его взгляд направлен вовне. Постепенно он понимает, что он и есть все вокруг. А то, что он раньше считал собой всего лишь эго, лужица грязи. Первые телевизоры, несмотря на огромный размер имели очень маленькие экраны, величиной с открытку. Перед телевизором специально ставили линзу с водой, чтобы изображение казалось больше. Вот такая жидкая линза и есть эго. Так что при потеплении начнется рост Порфириев, Серафимов, Антониев и прочих пещерников и пустынников.
Однажды Клаус присутствовал в качестве гостя в телевизионной программе. Выпуск так и не показали, потому что оппоненты Клауса стали вести себя подобно кондукторшам в общественном транспорте и не зная что ответить просто начинали вопить и возмущаться. Диалога не получилось, однако общее впечатление от выпуска оставалось такое, будто эти люди стоят на шаткой позиции и восполняет недостаток аргументации криком и натиском. После этой передачи Клаус привлек внимание каких-то бычков и те начали преследовать его.
Наркотики — это для единиц, лишь для тех, кто знает с чем он имеет дело. Когда наркотики начинают использовать люди не имеющие представления что же они вообще делают, то это приводит к разочарованию и в результате к тому, что человек с нейтральной позиции становиться на позицию ярого отрицания. Не найдя, того что искали, потому что искали не там и не так, люди предают то, чем занимались раньше. А кто как не предатель, чтобы оправдать свое предательство кричит громче всех против того, чем раньше он был сам?
Но их методы остались те же, что и раньше, все те же методы используемые двуногим отребьем, которое не может состыковать свое гнилое прошлое с не менее гнилым настоящим и искореняет всякое напоминание о нем. При этом не давая жить другому, кто им вообще ничего не сделал, потому что до таких ничтожеств никакого дела быть просто не может.
То же самое относилось и к его карьере. Как только он пытался устроиться на какую-нибудь работу, то уже на собеседовании у него начинались проблемы. То там то здесь он замечал присутствие непонятных людей, заставляющих работодателей вести себя скованно и высасывать из пальца причину по которой его не возьмут. Все, что ему удавалось – это устроиться водителем, несмотря на два высших образования, но через несколько месяцев из-за невыносимых условий и бесконечных придирок руководства он либо увольнялся сам, либо его увольняли. Это типичная тактика — лишение всех средств к существованию.
Клаус заметил, что его вынуждают говорить определенные слова и выражения, которые, если использовать их в другом контексте могли быть восприняты иначе. Все это однозначно указывало на то, что его разговор записывается, а после из него будет сделано что-то еще.
В глубине души он только ухмылялся, потому что любые нападки порождают лишь уверенность в правильности выбранного пути. Он мог позволить себе, говорить, что угодно и о ком угодно и никто не мог ничего поделать. В истории России был случай когда было нарушено фундаментальное правило, являющееся основой законодательства – то, что закон не имеет обратной силы. Во времена Хрущева некую банду фальшивомонетчиков осудили «задним числом» и приговорили к расстрелу, чтобы усугубить их наказание. Такое же исключение было сделано и для Клауса. Только его не осудили, а наоборот не стали судить. Словно за окном были пятидесятые-шестидесятые года, когда стимуляторы еще не были запрещены. Он спокойно употреблял что и когда хотел, изготовлял и носил с собой, находясь при этом под беспрестанным наблюдением органов и ему все сходило с рук.
Отчасти Клаус поступал так, потому что понимал, что чек с наркотиком уже наверняка подброшен и находиться в его квартире, поэтому не имело значения есть у него что-то или нет. Все равно если захотят посадить — посадят, захотят убить — убьют, поэтому все пути равны. Однако вскоре он сам окончательно отказался от наркотиков. Просто в какой-то момент они перестали быть ему интересны и полностью исчезли из его жизни.
Почему же Клаус не уезжал, не бросал все? Ответ был сложным. Это напоминало какой-то странный мазохизм. Как в анекдоте. В тихий бар заходит верзила и громко спрашивает:
-Кто здесь Петров.
В ответ молчание. Тогда он снова спрашивает:
-Я спрашиваю последний раз. Кто здесь Петров?
Какой-то мужичок у барной стойки поднимает руку. Верзила подходит к нему, бьет его головой о стойку, швыряет на пол, запинывает и уходит.
Мужик поднимается с пола, вытирает кровь с разбитых губ и улыбаясь говорит:
-Видели, как я его обманул? Я вовсе не Петров.
Но причина была несколько другой. Если приложить к руке монету и слегка надавить, то давление будет ощущаться не по всей площади монеты, а только в тех местах, где произошло изменение уровня поверхности кожи, то есть по краям. Сократ по много часов стоял на снегу и думал, Паскаль носил пояс с шипами, чтобы они постоянно ранили его тело. Иными словами понимание рождается только при постоянном раздражителе, при изменении уровня ощущений. Потому Клаус использовал своих преследователей как «мелюзговых тиранчиков». Кроме того чтобы описать нечто, на это нужно взглянуть со стороны. Невозможно описать здание, при этом находясь внутри и не разу не видя его снаружи. Именно этой стороной повернулось к нему общество и он смог увидеть нечто, что не очевидно самим этим людям. А именно.
Клаус с интересом прочитал одну новость. Перед днем победы какой-то пенсионер позвонил на радио и в прямом эфире сказал, что день победы давно простой повод выпить, что он потерял свое значение. Одна молодежная организация, решила каждый год в день того эфира устраивать возле дома этого пенсионера митинг позора. Митинг стал носить пожизненный характер и так и стал называться «пожизненный митинг».
Клаус сразу вспомнил одну историю из своего детства. Когда он был ребенком, то вместе с другими детьми играл во дворе. Среди них был один мальчик, у которого в семье было не все хорошо. Может над ним издевались родители, может что-то еще. Пока остальные дети играли в войнушку, в палки-банки, этот парень тыкал палкой мертвых собак и голубей и с ожесточением ломал хвосты пойманным кошкам.
Эта история лучше некуда характеризует этот фальшивый митинг. Бабий народ труслив, гадлив и подловат. Одновременно с этим он деспотичен и жесток. В том, что человек просто высказал свое мнение, что гарантировано конституцией и президентом, он находит повод для зацепки. Он находит жертву, кого-то беззащитного и слабого, и начинает всласть, истомно, содрогаясь в своем вероломном низменном садизме упиваться своей микроскопической властью над кем-то послабее.
Вот она русская душа! Стервозная, мстительна, низкая, коварная, совсем как у разведенной истеричной климактерички, которую всю жизнь избивал алкоголик муж. Именно таким девиантным, извращенным способом, затравливая всем миром, до смерти тех кто послабее, кто по-любому не дадут сдачи, русские и самоутверждаются.
Есть старая индийская притча. Стоит мост, по мосту идет слон, на слоне сидит муха. Эта муха напевает о том, какая она великая и сильная, раз она управляет целым слоном. Есть и анекдот на эту тему. В грязи лежит бегемот, на бегемоте сидит лягушка и квакает: «Как красиво вокруг, и я такая замечательная, вот только какая-то дрянь к заднице прилипла».
Этот митинг — поведение тех же мух. Это способ убежать от своей ничтожности, неспособности управлять или что-то изменить. Гораздо проще найти кого-то послабее и самоутверждаться, и таким образом прогнать мысли о своей жабьей лягушачести.
Интересно, а кто же это митингует? Молодежь. Сытые дети низшей прослойки среднего класса. Из них девяносто процентов не служили в армии. Девяносто процентов из этих девяноста откосили от нее специально. Они одеты в фирменные курточки, к ним ездит с лекциями Кара-Мурза, на эту организацию ушли миллионы долларов. Потому что за идею они никогда не соберутся. Эти деньги отняты у тех же ветеранов и у реальных военных, имеющих семьи, которые нужно кормить. И вот весь этот фарс, весь этот маскарад стоит и выкрикивает какие-то лозунги.
Этот народ можно грабить, но с одним условием — это должно быть непостижимо для него. Если грабить, то на миллиарды, на триллиарды. Для них эти цифры абстрактны, они не существуют для него. Они всегда были озабочены лишь медным грошем, который барин кидает им в ноги. Можно организовать пирамиду и ограбить их родителей, можно ограбить их детей и их внуков. Они только пожмут плечами. Но не приведи господь, если они узнают, что кто-то молодой и здоровый сидит дома и получает законное
