мальчик, сын Леонида Край, ваш внук и наследник всех ваших статусов, титулов и званий!
Иван Иванович молчал, как громом пораженный. В организме не хватало сил для слов и для мыслей сразу. Гербера вытащила из-за пазухи сложенный лист бумаги:
-- Здесь записано все, что мне удалось узнать. Подумайте вот о чем: я не Мата Хари, и не подруга Бонда. Мне удалось выудить всего ничего, но ведь удалось! Вдруг ваш адмирал Крейг окажется более удачливым рыбаком? Понимаете?
-- А это – правда? – взгляд генерала не отличался осмысленностью.
— Это – правда! И сейчас самое время проверить, насколько. И не мне учить вас военным премудростям, вроде эвакуации, десантирования, переброски.
-- Э-э-э-э…
-- Дальше будет исключительно ваше решение! А мне пора лететь на похороны.
-- На похороны?..
-- На похороны! Помогите мне спуститься!
* * *
Сестра Вереск не любила всё, связанное с переходом из этого мира в следующий. Кладбища, гробы, покойники не интересовали ее ни как часть магии, ни как художественный образ, ни как mise en scène для личного театра. Многие ведьмы в миру придерживались мрачно-похоронного стиля. Перестарались. Переимчивые подростки оделись в черное и увешались серебряными крестами, черепами и нетопырями. Готы и готессы. Мрачные панки. Вереск была ведьмой жизнерадостной и веселой, а в одежде предпочитала северный фолк.
Командовать похоронами ей не хотелось. Командовать ведьмами ей не нравилось. В связи с этим, она была идеальным кандидатом на командирские погоны. По крайней мере, на сегодняшний день. Сестра сидела верхом на высокой табуретке и окружала себя облаками табачного дыма. Подражая своему любимому Шерлоку Холмсу, Вереск определила свою задачу, как «дело на две трубки». Не больше.
Первым делом – главное. Поговорка прекрасная в своем стерильном идиотизме. Главное уже случилось – матушка Иван-Чай умерла. По сравнению с этим, все неглавное, нелепое и ненужное. С чего начинать и за что хвататься? За голову? Делай, как сказала! Слово зря не приходит. Вереск закрыла уши руками, зажмурила глаза и прислушалась к космосу. В космосе было накурено и неуютно. Ведьма, стараясь не шуметь, прошмыгнула в астрал. Хорошо, когда ты простая летчица, никому не известная. Таких сотни. Великие и бессмертные, как огромные океанские лайнеры, все в огнях заслуг и подвигов, застревают в куполе, закрывшем Лесной замок. А маленькая норвежка проскочила и вылетела на просторы ментальных полей. Она довольно быстро нашла бригадира финских строительных леших. Старик Маттила дремал перед очагом после плотного ужина. Спящий всегда находится в зоне уверенного приема.
Сообщив историческому лешему печальную новость, Вереск расспросила Маттилу, есть ли поблизости подходящие холм или скала. На берегу Черного озера высился Ведьмин камень, скала из числа тех, что здесь называют «бараньи лбы». Обстановка располагала, а название говорило о том, что они здесь будут не первые. Сестра Вереск попросила доставить туда неколотых дров для погребального костра. Маттила обещал «неметленно фсе стелать», она поблагодарила его и свернула контакт. Леший у камина проснулся и заплакал. Тихо, по-стариковски.
Пролетая назад, ведьма, с тревогой, заметила общие тона ментального пространства из золотистых становятся фиолетовыми и темно-бордовыми. Ничего хорошего эти цвета не обещали. Спектр смещался в сторону безумия и агрессии. Вереск протиснулась обратно под купол, вернулась в себя и отняла руки от ушей.
-- Ай да ведьма! Ай да молодец! – похвалила сама себя норвежка.
Дальше был ворох каких-то мелких дел, которых она даже не запомнила. Не хватало последнего штриха, осознанной точки. Она принесла из кухни старую железную кружку и кусок черного хлеба. В аптечке нашелся спирт. Вереск нацедила две трети и положила хлеб поперек, как мостик. Первая потеря в начавшейся войне.
Во дворе Лесного замка собрался погребальный отряд. Тело хозяйки вынесли во двор и положили на стол, наспех построенный из пустых патронных ящиков. Иван-Чай была одета богато и празднично. Не имеющий себе равных ансамбль, пошитый в ателье Славы Зайцева, сверкал вышивкой в народном духе. Серебро, золото и жемчуга тускло мерцали в свете Луны. Магические артефакты и просто украшения, золотыми ручейками растекались по неподвижному телу, и сбегали вниз, на патронные коробки.
Две молодых ведьмы принесли знамя и заботливо укрыли матушку голубым полотнищем, словно теплым одеялом, спасающим от простуды. Они не стали накрывать ее с головой от того, что лицо Иван-Чай было настолько прекрасно, спокойно и величественно, что рука бы не поднялась скрыть такую красоту. Иногда об умершем говорят – как будто спит. У матушки Иван-Чай сна не было ни в одной черточке. Хозяйка прикрыла уставшие за день глаза, только и всего.
Иван Иванович долго стоял неподвижно, не в силах отвести взор от нечеловеческой красоты и покоя. Невозможно было поверить, что мертвое может быть настолько совершенным и притягательным. Позабыв о времени, судьбе и реальности, генерал Край с восторгом ощутил, что некое поле из чувств и желаний медленно овладевает его волей и зовет к себе. Генерал вздрогнул всем телом и наваждение прекратилось. Неторопливо приблизился, наклонился и поцеловал в холодные губы.
Никто не услышал, как он прошептал, очень быстро и очень тихо:
-- Прости!
И ушел прочь со двора. Исшед вон плакася горько.
Когда генерал покинул двор, всем, кто там был, существенным образом полегчало. Высокий вольтаж чувств Ивана Ивановича не был тяжелым грузом только для него. Благоговейная тишина рассыпалась плачем, словами, всхлипываниями, шагами, да разной звучащей ерундой.
Последним к матушке подошел майор Сергей с ее собаками. Псы бросились ко своей хозяйке со всех ног, тыкались мордами в голубое полотнище прапора, искали мокрыми носами любимые руки и пробовали лизнуть в щеку. Майор хотел прикрикнуть на четвероногих, но осекся на полуслове. Нельзя кричать на собаку в присутствии её хозяина. Такой поступок унижает и пса, и его человека. И не важно – мертвые они или живые, ведь унижать умерших тоже нехорошо и нехорошо весьма.
Матушку Иван-Чай завернули в самый красивый ковер из тех, что были в доме. Две ведьмы, летящие нога к ноге, должны доставить ее на Ведьмин камень. Еще двум сестрам вручили по мешку личных вещей уходящей. У Вереск была своя забота – сестра Гербера. Белокурая бестия метлу водить не умела, высоты боялась и лететь не хотела. Чувствуя, что терпение заканчивается, маленькая норвежка уповала на своё долготерпение. Но никак не могла его найти.
— Вот смотри! – едва сдерживаясь, отстреливалась телеграфными фразами Вереск, -- я две метелки вместе! Твою и мою! Двухместная метла! Сидишь и держишься! Лететь десять минут! И обратно десять! Не могу же я за тебя все сделать!
Гербера смирилась, разместилась на метле и, что было сил, вцепилась в сестрицу Вереск. Предводительница, сунув пальцы в рот, свистнула чуть тише пригородной электрички. Караван поднялся над землёй, включил режим половинной видимости и бесшумно скользнул в сторону Луны.
Сестра Вереск пыталась настроить себя на драматический лад. Тщетно. Сидевшая позади Гербера, обнимала так плотно и крепко, что летчица не могла пошевелить ни рукой, ни ногой. Но это полбеды. Настоящая беда состояла в невозможности свободно дышать. То ли шарф, то ли воротник, то цепкие руки пассажирки – но ведьма задыхалась так, что в глазах темнело. Бороться с испуганной женщиной, сидя на жердочке, в двухстах метрах над землёй – нереально. Упадут обе. Пилотесса с трудом тянула носом воздух и изумлялась, насколько сильным человека делает страх.
Славные финские лешие выполнили просьбу процентов на триста. Дрова были сложены в аккуратный восьмиугольник, рядом стояла железная канистра, а к высокой ветке был подвешен зажжённый масляный фонарь.
-- Сестры, добрые лешие совсем не оставили нам работы! – Вереск почувствовала в своих фальшь и ей расхотелось говорить, -- пожалуйста, сделайте красиво! И дайте факел для Герберы!
За несколько минут она попыталась объяснить женщине, с сотрясением мозга, что надо говорить в прощальной речи, а чего там говорить не стоит. Выступать можно минут десять, больше не слушают. Поджигать следует со стороны ног и стоять лучше с наветренной стороны. В конце самая младшая должна сломать метлу ушедшей и бросить обломки в костер. Дальше поем на латыни заклинания и водим хоровод. Впрочем, танцы не обязательны. И все.
Гербера смотрела ей в глаза злым, испуганным взглядом.
-- Раз ты такой знаток, ты и выступай!
-- Если я выступлю, меня и в командиры выберут. Это традиция. Речь говорит преемник. Мне это не нужно. Если бы я хотела этой должности, я бы тебя, вообще, сюда не повезла. Чуть не задохнулась в твоих объятиях!
-- А если никто не выступит? – Гербера нашла последнюю надежду.
-- Во-первых, это позор. Во-вторых, ковен может выбрать свою тетушку. В-третьих, для тебя путешествие будет закончено, -- Вереск закурила трубку и посмотрела куда-то далеко-далеко, в другие времена, может быть прошедшие, а может – грядущие, -- только, пока я здесь, такой вариант не пройдет. Пойдем, сестры ждут нас.
Сестра Гербера сделала несколько шагов, топнула ножкой в изящном сапоге и злобно прошипела:
-- Будет вам речь, не жалуйтесь потом!
Выступление было замечательным. Гербера рассказала историю ведьм, начиная с первой жены Адама – Лилит. После общей истории, она перешла к биографиям отдельных исторических дам, о которых было доподлинно известно, что они являлись ведьмами не в переносном значении этого слова. Агарь, Иродиада, Мария Медичи, Софья Ковалевская, Елизавета Вторая, Долорес Ибаррури, Александра Коллонтай и певица Шер – все они были ведьмами, да еще какими! К этому месту в рассказе, все уже замерзли и очень хотели домой. Но лектора было не остановить. Теперь она толковала о ведьмах предполагаемых, в частности, о космонавте Терешковой. Слушатели с ненавистью сверлили в Гербере дырки своими взглядами, что не мешало ей продолжать повествование. Вереск обняла говорившую покрепче и очень строго сказала ей на ухо:
-- Заткнись и поджигай!
Сестра Гербера вздохнула и пришла в себя. Подбежала молодая ведьма с горящим факелом. Двигаясь, как в забытом сне, ученица и преемница матушки Иван-Чай подошла совсем близко и всмотрелась в лицо уходящей. Ей показалось, что Иван-Чай ждет от нее какого-то последнего слова или знака. Гербера нервно и быстро рылась у себя в памяти. Бесполезно. Душа молчала, словно немая. Откуда-то из темноты и холода всплыли звуки, давно ждавшие своей очереди:
-- Убирайся к дьяволу, сука! – тихо и уверенно.
Пропитанные керосином дрова вспыхнули моментально. Языки пламени, прыгая с полена на полено, добрались до верха и жадно принялись за дорогое угощение. Потемневший дым, стал тяжелым и маслянистым. Костер полыхал, как единый факел, поднимаясь выше лесных деревьев. Огонь гудел, трещал дровами и выбрасывал в черное небо облака дыма с копотью.
Скрываясь за стволом высокой сосны, старый леший Маттила наблюдал за происходящим. Слёзы катились из глаз и пропадали в седой бороде и длинных усах. Из-за усов старик был
