тени…
А 22 мая 1812 года Кутузов подписал, наконец, мирный договор с Турцией. До начала Отечественной войны оставалось чуть больше месяца. Потом, перед смертью на острове Святой Елены, Наполеон скажет: «Мне следовало отказаться от войны с Россией уже в тот момент, когда я узнал, что ни Турция, ни Швеция воевать с ней не будут».
…Спустя несколько дней после начала войны Михаил Милорадович получил от Александра I предписание собирать резервные отряды и двигаться с ними к Москве. Что и было сделано генералом от инфантерии по-военному чётко и быстро. Многотысячная колонна, прямо на марше формируемая в полки и дивизии, шла на восток, не встречая противника и не останавливаясь, проходя за сутки по сорок вёрст. С основными силами армии Кутузова резервисты соединились уже в середине августа у Бородино, небольшой деревни в три десятка дворов.
В Бородинском сражении Милорадович командовал правым крылом 1-й армии (центр). Адъютант генерала, будущий поэт и писатель Фёдор Глинка (его романс «Вот мчится тройка почтовая» и прочие произведения потом будет распевать вся Россия), оставил словесный портрет Милорадовича во время боя:
«Вот он, на прекрасной, прыгающей лошади, сидит свободно и весело. Лошадь оседлана богато: чепрак залит золотом, украшен орденскими звёздами. Он сам одет щёгольски, в блестящем генеральском мундире; на шее кресты (и сколько крестов!), на груди звёзды, на шпаге горит крупный алмаз... Средний рост, ширина в плечах, грудь высокая, холмистая, черты лица, обличающие происхождение сербское: вот приметы генерала приятной наружности, тогда ещё в средних летах. Довольно большой сербский нос не портил лица его, продолговато-круглого, весёлого, открытого… Улыбка скрашивала губы узкие, даже поджатые. У иных это означает скупость, в нём могло означать какую-то внутреннюю силу, потому что щедрость его доходила до расточительности. Высокий султан волновался на высокой шляпе. Он, казалось, оделся на званый пир! Бодрый, говорливый (таков он всегда бывал в сражении), он разъезжал на поле смерти как в своём домашнем парке; заставлял лошадь делать лансады, спокойно набивал себе трубку, ещё спокойнее раскуривал её и дружески разговаривал с солдатами... Пули сшибали султан с его шляпы, ранили и били под ним лошадей; он не смущался; переменял лошадь, закуривал трубку, поправлял свои кресты…»
В пять часов ударили барабаны, батальоны стояли, тесно сомкнув ряды. Командиры читали воззвание императора: «Сражайтесь так, как вы сражались при Аустерлице, Фридланде, при Витебске, при Смоленске! Пусть самое отдаленное потомство ставит себе в образец ваше поведение в этот день, пусть о каждом из вас будут говорить: "Он был в великой битве под Москвой!" Судьба России сегодня зависит от вас!»
Под русское «ура!» из тумана с той стороны полетели ядра, сотни картечных ядер. Великая битва началась…
В половине двенадцатого противник, создав почти трехкратное превосходство, предпринял восьмую по счету атаку Семёновских флешей. Контратаку возглавил лично князь Багратион, но был смертельно ранен…
Заменив своего старого соперника, Михаил Милорадович получает команду над 2-й западной армией. Он весь в своей стихии! Снова на нём парадный генеральский мундир, он лично поднимает полки в контратаки. Адъютанты стонут:
– Надобно запасную жизнь иметь, чтобы состоять при вашем превосходительстве!
– Пусть французы целятся лучше! – кричит в ответ и привязывает к шее очередной лошади ярко-розовый шарф, чтобы лучше его видно было.
Это было страшное сражение. Огромное холмистое поле, десятки тысяч раненых и убитых. По воспоминаниям одного французского генерала, участника Бородинской битвы, Наполеон часто повторял потом: «Из всех моих пятидесяти сражений самое ужасное – то, которое я дал под Москвой; французы показали себя достойными победы, a русские заслужили чести быть непобедимыми». Запомним эту цифру – у Наполеона было пятьдесят сражений…
Кто победил на Бородинском поле – пусть теперь гадают военные историки. Они до сих пор спорят. Да, русских полегло больше. «Но с наступлением темноты неприятель ретировался в ту позицию, в которой пришёл нас атаковать», – докладывал Кутузов императору.
После битвы дилемма сложилась простая: либо армию спасать, либо Москву. Кутузов держит совет, и выбор сделан. Милорадовичу поручают командовать арьергардом всей отходящей армии. Чем дольше он сможет сдерживать врага, тем лучше. Ночью армия уходит. Тогда же Наполеон приказывает своему лучшему маршалу Мюрату преследовать русских, с флангов зажать арьергард в кольцо и пленить его, тогда как основные силы пойдут прямым ходом на Москву и ударят в хвост Кутузову.
Зажать в кольцо не получилось. Ни с левого фланга, ни с правого. Атака за атакой, волна за волной – отбиты. И каждый раз под огнём носится на коне вдоль траншей боевой генерал:
– Ну, братцы, не посрамим Россию-матушку! Москва за нами!
Наполеон в гневе, целый день – и никакого результата. Шлёт в помощь свою гвардию. Мюрат лично ведёт полки в новую атаку. Мало того – приказывает принести ему на поле боя чашечку кофе. Стоит, смотрит, ждёт исхода.
Кто знает, какой бы был исход, если бы не Милорадович. Он тоже спешился и тоже потребовал себе… полный обед с шампанским. Так и сидел на барабане под пулями, ел и смотрел на французского маршала в трубу. А тому и так виден генеральский мундир со сверкающими орденами. Только неравные были силы, и русский генерал это знал.
– Бумагу и перо, быстро! Парламентёров ко мне!
Никто не ожидал, что Милорадович запросит пощады. Тишина повисла над полем битвы. Никто не стрелял ни с русской стороны, ни с французской. Закончив писать, сказал парламентёрам:
– Маршалу Мюрату лично в руки, он ждёт!
Не запечатывая, поставил свою чёткую длинную подпись с завитком: «Милорадович».
Поскакали наши с белым флагом, вручили бумагу. Сам генерал этого уже не видел. Он просто не смотрел назад. Был занят: дал сигнал общего построения. Боевого построения и отхода. И никто арьергард не преследовал. Французы стояли, как вкопанные. Ни одного выстрела вслед. До самой Москвы…
Потом у него не раз спросят, что такое он написал французскому маршалу. Отвечать будет коротко и правдиво: «Будешь преследовать – получишь развалины Москвы, за каждый дом буду биться до последнего солдата».
Прошёл арьергард боевым порядком по Арбату к Кремлю. Пустой город, только в церквах толпится народ. Колокола молчат. На Москве-реке, чадя и потрескивая, горят барки с хлебом и казенным имуществом. Пылают и дома на окраинах. Когда были у выездной заставы, раздались сзади три пушечных выстрела – знак, что неприятель вошёл в столицу.
Прямо за городом встали – встречать Мюрата. Здесь готовы снова дать ему бой. Теперь уже можно – и нужно, очень нужно! – увести его за собой. Только совсем в другую сторону, а не туда, куда ушла вся русская армия.
Конница французская то выскочит из города, то обратно уйдёт, спрячется за домами. А надо, чтобы преследовали. Вот и приходится их дразнить. Генерал Милорадович на коне перед самым их носом крутится, а как кинется на него лавина – скорей к нашим. Тогда французам сказано было: кто русского начальника в плен возьмёт, великую награду получит. Они гнались до ночи, коней не жалея. Не догнали, повернули обратно…
Получилось, как по писаному, обманули неприятеля. Если с Бородино считать, то почти месяц два корпуса Милорадовича непрерывно дрались с противником. Когда с основной армией арьергард соединился, Кутузов обнял генерала:
– Ну, братец ты мой Михаил Андреевич, всю Россию, считай, спас!
…Тут мне хочется сделать одно небольшое отступление. Вот скажите, пожалуйста, когда французы в Москву вошли, они там остались, никуда дальше не пошли? Чем дело кончилось – это понятно. Но неужели такая гигантская армия так и осталась в брошенной всеми Москве?
Мало кто знает, что пошли французы и дальше. Точнее, хотели пойти. В сентябре 1812-го войска маршала Нея вошли в Богородск (ныне Ногинск), это пятьдесят вёрст от Москвы. Узнав об этом, местные крестьяне собрались на сход. Мнение схода было единым: стариков, женщин и детей отправить в леса, а мужикам сражаться с захватчиками. Тут же создали дружину из двухсот человек, предводителем которой стал Герасим Курин – крестьянин смелый и расторопный.
– Христиане! – обратился он к народу. – Москва горит в наших очах. Лютые злодеи побивают наших братий, жгут и опустошают села, деревни, оскверняют церкви Божии… Жаль не себя, жаль землю эту православну. Поклянёмся же умирать друг за друга, за наши семейства!
Вооружившись топорами да пиками, партизаны первый бой дали 25 сентября в районе деревни Большие Дворы, обратив в бегство отряд французов, а на следующий день разгромили неприятельский отряд фуражистов. Через день у деревни Ковригино вступили в бой с тремя эскадронами конницы маршала Нея. Нанесли противнику большие потери. По примерным подсчётам, неприятель потерял в этих местах тысячу солдат и офицеров убитыми и ранеными И таких партизанских отрядов было множество…
Когда начались холода, французы отошли к Москве. Получив известие об этом, Курин сказал, обращаясь к дружине:
– Здесь, у села Павлово, закончилась Отечественная война!
Эти слова выбиты на монументе, что стоит в подмосковном городе Павловский Посад на берегу реки Клязьма…
А теперь считайте! Ровно сто дней прошло, как Наполеон с многотысячной своей армией напал на Россию. Про сто дней императора, сбежавшего с острова Эльба, знают все. А вот про то, что всего три месяца потребовалось русским чудо-богатырям, чтобы «великая и непобедимая» орда назад повернула – это вам как?
О наполеоне Бонапарте написаны сотни тысяч книг и статей почти на всех языках мира, а о человеке, который за победы над французским полководцем был награждён высшими орденами не только России,но и всех европейских держав, мало кто знает и помнит даже у нас в стране. Вот что грустно и несправедливо!
…Вернемся к генералу Милорадовичу. Целый месяц он помогал Кутузову накапливать силы. Одних только ополченцев набралось более двухсот тысяч. Стало ясно, что армия не сегодня-завтра освободит Москву. Впрочем, зимовать в наполовину сгоревшем городе Наполеон и не смог бы. Французы начали готовиться к отступлению на зимние квартиры.
В словарях написано: «18 октября русские войска атаковали под Тарутино французский заслон под командованием маршала Мюрата, следивший за русской армией. Потеряв до 4 тысяч солдат и 38 пушек, Мюрат отступил. Этот бой стал знаковым событием, ознаменовавшим переход инициативы в войне к русской армии. На следующий день французская армия, 100 тысяч человек, с огромным обозом стала покидать Москву».
Русская армия боевым порядком вышла из лагеря, чтобы преследовать неприятеля. Вступила в силу вечная закономерность: кто последний куда-нибудь заходит, тому и выходить первому. Это я к тому, что отряду Милорадовича сей же час было поручено преследовать врага. Арьергард его становится авангардом всей кутузовской армии. И теперь он наступает на отходящего Мюрата.
Потом будет немало истинных и придуманных историй про их встречи, про то, как они, переодетые до неузнаваемости,
