Германцы

слаще ее самой. И даже чуть грустно, но пора, а то в лицах рядом играет удивление. И впервые со смерти отца улыбается Аларикс.
- Вперед, дармоеды, я устал уже вас кормить, пора самим зарабатывать себе на хлеб, - взрываются хохотом воины и трогаются навстречу выползающему с горизонта солнцу. Все нормально, Труборг  уже шлет вовсю перехваченные римские обозы. Говорят, он, словно молния захватывает села и  они часто ругаются со старым Даром. Отец отомщен, впереди - солнце, за которым погонимся, ведь надо узнать, куда оно падает, пропадая за кромкой. Никому не удавалось его догнать, но  Аларикс не думает об этом. Наверно, германские лошадки просто медленно скачут, если чуть поднапрячься, то можно успеть за огромным золотым шаром. А там, глядишь, и дивные страны, где еще при жизни пируют герои, а слабейшие - как им и положено - прислуживают, подбирая объедки.

И так долго будут скакать германцы. Пройдено десятки битв, побеждены все, кто только попадался им на пути. Вспомнить хотя бы вождя винделиков.
Огромный, усатый, как скала, нависший на вороном скакуне, с шипами-надплечниками. Смотрит насмешливо на Аларикса, небрежно бросая, что им, германским отродьям, лучше было бы никогда не заходить в эти земли. Ну, раз уж зашли, то он не станет калечить будущих рабов, так, побалуется с их вождем, оставив того в живых убирать навоз. Винделики смеются, громогласно деля  добычу заранее. Да, лица не врут, их вождь никогда не знал поражений. Их много, очень много, да еще в помощь пришли соседние племена. Они стоят, скрестив руки и  усмехаясь, сытые, крепкие, ленивые. Германцы же пообтрепались в дороге - битвы  и путь выкосили четверть армии. На каждого из них приходится полтора-два самоуверенных крепыша - будет чертовски трудно, и очень трудно вождю. Ему, конечно, веришь больше чем себе - но до чего звероподобен чужой предводитель. Лица германцев тускнеют. Аларикс свешивает  взгляд - Верда глядит на небо и улыбается. Ее бабьи кроваво-черные странности до этой поры не обманывали  - нет, ничего не светит тебе в этом бою, наглый нахрапистый боров.
Чужак оказался убойно-искусен, Аларикс остороженно-аккуратен. Притихли германцы, каждому, знакомому с дракой, ясно - безупречен свист мечей в руках исполина, и Аларикс кажется подростком напротив горы. Двуерукий поочередный удар, с поднятого на дыбы коня, был без шансов - Аларикс, как во сне, втискиваясь меж обдавших струями воздуха полос, ныряя в жернова режущих лезвий, роняя коня, шлемом  бьет вражескую конскую морду. Вороной, растерянно фыркая, раскачал попавшего в пустоту всадника. Рука сама, разгибаясь, как будто растет, без надежды, вспарывая пустоту, и наконец встречает  твердо-вязкую плоть. Клинок на ладонь исчезает в упругом мясе. Чужак, побелевше-застывший, в ярости хлопает сверху, вбивая поднявшего щит Аларикса с конем вниз. Треск и невыносимая боль, но рука германца сверлит дальше, проворачивая меч ставшей пудовой кистью. Два племя оцепенели. Клубок из вождей валится тушей зубра. Тишина. Вот на земле движение, и Аларикс, привстав, рычит и снова падает, покрывая заснувшего чужака. Винделики не верят глазам, германцы же, прокусывая губы,  выплевывая крошки зубов, рвут вперед. И винделикам с пришедшими союзниками страшно. По выпученным белкам глаз германцев понятно - их не остановить и пропасти, и морю. Они торопятся за вождем, который летит на небо. Столько идти - и не успеть за Алариксом, худшего срама не пожелаешь и врагу. Ведь там, на небе, ждут предки, одобрительно улыбаясь. А кто же не  успеет, вся жизнь насмарку.

Лава в два счета сминает оторопевшее стадо. Труборг хохочет, вздетый на копья, седой Дар, зарубив семерых, раскалывает свой лоб о холодный чужой топор. Вдребезги разбивают германцы стеклянную стенку, и нет жалости к побежавшим самонадеянным ... как вас там? Винделики, бойи... какая разница? Спины и тех и других лопаются одинаково. Задним воинам до злости обидно, рука ноет от безделья. Уверенные в победе, чужаки даже не позаботились о женах и детях - так к чему же нам их щадить? Мы  вырежем ваших собак и кошек - не стоило убивать вождя, лучшего от берегов германского моря до... Ну это уж куда мы дойдем. А мы пойдем далеко, лишь бы вслед за Алариксом попасть в гости к Водану. Нам уже все равно, с кем и как сражаться. Но задние орут как-то не так. В чем там дело? В запале никто не слышит, добивая все шевелящееся на своем пути. И лишь спустя пару часов рассказывают, что почтенная Верда, взглянув на скрюченного бездыханного Аларикса, улыбается без тени сомнений. Никто не верит, но через час вождь уже крякает, давясь водой, и германцы, плача, смеются.

Ведьма, как всегда, не ошиблась.  Чертовски жаль, но германцы  быстро ушли за солнцем, и след их потерялся. Известно одно - вся Европа была  германской, нашпигованная, как сложный салат, херусками, гермундурами, свевами, хавками, лангобардами... всех не упомнишь. Стало тесно, и остальные,  соединившись с готами, попробовали на крепость славянские племена. Судя по древним картам, славяне умели долбиться не хуже, и поэтому уже готы скатились к Карпатам. Назревал передел древнего мира, ведь главный игрок Рим лежал при смерти. Точно одно - и после  потомки германцев, Теодориксы, Карлы Великие да Эрики, будут расшатывать землю, стремясь за сказкой. За той же самой, за которой гнался Аларикс. Болтают разное. Много битв прошел грозный вождь, и неудержим  был в бою. Его гордость и непокорный дух нажили немало врагов, не всегда честных и открытых. И не прожить ему много, если б не ведьма. Голубоглазая красивая ведьма с насмешливо-прожигающим взглядом, читающим дурные мысли. И непонятно, что страшнее - меч вождя или ведьмин все знающий взор. Долгие скитания берегла спину Аларикса жрица - ведь, всю жизнь воюя, так легко не заметить опасности сбоку, да и вождь иногда опрометчив. На то и Верда, чтобы как тогда, тридцать лет назад, снова и снова спасать его в холодном лесу.