31. Боль и страданья мотыльков

гений захолустного сыска.

Неспроста и это всё, ох неспроста. Но кто в это, - в то, что сыщик потихоньку возрождается к прежней деятельности и вновь пытается взлететь над людьми, то есть, провести и в бомжачьем виварии какие-нибудь следственные мероприятия – кто мог бы в такое поверить в ситуации, когда становилось всё хуже и хуже, а помощи ждать было точно неоткуда?! Между тем непостижимый доктор Менгеле-юные-годы только-только начал над ними свои бесчеловечные опыты в их новейшем и комфортабельном мини-Освенциме?! В новом целеполагании и с новыми смыслами вокруг да около. Что же тогда ожидало их всех потом, когда окажется поздно давать отпор вконец распоясавшейся зверушке, вылупившейся новой личинке непостижимой власти над людьми? Тем более, следствие там какое-то затеивать в пустой след, когда поезд уже совсем разгонится и та личинка уже шпалы начнёт пожирать за собой.

Тут умный дурак, он же бомжик Норкин взялся опять говорить, да со сталинским акцентом. Лучше бы он этого никогда не делал. Да разве дурак послушает кого-то кроме себя умного?!
- Итак, товарищи, а также господа. Сообщаю новость последнего часа. В горах новый хищный птица появился. Дельтаплан называется. Всех кушаит. Савсем кушаит. Вчера смотрю - человека несёт. Три раза стрелял, пока не бросил. Вах-вах… Хи-хи-хи.

- Голубь ты мой описюнелый, - вздрогнул сыщик, - если бы только знал, как ты мне… да сил моих больше нет!.. Когда же последний раз пописаешь?! Действительно как птичка, поёшь и гадишь одновременно. Тошнит.
- Ой, так и я же дико писюнею, Клава!.. - Подтвердил Толик, услышав знакомое слово, и опять запал на свою задумчивость. Притих на ней, словно на кузьке пристраивался. Точнее, маме Клаве.

Норкину не стало стыдно, нет-нет, но он и не обиделся. Дураки редко обижаются, такое замечательное достоинство у них от природы. Знают, знают исконную правду бытия. Стыдно не у кого видно, а кому нечего показать! Норкин продолжал вполне натурально играть себе в карты. Сознание его бледным, солнечным, но хорошо контуженным зайчиком хихикало, кружилось и прыгало около следующей кучки дерьма, теперь на неё увлечённо показывая. Пока сыщик не встал и коротким хуком слева не прикрыл что-то не в меру разохотившийся кладезь народного творчества. Невмоготу стало от его перлов.


Вечер между тем всё себе усугублялся и усугублялся. То, что неизбежно должно было случиться, всё более умело справлялось со слабеющим сопротивлением пока что живого, трепещущего подопытного материала. Всё задушевнее и воркотливее становились дебильные рулады местного радио, которое-было-со-стены. Теперь его звуки не казались такими уж громкими, заглушающими любую нервную деятельность и отзванивающими по ней последний, третий звонок. Однако оставались тем не менее по-прежнему въедливыми, навязчивыми, даже обескураживающе наглыми. Потому совершенно неизгладимыми. Временами аккомпанементом что-то доносилось и изнутри стен. Но и это было лишь кажущимся эффектом, потому что сразу же вслед за этим вновь начиналось нечто совершенно изводящее, всё более напористое.

Колонки принимались стрекотать и сюрчать настолько командно и повелительно, что наверно даже со стороны могло показаться, будто сидят подопытные бомжики в китайской опиумной харчевне, словно в шкатулке тараканы с вырванными лапками. И дико тащатся, таращась друг на дружку. Ловят от всевышнего новые директ-мэйлы, на редкость некогерентные, но конкретно предписывающие глюки. Может быть, и новые установки от кружащих над ними ударных падальщиков-дельтапланов. На самом деле бомжики подвергались обыкновенной паучьей процедуре. Их элементарно опутывали, клейкой и сладкой. Словно привлечённые самозанятые глюки уже проходили на них контрольные тесты на свою дальнейшую профпригодность. Фантомами выскакивали статусные замеры от сетевых контроллеров, а потом и от самих докторов-экспериментаторов: насколько подопытные человечки разложились, как именно переварились в предложенных им новых клейких сладостях и прочих свойствах. Не пора ли их высасывать до самой исподней шкурки, отбирать итоговые пробы, да и раскладывать полученные образцы под всякие мелкоскопы.

Между делом бомжики ещё и основательно пострадали за правое дело у обеденного своего стола. Как никогда, точнее, как всегда, непонятно чем загрузили желудки, отяжелели словно бабуины на свалке, а потом резко отпали. Отвалились всем гамузом, да по сторонам баиньки постепенно расползлись, слюни пускать и улыбаться во сне. Сыщик опять вышел во двор, как будто неизвестно что ещё и там дорасследовать. Без чего совсем никак ему стало, прямо-таки невмоготу припёрло. Словно сторожевые посты у него там внутри никогда не дремали, а теперь вовремя звоночек на выход дали. Ни за что не давали просто так по-человечески нажраться и заснуть. Вообще-то данная фишка за ним давно наблюдалась, некий инверсионный, компульсивно-импульсивный синдром чудака на букву «М». Запросто может по миллиону раз на дню проверять ширинку, вроде бы оттуда ещё можно что-либо украсть. С другой стороны, зачем для этого требовалось выбегать на свежий воздух?! Проверить-то всегда можно и здесь, не отходя от кассы. Скорее всего, тут другое. В действительности сыщик выскочил поморгать фонариком пролетающим мимо курьерам-дельтапланам с готовенькими жертвами в клювах и когтях. Дать сигнал: новых сюда не подбрасывать. И без того перебор. А бомбить ещё рано.
Жорик подсел к Фредди на кровать и принялся нашёптывать, пугливо оглядываясь на неумолимо висящий в воздухе зверушкин агрегат подсаженного им звёздного космополита. Конечно, явно чем-то угрожающий. Вполне же могло оказаться, что из-под тучки вечерней с минуты на минуту подкрадётся на бреющем всё тот же, хорошо накарканный, давным-давно назревавший дельтаплан-людоед, который окажется на самом деле жутко голодным птеродактилем прямиком из мезозоя. И тогда в отдельно взятом пространстве современности начнётся совершенно дикое пиршество, в смысле порево. Новое безобразие для разнообразия. А кому такое понравится, кроме него самого?!


- Все подмылись?! Шухер предполагается облизательно. Я и его вычислил. Этот сучок - точно ментовская подсадная утка. В майорах, не меньше, ходит он у них. У меня на таких знаешь какой нюх?! Посуди сам. Слишком бодро и быстро они нам его притаранили обратно, причём без всяких претензий. Едва мы подняли кипеж, так они его сразу же по-быстрому назад сдали и слова лишнего сказали. Да и с нами почему-то очень странно обошлись, даже хотя бы для приличия - ни шмона тебе, ни проверки ксив. Даже по башке на всякий случай ни разу не дали. В смысле здесь. Там-то, сразу после квартиры, слегка всё же приложились, без фанатизма, так что скорее для порядка. Нет, ты всё равно втыкаешься в суть?! Такого гуманизма никогда с ментами не было. Почему вдруг почти по-человечески?! Я чуть было их с людьми не перепутал!
- Вопрос-то в принципе интересный. Что же ты тогда на меня всё валил? Будто это я его умыкнул?!
- Замяли, корешок, замяли, что ли. Понимаешь, сначала как бы для блезиру, полицейские согласились обшарить ту хату, словно бы поискать мальчонку, раз уж мы заявили о пропаже. Потом, когда там бугров увидели, разыграли из себя оскорблённых нашей провокацией, да полосатой резинкой попользовали виноватых, то есть, конечно, нас. Нет, всё-таки менты сволочи, с какой стороны ни посмотри. Хотя иногда и вполне терпимо.

Доцент Серёгин раздражённо поднялся, сел, спустив кривые лапы на пол:
- В таком случае наш спиногрыз скорее агент международного терроризма. Аль-Каиды, например, или Игила. На худой случай какого-нибудь нашего СМЕРШа.
- Спорим - нет?! Я придумал способ точно это проверить, пашет он на них или нет. Остаётся нам теперь напрямую сдать этого лилипута в ментовку. Например, как сумасшедшего, будто он нас порезать собрался. Проверить. Если они его опять вернут, пускай даже без помпы - тогда он всё-таки их агент, майор какой-нибудь недоделанный. Заодно в похожем чине и маманька его, стерва. Зато папа, тот, сразу видно, наш товарищ. Вполне рядовой, хотя и комэск.

- На все сто! – В этом согласился и доцент.
- Ты заметил, что при них наш зверёк вполне как бы даже разговаривал. Даже «мама» по-нашенски кричал, заметь, без акцента, старательно, с выражением как на новогоднем утреннике. При нас же опять такой немой стал, вроде как дурачок недоразвитый, шлангом мгновенно прикинулся?.. Это у него легенда такая. В райотделе придумали. Точно тебе говорю!
- Ещё как заметил… Да только они его теперь не возьмут. Разве что нам и вправду для хохмы подбросить его им прямо на порог райотдела?! Связанным. Отличный сын полка выйдет, между прочим.

- Согласен, идея клёвая?! А я, прикидываешь, уж было хотел его ночью, подушкой.
- Так заглотит и подушку. Вместе с тобой.
- Да ну?! Попали мы с тобой, так попали! Как чёрт сюда его принёс со свалки, да и только! А говорят, бывает сыр бесплатный, бывает. Ничего не бывает, а всегда есть и будет!


Перекинулись вот таким словцом, проговорили между собой – казалось бы, тише некуда. Однако чуткая карла тут же встрепенулся, всё просёк как надо и записал себе где надо. При этом порозовел, словно дама, при которой анекдот про три буквы рассказали (а она их как будто не знала). Пристально глянул на говоривших, как на уже приговорённых. Однако брататься и теперь не изъявил никакого желания. Тем не менее, новое впечатление о сожителях у него всё равно появилось, это правда. Похоже, и он начал крепко задумываться, для чего и почему в подвале находятся именно бомжики, а не скажем большие и богатые начальники. В чём по сути выражается разница между ними. Вопрос «кто здесь  в любом случае лишний» в огромной инопланетянской голове явно решался совсем-совсем по-другому. Понятно, что не по-ментовски, но и не по-людски, это точно. Не в пользу остающихся землян.
Почему-то эту прорезающуюся видимость иного думания юного инопланетянина об имеющейся при нём ситуации было не очень приятно наблюдать, а также практически ощущать. Становилось понятно, что ни к чему хорошему и это не приведёт.

Канонада всё равно и неуклонно погромыхивала. Чётко звучали контрольники и все до единого, со стен и прямиком в головы людям шибающие. Доцент это совершенно явственно слышал, да так, что готов был уже вдарить в набат. Потому что вся эта фантасмагория вот же она - действительно существует! Посмотрите! Вслушайтесь! Реальнее некуда! Его просто поражало, почему остальные обитатели полуподвального мини-Освенцима не придают этому ровно никакого значения. Как будто и вправду ничего не слышат кроме самих себя и то не всегда. Даже сыщик Осклизкин в точку вернулся, хорошо надышавшийся свежим воздухом, напроверившийся выше крыши. Наморгавшийся фонариком всем вражеским десантам, какие только мог заприметить или вообразить. Порозовел, словно спортсмен после пробежки, может и впрямь куда-то не туда бегал. И ширинка на замке осталась, как госграница с неподкупными карацупами. Похожий не на замурзанного подопытного бомжика, да с похмела, но скорее на спортсмена-трезвенника.

Молча присел радикально преобразившийся сыщик рядом, на краю у своей коечки. Обстоятельно разделся-разулся. Только