19. Раздвиньте мне веки

как откуда-то издалека опять стал доноситься ещё и шепелявый гул лавиной пошедшего в земную бездну иного пространства и времени, вновь запараллелельного на них соседского мира, вновь словно бы ненароком оказавшегося поблизости. И подглядывавшего в замочную скважину. Просто якобы случайно мимо пробегал, да вот, решил заглянуть ещё и к этой планетке, на всякий случай. А тут тако-ое!.. Иногда этот гул нарастал, в другой же раз чудился лишь исчезающим шорохом тонкой, как бы никчёмной струйки в часах песочных.

Порою казалось, что так, с гидравлическими ударами, действует канализация из-под разметавшегося наверху человечества, поистине не ведающего в бреду, что творит, слюни пустило и разулыбалось во сне. Да если бы только слюни! Вот здесь прямо над головой, без устали, берёт себе и так вот не ведает. Достаточно лишь посмотреть на все эти несерьёзные многотрудные трубы и сразу же пронизать конечную суть обстоятельной и на редкость бессмысленной работы всего сообщества двуногих землян. Без глупых фантазий и теоретических выкладок сразу обнажить её – как, куда и сколько бывшего человеческого добра проносится и плывёт себе дальше. Кружится, булькает и опять плывёт. Причём, конечно, никогда не тонет. А эти его так называемые производители по всем своим горизонталям валяются в полном или отчасти полуразобранном забытьи, которое они иногда для смеха ещё своим сном или полной отключкой называют. Это-то и есть полный технологический цикл?! Это-то и есть мировой прогресс?!
Контрольники между тем отчётливо забивали в какую следовало крышку какие требовались последние гвоздики одного из стартовых сеансов связи. Доцент тщательно подхватывал, дотошно пересчитывал их всех до единого и, как рыбок, аккуратно складывал в баночку из-под майонеза. Межпланетный поединок, раз начавшись, теперь никак не мог остановиться. Кто кого одолеет, не было понятно ни разу, тем более в отсчёте с этого, едва полностью зафиксированного, начала.


Все процессы мира, не только человеческие – всегда чьи-то отбросы, чья-то канализация! В неё непрерывно проходят, а затем плывут куда положено отлично или плохо переваренные последы, а то и выкидыши чьих-то великих или не очень проектов. Часто и трупы вполне реализованных, даже некогда знаменитых. То, что обычно повсюду, всегда и массово поднимается, а потом, опять же полузатонув, плывёт себе, плывёт, кружится, а также пузырится! Иногда такая смердятина протягивается из ниоткуда в никуда, что и не разобрать, куда хотя бы отвернуться, да задержать дыхание. Отовсюду смердит, отовсюду и пронизывает очередными великими достижениями в их исходе, на смыве! Только что народившимися или наконец благополучно скончавшимися, смытыми и забытыми. Спасение лишь в возможно более стремительном падении на дно. И чтоб никогда более!

Упорство безумных всё же иногда вознаграждается. Как сейчас. Бывает, что соратники появляются даже в роковой час Х, когда большинство обычно разбегается. Как правило, не добегая до границы. Очень скоро выяснилось - ещё одна душа из экипажа элитного человечьего бомжатника услышала-таки подвиг доцента. И теперь тоже храбро сражается с нашествием сползающего со стен и потолка дико парализующего кайфа. Пускай и в полных отрубях, но таки бьётся с наседающим супостатом. Может даже и в не совсем полных отрубях, но по большому счёту и это неважно. Главное, чтобы беззаветно, отважно и храбро с кем-нибудь биться, невзирая ни на что. Иногда и прорубается таким образом до конца. А уж за что бился-прорубался – так какое это когда-либо имело значение?! Безумству храбрых – венки со скидкой!


Столь достойно проявил себя не кто иной, как относительно умный бомжик Мухортов. Именно он, прямо с койко-места своего непристёгнутого, причём, не раскрывая глаз, громко и отчётливо сказал, к кому-то может быть и обращаясь, а поскольку никого из реально внимающих в обозримом пространстве с определённого момента не осталось, кроме последнего защитника планеты по имени Фредди и звёздного спиногрыза в люльке, с целой армией инопланетной нечисти за спиной, то значит это вроде им всем и адресовалось.
- Т-ты понял?! Звери на завтра опять радио обещались провес-сти! Гульбернатора услышим! Счастье-то какое будет! - И умолк в предвкушении.
И тогда доцент до мозга костей своих осознал, что на самом деле главное по жизни - всегда знать, кто спит, а кто нет. Иначе, если что, не за что будет ухватиться.

Карла от избытка ударивших его в спину сильнейших туземных чувств, сопутствующих семантическому преобразованию нового, внезапного и конечно же абсолютно бездонного смысла, в отчаянии даже прижмурил глазки. Ещё крепче стиснул в чумазом кулачке свой оральный контактор, не исключено, что бывший контрацептор. Однако, так не дождавшись продолжения потрясающе бессмысленной земной контратаки, вновь перевёл луч контактной коммуникации (а может и вправду контрацепции) на резко захолонувшего в долгожданной передышке доцента Серёгина. У этого-то глаза ещё как оставались раскрыты! Они у него с некоторых пор, в принципе, и не закрывались никогда. Непрерывно что-то строили, вычисляли, активно искали хоть какой-нибудь способ прорыва из неуклонно сжимающегося окружения. Кажется, вот теперь, благодаря умелой и своевременной помощи ещё одного защитника крепости «Земля», они всё-таки нашли его. Долгожданная подмога от соратника дала как никогда нужную уверенность. В скорой и окончательной победе над врагом.

Мгновенно воспрявший многомудрый бомжик даже позволил себе ещё одну военную хитрость, кроме прежнего унылого развешивания лапши на уши. Словно бы повинуясь неведомому импульсу, он также посмотрел на звёздного кадета во встречном направлении, но при этом сделал вид, что на самом деле в упор его не видит и не слышит. Тем самым тоже словно исполняет неведомую команду. Первое правило санитара из дурки: если хочешь укротить буйного, покажи, что ты ещё больший психопат.
Хоть бы на минуту смежил очи для правдоподобия демонстрируемого фатального ранения, беспамятства и прочей пропажи мозга. А тут вроде и подранком себя показал, но в то же время почему-то яростно и чрезвычайно умело контратакующим. То есть, при явной координации своих действий с некоей стороны. Ничто так не обескураживает и не вводит в заблуждение, как явная некогерентность в поведении противника и одновременно его чрезвычайная уверенность в своих действиях.


Всё же Серёгин немного остерегался настолько рискованно блефовать и подставляться. Мало ли какие резервы ещё могли быть у противника! Тем не менее, он бесстрашно притворился тупым нерассуждающим ретранслятором и погнал совсем залётную шизу. Будто бы уже заходил победным маршем во вражескую столицу. Как и только что спасший его дружок Мухортов, Фредди принялся демонстративно гнать полную ерунду, что-то бормотать насчёт последнего шанса, якобы выпадающего ему, о великой будущности завязанного на него непонятно какого проекта века. Блекотал действительно полную ахинею, а также предельно неадекватный бред самой сивой из земных кобыл. Целенаправленно загружал чуждый беспредельно строгий разум заведомо никак не вычисляемой, абсолютной околесицей от винта. Не может быть, чтобы от перегруза не сдох!

Если бы юный звёздный рейнджер был хоть чуть-чуть поопытнее, он бы сразу понял, что даже для доцента послезавтрашних наук это выглядит чересчур классно рассчитанной дезинформацией и потому представляет собой не что иное, как точно ориентированный и весьма квалифицированный информационный вброс самого настоящего «серого шума». Тут Серёгин ещё и поднажал из последних сил, заметив, что у противника наконец как будто поплыли мозги. Доцент, предельно ускоряясь, в ещё большем темпе форсировал и без того кромешную, всё забивающую пургу между ними. Вдобавок сделал вид, будто всю эту пафосную дребедень кто-то из земных генералов именно сейчас усиленно ему подгоняет во всё больших количествах по каким-то совершенно немыслимым для инопланетян каналам связи. Всегда же важно выступать от имени какого-нибудь предельно важного начальника, а не просто самого себя. Времени разбираться так ли это на самом деле долго ни у кого не будет, а решающий момент окончательного перелома окажется быстро пройден. И торжествующий победитель спокойно усядется на плечи врага. Потом на них беспрепятственно ворвётся в его лагерь, пойдет громить тылы и обозы.

С непривычки проникся отстойным бредом лишь один карла, звёздно-писюкастый малолетний злыдень. Может оттого, что больше уже было некому. Он при этом ещё сильнее встрепенулся, заново, словно в последнем рывке приподнялся в своей так называемой кроватке. Показалось, ещё секунда и заверещит остальной диверсионно-разведывательной группе: « Рота-а! Падъём по полной форме! Спасайся, кто может!»
Должно быть, в полной мере до маленького монстра серьёзность положения всё же никак не доходила. Да, конечно, она слегка обескураживала, а отчасти даже бодрила и радовала своей необычностью и долгожданным драйвом. Видимо инопланетяшка всё ещё полагал, что последнее слово останется за ним. Но всё к тому моменту безвозвратно запоздало. Потому что так и не вдарил заключительный фанфарный гром последнего, решающего наступления на Землю, никак не сверкнула зенитная сигнальная зарница для колоссальных армий захвата несчастной планеты, мимоходом избранной в жертву. А всё потому у них обломилось, что клятые метагалактические фашисты так и не взяли в клещи или в оборот золотую головёнку простого земного доцента околовсяческих, но всё-таки послезавтрашних здешних наук. Хотя она и гудела, от неимоверного напряжения почти разваливаясь на части. А всё равно не склонялась ворогу, глазки ни за что не закрывала, даже в самом полном осадке пребывая, в том числе практически в забытьи. А всё равно выдерживая натиск почти было победившего неприятеля. Врёшь, не возьмёшь! Наш батальон десятерых!

Ни за что не сдавшийся, никоим образом несклонившийся и оттого совсем-совсем потный педофоб Фредди всё бормотал, да бормотал что-то там такое, онкологически-околовсяческое, но поперёд всего важное. Он по-прежнему воспринимал новые и даже крепнущие контратаки безжалостного врага, но  и всё ещё не хотел хотя бы в малом уступить, показать, что вот-вот может и сам сломиться и мгновенно осыпаться.
Потом вдруг именно так и сделал. Стал быстро терять себя в навалившихся бесчисленных миражах инопланетных или потусторонних воинств. Из последних, неумолимо тающих сил, уже заваливаясь навзничь, доцент перенёс свой последний и решительный бой не куда-нибудь, а в запредельно дальний сон, где и сам не раз ломал себе ноги, в самое отчаянное забытье, там, где даже волки боятся выть. Надеясь хотя бы отсюда напоследок обойти неприятеля и ударить его в самое подбрюшье. Грохнуть гада при последнем своём издыхании. Интуитивно нащупал самый верный рецепт победы. В принципе, гады так всегда и грохаются. По-другому – никак.


Внешне Серёгин затихал, слабея даже от миражей ураганных синеглазых смерчей где-то в отравленном мозге или в том, что там ещё у него оставалось в верхней части туловища, в черепке. Ему