Запретная скрипка

трудно объяснить, в чём тут дело?

  - Сказать-то не трудно, - ответил Георг, - да трудно понять. Я и сам ещё до конца не разобрался с этой скрипкой. Честно говоря, я побаиваюсь её.

  - А как она называется?

  - Это Скрипка Покаяния. Самый сложный инструмент. Музыкант, породнившийся с ним, станет волшебником.

  - Равным тебе?

  - Нет, выше. Я ведь так и не постиг всей глубины её тайны. Есть легенда о ней. Вот послушай:

  Случилось так, что ангел влюбился в земную девушку, дочь скрипичного мастера. Сделанные отцом девушки инструменты не были особо хороши, но их охотно покупали площадные музыканты, что за гроши играют на ярмарках.

  Пришёл ангел к этому человеку: так, мол, и так, полюбил я твою дочь, она меня тоже любит, хочу взять её в жёны.

  - А каким ремеслом ты добываешь хлеб насущный? - спрашивает отец девушки.

  - Я ангел.

  - Странно, - пожал плечами старик, - никогда не слышал о таком деле. Какой же доход приносит оно тебе?

  - Никакого, я же небесное существо, не сею, не жну, а Отец мой Небесный питает меня.

  - Так ты ещё и нахлебник? - рассердился старик и прогнал ангела с глаз долой: дескать, научишься ремеслу - тогда и приходи просить руки моей дочери.

  Делать нечего, пришлось ангелу учиться. Подался в подмастерья к другому скрипичных дел мастеру. А так как ангелы, в отличие от людей, существа дотошные, старательные и совестливые, наш ангел учился долго, лет шестнадцать, если не больше, всё совершенства добивался. И добился-таки. Сделал скрипку такую чудесную, что люди, слыша её, рыдали.

  А пока он учился ремеслу, дочь мастера ждала его. Все её подруги давно замужем, детей нарожали, вот-вот внуки появятся, а она всё ждёт своего ангела.

  Наконец явился её суженый и заявил старику, отцу девицы: «Ты заставил меня столько лет мучиться, да и о счастье своей дочери не подумал. А ведь Отец мой Небесный кормил бы нас, не нужно было бы нам заботиться о хлебе насущном. Теперь же поздно: я сделал лучшую в мире скрипку, а дочь твоя - старая дева. Не нужна мне она, разлюбил я её за столько лет, зато полюбил свою скрипку, да так, что душу вложил в неё».

  Услышала дочь мастера эти слова ангела, побежала к морю и с горя бросилась со скалы на острые камни. Только тогда осознал ангел, какое зло случилось по его вине, затосковал, ушёл в горы, где никого нет, кроме сурков да орлов, стал играть на своей скрипке молитвы Отцу Небесному. День играл, два, десять, месяц, год, тридцать лет, и ни на миг не остановился. Плакала скрипка, умоляла Бога упокоить душу девицы, а неразумного ангела - простить. Смилостивился Всевышний над ними обоими, воскресил дочь мастера и наделил её вечной молодостью. Взял её ангел за руку и увёл в страну блаженных, а скрипку спрятал в пещере, чтобы никто её не нашёл.

  Но однажды пастушок, что пас коз в тех местах, набрёл на едва заметный, заросший кустарником вход в пещеру и обнаружил там ангельскую скрипку. Научился играть на ней и стал отшельником и великим пророком божиим. А когда лежал на смертном одре, подарил её своему ученику.

  Но никто не мог играть на ней так, как её создатель. Музыкантов она одаривала блаженством, а слушателей оставляла холодными. Но я-то знаю: в ней великая сила, опасная, как мощное лекарство. Лучше держись от неё подальше.
 

  ***

  Шли годы. Петер освоил уже все скрипки Георга, да так хорошо, что тот сам просил ученика поиграть ему перед сном. Бывало, когда Георгу нездоровилось, он посылал Петера в город, и тот играл людям.

  Все инструменты мастера нравились Петеру, но один был особенно желанен, не давал ему покоя - тот, который был сделан ангелом.

  Когда Георг уходил в город, Петер прокрадывался в его комнату, вынимал из футляра Скрипку Покаяния и играл на ней. Сердце сжималось у него от печальной красоты её звуков, слёзы текли по щекам от жалости к людям, живущим по законам стада, а не по божьим заповедям. Ему казалось, что душа ангела беседует с ним, пробуждённая смычком, дрожащая в струнах.

  Однажды весной, когда Петера особенно томило одиночество, он вышел ночью из замка и отправился бродить по улицам. И незаметно вышел за город.

  Только что прошёл тёплый дождь. От земли поднимался пар и одурманивал Петера волнующими запахами. Ему было так тоскливо и так сладко, и хотелось с первым встречным поделиться своими чувствами.

  Навстречу ему шли трое. Они были на охоте в горах. Заблудились там, дней десять искали дорогу, потому возвращались сердитые, подавленные неудачной охотой. Давно не слышали они умиротворяющей музыки Георга, вот и клокотали в их душах разнузданные страсти.

  Увидев Петера, они стали смеяться над ним, один из них толкнул его, другой ударил...

  Надругавшись над беззащитным юношей, охотники продолжили путь, а Петер, едва живой, вернулся в замок.

  Георг позвал врача, тот прописал лекарства, и Петер неделю лежал в постели, не желая говорить о том, что случилось с ним той ночью. Так учитель ничего и не дознался. Но догадывался, что среди спокойных и счастливых горожан появились негодяи. И удвоил усилия по умиротворению людей. Теперь он не только играл на главной площади, но и заглядывал в отдалённые кварталы города, чтобы его могли слышать все.

  Петер же, поправившись, оставался печальным, пропала его простодушная восторженность, он больше не приставал к учителю с настойчивыми вопросами. Даже музыка не могла вытянуть его сердце из чёрной ямы, куда оно провалилось той страшной ночью.

  Боясь за душевное равновесие ученика, Георг увещевал его:

  - Только не озлобься, мой мальчик, не позволяй сатане вывести тебя на путь мщения. Делай что хочешь - только не желай обидчикам гибели.

  «Делай что хочешь!» - вот что прозвучало для Петера как призыв к действию. Он может делать что хочет! Именно так. Нет, он не станет мстить тем насильникам - он заставит их раскаяться! Они посыплют голову пеплом и станут вымаливать прощения - не у него, простого музыканта, а у Всевышнего. Ну конечно, как же Георг не догадался сразу: не Скрипка Счастья нужна людям - она лишь держит в узде их страсти, но ни на йоту не меняет их нравов - им нужно Покаяние! Они должны понять, насколько они злы, равнодушны, себялюбивы, алчны и жестоки, они должны отшатнуться от своей мерзости и наконец начать поиски чистоты!

  Вдохновлённый этим открытием, Петер переключил всё внимание на ангельскую скрипку. Ночами он прокрадывался в комнату занятий, брал заветный футляр и спускался в глубокий подвал. Там он играл до самого рассвета, и никто из людей не слышал его музыки. Только привидения собирались вокруг него. Слушая чудесную музыку, они плакали, молились, каялись, а музыкант, видя, как преображаются лица призраков, какими светлыми становятся их глаза, уверился в том, что ступил на верный путь.

  И вот однажды, когда Георг мучился приступом подагры, Петер, отправившись как обычно вместо него играть горожанам, на этот раз взял с собою Скрипку Покаяния.

  Он был уверен в том, что этот день - начало новой эпохи, золотого века нравственного преображения. Петер хотел, чтобы его музыка пробудила в людях совесть. Он научит их справляться с нечистыми желаниями, они перестанут пренебрежительно относиться к себе и своим ближним, полюбят друг друга, мать свою Землю и Отца Небесного. И больше никогда не придут в мир ни война - из недр злых душ, ни потоп - с неба, ни мор - из ноздрей истерзанной Земли. Петер подарит людям вечное счастье. А Бог, умилённый их чистотою, вернёт им потерянный Эдем.

  В тот день Петер играл особенно вдохновенно. Он был счастлив, исполняя безжалостно честную, удивительной силы музыку, в которой слышались и шум прибоя, и завывание ветра, и крики всполошённых птиц, и топот несущихся по степи лошадей, и пение церковного хора, и тревожный звон колоколов...

  Время от времени напряжение спадало, и музыка вливалась в озеро задумчивой колыбельной, но, словно опомнившись и устыдившись минутной своей слабости, вновь расправляла шумные крылья, принималась клекотать, разражаться жутким громом, топтать тишину копытами апокалиптических коней. Она призывала, уговаривала, пугала, затем слёзно молила, чтобы внезапно вернуться к угрозам.

  Стёрлись границы между музыкантом и скрипкой. Она пела его чувства, а он выплакивал её печаль, и сквозь ливень музыки и слёз не мог ни слышать, ни видеть того, что происходит вокруг.

  А происходило вот что.

  Слушая игру Петера, люди рыдали, рвали на себе одежды, падали на колени, умоляя Бога и друг друга простить их за все прегрешения, за всю их нечистоту.

  И вдруг мясник в испачканном кровью фартуке возопил громче всех:

  - Не достоин я света солнца! Не достоин любви вашей, о люди! Не достоин самой жизни! Я проклят и никогда не выйду из преисподней! И чем дольше живу на земле, тем злее становлюсь и тем ужаснее будут муки мои после смерти. Так не лучше ли покончить с этой мерзостью сразу? Быть может, есть ещё надежда на прощение! И вы, братья мои и сёстры, поторопитесь - как бы не было поздно!

  И мясник пошёл вон из города.

  - Он прав! - послышались выкрики из толпы. - Он дело говорит! Мы все погибнем духовно, если одним махом не пресечём дьявольские козни и возможность грешить дальше! Идём за ним! Идём! Идём!

  И все горожане - мужчины, старики, женщины с детьми - рыдающей покаянной процессией двинулись вслед за мясником.

  Когда музыка стихла, Петер протёр рукавом глаза и, оглядевшись по сторонам, удивился: он стоял один на пустой площади. Даже торговцев не было за прилавками. Только ветер тихонько свистел, вольно гуляя по безлюдным улицам.

  - Что случилось? - сказал Петер, обращаясь то ли к самому себе, то ли к статуе Спасителя, глядящей на него с фасада собора. - Неужели горожане так прониклись моей истиной, что и в самом деле очистились от зла и Бог забрал их всех на небеса? А город? Кому остались эти дома, лавки, церкви? Как же любовь к земле? Разве она уже ничего не стоит? Печально...

  Его размышления прервал голос учителя:

  - Что ты наделал, дерзкий мальчишка? - кричал он, ковыляя по площади. В руках он держал Скрипку Счастья. - Я слышал твою игру и видел из окна, как люди шли к морю. Они остановились на самом краю обрыва. Если бы не моя подагра, я бы успел, но теперь, боюсь, поздно...

  - Да, поздно, они все бросились вниз, на скалы, - послышался голос. Из-за угла вышли юноша и девушка. Они держались за руки и, судя по их бледным лицам и дрожащим губам, были смертельно напуганы.

  - Гадкий мальчишка! - кричал Георг. - Ты погубил всех! Я же запретил прикасаться к этой скрипке! Ты не музыкант, а убийца!

  - Но я не хотел... - трепеща от осознания тяжкой вины, пробормотал Петер. - Я думал...

  - Думал он! - бушевал вышедший из себя Георг. - Сколько раз я говорил тебе: послушание для ученика дороже матери и отца. А ты, дубовая твоя голова, осёл необъезженный...

  - Прости меня! - взмолился Георг.

  - А толку-то от моего прощения? Оно не вернёт погибшего человечества. Простить его! Ишь чего захотел!

  Петер взмахнул скрипкой:

  - Я разобью её! Это её музыка убила их!

  Георг вовремя успел схватить его за руку. Отняв у него скрипку, он сказал:

  - Ишь чего учудил! Сам виноват, а сваливает вину на музыку. И что я так долго возился с этим олухом?

  Петер упал на колени и обнял Георгу ноги.