Тайга погружена в сонное оцепенение

до конца поняли всю дикую мощь прошедшей стихии. Река и гиганская масса залома смахнули многотонный валун со своего места и уволокли куда-то в неизвестность.
Не успели московские гости до конца отойти от осознания прошедшего, как новое действие ввело в их в шоковое состояние. Сначало до их ушей донесся переливчатый человеческий крик.
- Эге-ге-ей!!!
Подняв голову Золотов увидел на крутом обрыве противоположного берега человеческую фигуру. По прямой здесь было метров триста, не меньше, но и финансист и полковник мгновенно узнали его. Человек с карабином за плечами и собако у ног мог быть только их старым знакомым Семёном Астаховым.
43. Иисус, Никола, или Эскери?
То, что тогда на пожаре он остался жив, Астахов называл не иначе как чудом. Упав с трёх метровой высоты он плашмя, всем телом ударился о землю и потерял сознание. Очнулся он скоро, и первое что почувствовал -нестерпимый жар. Даже дышать было больно, горячий воздух болезненно обжигал лёгкие. Одежда н нём раскалилась настолько, что обжигала кожу и начала дымиться. Попробовав повернуть голову в сторону пожара Семён почувствовал такой сильный ожёг, что не смог открыть глаза, а со стоном отвернувшись вплотную подполз к тёплым камням скал и сьёжившись там клубочком начал молиться.
- Господи, - шептал он запёкшимися губами вроде бы забытые бабушкины молитвы, - отведи от меня чашу сию,... рано мне ещё умирать... Бог ты мой, Никола Угодник, Эскери, бог тайги, спаси и защити!...
Сейчас Астахов был готов взывать хоть к кому, хоть к Будде, хоть к Аллаху, лишь бы он помог выжить. Сквозь треск и рёв огня Семён расслышал сверху отчаянный скулёж своей лайки, но ему уже было ни до чего. Всё отчаяней и быстрей шептал он свою необычную молитву: - Господи, Исусе Христе, Никол Угодник,... Эскери, спаси и помоги!...
Мысли его путались, казалось он сходил с ума от этого нестерпимого жара. И тогда организм сделал то единственное, что он мог сделать в такой ситуации - отключил сознание.
Когда Астахов очнулся было по прежнему жарко, но что-то изменилось, неуловимо, немного, но стало по другому. Несколько раз вздохнув Семён понял, что воздух уже не обжигает лёгкие. И снова он расслышал сверху нетерпеливый скулёж лайки, затем что-то тяжёлое обрушилось рядом, и вскоре мокрый собачий язы окончательно привёл его в чувство.
Приподнявшись с земли Астахов оглянулся назад и не поверил своим глазам. Пожар, сникая, уходил обратно. Последние два, три ряда деревьев стояли почерневшими, обугленными, но не сгоревшими.
"Ветер сменился, - понял Семён, и упав обратно на землю подумал, господи, кого ж теперь благодарить: Тебя, Николу Угодника, или Эскери?"
Странно, но этот вопрос с навязчивостью мании преследовал его ещё долго. Он брёл по выжженой земле по колено в горячей ещё золе, чувствуя боль в ногах от раскаленных сапог, временами скрипел зубами трогая обгоревшее лицо, а сам дума именно об этом: кого из богов благодарить за своё чудестное спасение? Как понял потом Астахов это было чем то вроде краткого помешательства. Долгие часы он не мог думать больше ни о чём, только об этом. К вечеру он окончательно впал транс, весь мир качался у него перед глазами, выгоревшая, почерневшая тайга ещё больше угнетала его сознание. Он и сам не заметил как бросил карабин и пошатываясь брёл не понимая куда и зачем. Бог оберегал его и на этот раз. Охотни благополучно обошёл все многогчисленные ямы заполненые ещё горячими углями, падение в них было бы смертельным для него, даже если бы он смог выбраться, но получил бы такие ожоги, что протянул бы недолго и умирал долго и страшно. Уже в темноте он свалился с откоса и закричал во всю глотку, но не от боли, а от неожиданности и счастья. Холодная вода таёжного ручья мгновенно привела Астахова в себя. Он долго лежал в воде, чувствуя как вода холодной рукой массирует его измученое тело. Каждая клетка его организма впитывала эту живительную прохладу, а над головой невероятными бриллиантами сияли тысячи и тысячи звёздных алмазов...
На следующий день Семён два часа шел обратно по своему следу в поисках карабина. Хорошо ещё что его следы хорошо различались на обугленой земле. Астахов поразился что он прошёл мимо стольких ям-ловушек, по косогорам и оврагам, та где и в памяти то пройти было сложно чтобы не упасть.
"Видно действительно бог вёл меня за ручку, - думал он с тоской, разглядывая выжженый пейзаж. - И всё-таки кого благодарить мне за спасение?"
Компромисное решение пришло само собой: "Воздам всем по заслугам, и Исусу, и Эскери, и Николе Угоднику. Только бы добраться до людей."
После этого к философским проблемам он больше не возвращался, и найдя карабин отправился дальше, на Юго-Запад, туда, куда дул вчерашний спасительный ветер.
На вторые сутки он вышел к большой реке, и пробираясь вдоль берега стал невольным свидетелем спасения Золотова и Степаныча от чудовищной смерти под многотонной массой залома. Даже повидавшего виды Астахова поразила жуткая картина этой природной катастрофы.
"А их бог видно тоже любит, - подумал он, рассматривая две маленьких фигурки на другом берегу реки. - Ну что ж, далеко нас господь не разводит, даст бог и ещё свидимся". И nunrmhj двинулся вдоль берега, приглядывая среди выброшеног рекой наносник брёвна для будущего плота. Надо было как-то перебираться на противоположный берег.
44. До предела.
Дождь перестал идти ещё через сутки. Путь Золотова и Степаныча по прежнему шёл через вымершую тайгу, и они дошли до какого то предела физических сил. Золотов потерял в реке свою фуражку, истрепанная куртка была надета на голое тело, но ещё трудней пришлось Степанычу. Ботинки его сгинули где то на дн реки, штаны пошли на верёвку, хорошо ещё синтетическое трико прикрывало ноги полковника от многочисленного сушняка. Что бы хоть как-то предохранить ступни, он оторвал рукава куртки и обмотал их остатками самодельной верёвки. Получилось что-то вроде "обмоток" времён первой мировой войны.
- Дожили, - пробормотал он, рассматривая свою обновку, - сейчас про нас можно песни петь, "Бежал бродяга с Сахалина"... И как ты мои ботинки не мог удержать?
- Ты на моём месте тоже не мог бы их спасти, - раздражённо ответил Золотов, всё поглядывая на серое небо. -Чёрт знает что, то сушь на неделю, то дождь на три дня. И эта вымершая тайга... Как по огромному кладбищу идём. Ты помнишь Арлингтонское кладбище в Вашингтоне?
- Нет, я там не был. Зыбун тогда с тобой ездил.
- Вот оно похоже на эту тайгу. Белые кресты ровными рядами, и больше ничего.
- Ладно, пошли, только Егорыч, подыхать будешь, завещай мне свои башмаки.
Золотов зло сплюнул в сторону.
- Ну у тебя и юмор пошёл, господин полковник.
- Полковник кончился, да и господин скоро, похоже, тоже.
Тронувшись с места Степаныч запел было мелким, дребезжащим голосом:
- "Славное море, священный Байкал...", - но быстро скис и дальше уже шёл молча.
В эту ночь Золотову показалось, что он уже не увидит рассвета. Не было никакой защиты от дождя, они прикорнули сидя около большого, высохшего дерева и за ночь не проронили ни слова. Холод пробирал, казалось, до самой души. Тел оцепенело, уже не хотелось никуда идти, думать, шевелиться, да и жить тоже. Ночь казалась соизмеримой с вечностью, и когда серый рассвет потихоньку начал вытеснять черноту ночи, Золотов удивился что ещё жив, может дышать, шевелиться, да и просто жить и думать. Когда рассвело настолько, что можно было без проблем идти пробираясь через буреломы, финансист с трудом встал и тихо обратился к своему спутнику.
- Пошли, Степаныч.
Тот не ответил, даже не пошевелился, пауза затянулась и Золотов испугавшись наклонился над полковником, протянул руку, чтобы тряхнуть его. Но в этот момент артиллерист открыл глаза и медленно повернул голову в его сторону. Выглядел полковник ужасно: серое лицо, впавшие щёки, кое где клочками торчала седая двухнедельная щетина, большой, водянистый ожёг на левой щеке, сгоревшие брови и ресницы ещё больше подчёркивали эту жуткую ассиметрию его лица. Но больше всего финансиста поразил взгляд телохранителя - бессмысленный, мёртвый.
- Пошли, Степаныч, - снова повторил он.
- К-куд-аа? - странно растягивая звуки еле слышно отозвался onkjnbmhj.
- Вперёд, куда же ещё.
- З-зачем? - всё с той же странной интонацией спросил Степаныч.
- Пошли, хватит задавать идиотские вопросы! - уже с раздражением ответил Золотов. - В дороге согреемся.
Но полковник по прежнему не сделал даже попытки встать, и даже снова закрыл глаза.
- Степаныч, хватит спать, пошли! - уже теряя терпение взорвался миллионер. Но его телохранитель даже не дёрнулся, и тогда Золотов схватив Степаныча за воротник куртки попробовал поднять того с земли. Это ему не удалось, он сам слишком ослаб для подобных упражнений. Но своего он всё таки добился.
Полковник вышел из своего транса, он медленно поднялся на ноги, покачиваясь сделал два шага вперёд, развернулся лицом к хозяину и с неожиданной злобой взглянул на него.
- Чего тебе надо? - всё так же тихо, но уже не нараспев спросил он Золотова. - Куда ты меня тащишь? Дай спокойно сдохнуть.
- Ты что Степаныч, хватит помирать, пошли...
На слова Золотова полковник, казалось, не реагировал. Нашарив на поясе нож он вытащил его и медленно начал надвигаться на Золотова. Тот сначало опешил, он хотел сказать: "Ты что, Степаныч, брось шутить!", но слова сами застряли горле лишь только он увидел горевший в глазах полковника огонёк злобы.
- Ты меня сюда... завёл, ты хочешь... меня убить и сьесть... я ведь знаю... я хорошо тебя знаю. Ты и Пашку... сьел.. и доктора..
От этих слов Золотов опешил, а Степаныч уже был близко, плавно отведя руку он столь же плавно попытался удирить Золотова ножом в бок. Но у финансиста сил оставалось больше, вспомнив школу покойного Зыбуна он поставил левой руко блок, а правой коротко ударил полковника по лицу. Не смотря на то, что в этом ударе не было главного - мощи и силы, Степаныч всё таки упал на землю, но полежав несколько секунд снова начал подниматься, всё так же держа нож наготове. Не дав ему разогнуться Золотов ногой ударил полковника по лицу, то опрокинулся назад, но успокоился совсем лишь получив ещё один удар ногой по голове. Со стороны казалось, что вся эта драка идёт в замедленном повторе, настолько плавными были движения дерущихся.
Отдышавшись и справившись к подступившей к горлу дурнотой Золотов пошатываясть от головокружения подошёл к поверженному телохранителю и подняв с земли нож откинул его в сторону. После этого он опустился рядом с полковником и спросил его:
- Ну, ты пойдёшь или нет?
Тот простонал, слабым движением потрогал набитую сапогом хозяина шишку на голове, и открыв глаза в свою очередь спросил : - Ты чего это драться полез,.. Егорыч?
Голос у полковника в этот раз был нормальным, с нотками недоумения, и финансист с облегчением вздохнул : -Слава богу! Очухался вроде.
Он помог подняться полковнику, поискал глазами нож, но к своему удивлению не нашёл его. Искать он его не стал, подступившая усталость вызвала очередной приступ апатии. Подняв с земли непомерно тяжёлое ружьё Золотов подхватил под руку шатающегося полковника, и они двинулись дальше. Теперь они еле ковыляли, часто отдыхая и ещё чаще падая от головокружения и усталости,