первое сидение, а сзади смирно сидели сам Сквозняк и Короткая. Оба испытывали одно и то же чувство - это чувство называется страх.
Софочка всё время, пока ехали в город, зловеще молчала и со скучающим интересом смотрела на проплывающие мимо пейзажи, а на заднем сиденье периодически хлюпали носами и пытались горько плакать. Короткая была преисполнена искренним трагизмом, но кидала на Софочку взгляды с затаённой надеждой. Софочка игнорировала всхлипы, ибо нельзя верить хромой собаке и женским слезам. Особенно слезам падших женщин. И не надо там ёрзать, будто у вас в трусах ползают муравьи.
Когда ехали по злосчастному посёлку, то Софочка увидела великолепное здание школы. В её голове даже некоторое время крутилась мысль, что в таком депрессивном посёлке и такая великолепная школа. Но эта мысль быстро улетела, а прилетела другая мысль о том, что теперь делать с этими развратничками и как дальше жить.
Шофёр, надеясь разрядить ситуацию, включил радио. Полились звуки песни: «…из небытия эти все события: тут любая полоса на любителя…» Но Софочка так взглянула на шофёра, что тот быстренько выключил радио. У людей траур, а он со своими песенками.
К концу поездки мысль чётко сформулировалась. Если сволочь Сквозняк не хочет оказаться на улице, то ему придётся в течение суток уволиться из своего министерства разврата и пойти работать в управляющую компанию техником. Ведь у него даже есть диплом об окончании техникума. А то он со своей инклюзией стал путать кислое с горячим. Пора супругу завязывать с сексуальной партизанщиной в посёлке Жупеево. Надо и с его странными «дидактическими принципами» заканчивать, а то с такой педагогикой он точно, когда-нибудь поймает себе «на конец» осуждаемую обществом болезнь. А насчёт приобретения плёточки надо подумать!
Глава двенадцатая.
У тётки Зины Полищук накипело до срыва клапанов. Это означало, что срочно надо найти уши, в которые непременно надо пожаловаться на такую жизнь, да рассказать последние новости, произошедшие в посёлке. На горизонте свежих слушателей для словообильной тётки Зины не наблюдалось, поэтому она решительно двинулась искать жертву. Тётка Зина имела чёрный пояс по выносу мозга у того, кого она поймает. Вскоре нашлась не одна жертва, а целых три. Все три жертвы смирно сидели на бревне возле дома старика Онуфрия: сам Онуфрий и его закадычные кореша, дед Витёк и дед Пахом. Деды мирно размышляли о падении нравов в среде современной молодёжи. Сбежать от Зинки у дедов не получилось.
- Ну-ка подвинься старый, - Зинка своей приличной кормой отпихнула Пахома от Витька и уселась между ними. Ну, кто сильнее – тот и прав, это понятно. – Как жизнь деды?
- Зинаида, я тебя что-то не понимаю, что это за вопрос? Мы что, уже не в одном государстве живём? – ответил Онуфрий.
- Ну что, старикашки? Новости знаете? – продолжила Зина общение с яркими представителями прогрессивной общественности посёлка.
- Конечно, знаем, - кивнул за всех Онуфрий, с вялым любопытством жертвенного животного поглядывая на Зинку. – А какие?
- Про бывшего нашего участкового Чекмарёва, - кинула затравочку Зинка. – Что народ про него говорит.
- Конечно, знаем, - тут уже все деды закивали. – А что говорят?
- А то, деды, - заговорщицки понизила голос Зинка. – Что наш Чекмарёв объявил вендетту! О, как!
- Ох, тыж! – сокрушённо мотнул головой Онуфрий. - Что? В завязку болезный ушёл? Или бабами перестал интересоваться?
- Ты что, дед! – повысила голос Зинка. – Какими бабами? Ещё хуже! Упадёшь – узнаешь!
- Ну, это ты, Зинаида брось, - нахмурился Онуфрий. – Куда ж хуже. Наш Чекмарёв мужик справный, на других мужиков не западает, не был он в этом замечен. Зря наговариваешь на мужика.
Деды закивали головами: да, действительно, Чекмарёв в содомии не замечен. Настоящий натурал.
- Вы что, деды, совсем того, - удивилась Зинка. – Я им про вендетту талдычу, а они мне про содомию намекают. Скучные вы граждане, сами от себя засыпаете. Вы, что про сицилийскую мафию ничего не знаете?
- Да нам своей родной мафии хватает, - вставил веское слово Витёк. – И без твоей социалистической мафии. Плавали, знаем.
- Ну, вы, деды, и темнота дремучая, - восхитилась Зинка незамутнённому сознанию дедов. Маразм всё лечит. – В вендеттах вы понимаете не больше, чем моя коза Машка в богословии. Вендетта, деды, это когда дают зарок истребить все преступления на корню вместе с преступниками. Вот это Чекмарёв и объявил, все об этом говорят, только вы не в курсе. Ещё он включил, вы не поверите, омерту и раздул своё эго. Все в шоке.
- А я всегда говорил, - задумчиво пожевал губы Онуфрий. – Сечь их надо, нещадно сечь. Как наши деды нас секли. И что? Выросли мы хорошими и умными людьми. Так что правильно сделал Чекмарёв, что омерту включил. Началось, значит. Давно пора. Чего тянуть кота за причиндалы.
Деды согласно закивали: да, сечь надо нещадно.
- Мужики, вы это о чём? – осведомилась Зинка. Она от их слов перестала улавливать смысл беседы.
- О самом главном, Зинаида, о самом главном, - веско произнёс Онуфрий. – Что главное в воспитании молодых отроков? Правильно – боль от розог на их жопе, чтоб оный орган пребывал в печали, а разум в смятении. Тогда отрок становится понятливым и во всякое дерьмо не лезет. Мы своих секли, и будем сечь. Помню папку своего: он, кроме ремнём по жопе, ещё и толстенным учебником мне по голове дубасил. Науку вбивал.
- Так может, вы и моего внука непутёвого Сеньку посечёте немного, - спохватилась Зинка. – Горе у меня с ним. Учебный год закончил с трояком по физике, прикиньте деды величину моей печали. Не понимает, стервец, законов Бойля-Мариотта. Может, посечёте моего тупезня как следует, а деды?
- Веди его к нам, Зинаида, - кивнул Онуфрий. – Высечем, как сидорову козу. Пропишем ему омерту на орехи. Неделю сидеть не сможет, гарантирую. У нас рука не дрогнет. Правильно, деды?
Витёк и Пахом согласно закивали: высечем, конечно. Это нам, как два пальца облизать.
Договорились, что Зинаида приведёт своего Сеньку во двор к Онуфрию, где и произойдёт воспитательная экзекуция: бить будем больно, но по справедливости. Но у Зинки имелась ещё одна проблема, о которой следовало высказаться.
- Горе у меня пенсионеры, - запричитала она с нотками волнения в голосе. – С курочками моими горе, проблема так и гложет меня.
Пенсионеры прислушались, ведь чужое горе надо воспринимать с душевным вниманием.
- Сдохли куры-то? – сделал предположение Онуфрий.
- Ещё хуже, мужики, - вздохнув, совсем скорбно произнесла Зинка.
- Куда ж хуже? – удивился Онуфрий. – Воскресли, что ли, после того, как сдохли? Тогда это чудо.
- Да нет, - отмахнулась Зинка. – Исчезают у меня курочки одна за другой. Исчезают с концами, даже перьев не остаётся. Бегало у меня их сорок штук, и все откормленные, как индюки. А теперь осталось только пятнадцать хвостов. Остальные пропали без вести.
- Может они дырку в изгороди прогрызли, да убегают из курятника, - задумчиво предположил дед Витёк свою версию.
- Ой, дед! Нешто курица, это крыса, которая своими зубами может прогрызть дыру в стене или заборе? Курица, это благородная птица с понятием, что убегать ей нельзя. Сдаётся мне деды, что воруют у меня курочек-то. Обворовывают бедную вдову бесстыжие соседи. Да и ларёк мой постоянно обносят. Сколько можно его бомбить? Все гири попятили!!!
- Дык, поговаривают, у тебя все гири из чистого золота. Вот ворьё и повадилось, - вставил своё слово Пахом, сидящий с левого борта Зинки.
- Да не было у меня золотых гирь никогда, теперь и железных нет, все спёрли, - Зинка уже чуть не плакала.
- Так заведи в ларёк себе весы на батарейках, - предложил идею Онуфрий. – А на куриного вора капканы поставь.
- Медвежьи…, - поддакнул Пахом.
- А чего это медвежьи, - с подозрением спросила Зинка. – Нешто медведи охотятся на кур?
- Предполагаем, - со значением кивнул Витёк. – Медведь – он насекомое ушлое. Могу договориться с Венькой Соболевым. У него медвежьи капканы, говорят, есть. Медведей ловить. Как медведя поймаешь, то шкуру с него нам отдашь, за умный совет. Будем на бревне сидеть на мягкой и тёплой шкуре. Или этот вопрос могу перетереть с соседом Прокопкой Серасховым. Прокоп как-то говорил, что умеет ловить медведей. Только я забыл, о каких медведях Прокопка трендел – о белых или бурых. Но, если то правда, что он мог белого поймать, то, думаю, нашего бурого завсегда поймает. Бурый – он помельче белого будет.
Зинка согласилась, что, конечно, здорово, поставить капканы на ушлого медведя, который, вот сволочь, повадился ходить за её курочками. На этой ноте она засобиралась идти искать внука Сеньку, который трояком по физике испохабил себе годовую ведомость и опорочил честь семьи. Зинка обещала дедам, что как только найдёт внучка, то сразу же приведёт того к суровым дедам на экзекуцию. Вы уж о посильнее-то секите внучка, чтобы на следующий год он хорошо учился. На прощание Зинка и деды обсудили окончание учебного года в школе. Прогрессивная поселковая общественность единогласно решила, что учителя в нашей школе, те ещё сволочи: мучают деток почём зря на занятиях, да ещё задают кучу домашнего задания. А сами учителя какие-то ненормальные, особенно в конце учебного года: некоторые из них, так даже заговариваются. Бегают по домам родителей своих учеников и заставляют родителей куда-то записаться, в какую-то секту. А не запишешься – грозят карами во все места. Во торкнуло учителей-то. Им, что, зарплату не дают? Да им огромную зарплату государство положило. Ещё, поговаривают, спонсоры премию им выдали. А им всё мало. Зато, все говорят, что школа осталась ШНОРом.
- Ух, ты! – прокомментировал это дело дед Онуфрий. – Уважают, значит, в верхах нашу школу-то. Так, что ты, Зинаида, поспеши со своим внуком, пока мы здесь сидим, а не идём в «Пончиковую», откушать по пончику, да под чаёк.
- Знаю я ваш чаёк, - упрекнула дедов Зинка. – Ждите. Я щас молнией его приведу, можете уже розги готовить.
- Это да, деды, не та сейчас молодёжь пошла, - глубокомысленно изрёк дед Пахом и пустил скупую слезу ностальгии. – Вот мы в их время…
- Это точно, - согласился Онуфрий. – Совсем не та молодёжь. И времена не те, и нравы. Может, слышали деды, что наши отроки творить начали? Лучше крепче сядьте на бревно, а то упадёте, узнав, что наши внуки отчебучили. На уши такое не напялишь.
Витёк и Пахом навострили уши. Им стало интересно, что ещё такое наворотили местные детки, которые и так не страдали отсутствием фантазии.
- Прикиньте, - начал Онуфрий. – Отроки из седьмого «Б» класса понашили себе из бумаги чёрных балахонов и объявили себя некромантами. Собрались, значит, в стаю и потопали в сторону погоста вызывать дьявола. Народ наш, кто смеялся с них, кто у виска крутил, а кто и перепугался. А как узнали, что они надумали на могилках пляски устроить и хоровое пение, то тут уже все перепугались. Еле-еле родители выловили этих некромантов около погоста, да по домам растащили. Представляете, какую
