пятеро погибших. Кто поверит, если в жилом массиве Старой Сортировки сотни домов сложились, уподобляясь карточным. Учитывая прераннее утро, когда люди находились дома и безмятежно спалиТо надо быть идиотом, чтобы… А… Пойдем… — Махнув рукой и сплюнув под ноги, — заключил. — Обычное советское вранье. Завралась власть окончательно и наш терпеливый народ, в конце концов, смел ее, как какую-нибудь мерзость.
Через сотню метров показался довольно низкий берег пруда. Владимир Игоревич, озираясь, присматривал местечко, как он выразился, удобное лежбище для двух тюленей. Бросив на песок махровую простыню, стал снимать футболку и брюки. Взглянув на воду, потом на солнце, начавшее крепко пригревать, воскликнул:
— Хорошо!.. В памяти всплывает побасенка…. Шел слон по лесу, случайно наступил на муравейник. ТАСС сообщает: жертв и разрушений нет. Прямо в точку, не так ли сынок? — Он громко расхохотался. — Вот бы повстречаться с автором… С каким удовольствием пожал бы ему руку.
Мартьянов-старший, будучи чрезвычайно далеким от газетной кухни, не имел представления о небольших, но важных нюансах, а потому необходимо пояснить.
Перед самыми первомайскими праздниками 1986 года вблизи Киева произошла трагедия, одна из многих в те годы, но одна из самых тяжелых — взрыв реактора на Чернобыльской АЭС. Как всегда, последовало умиротворенное, не соответствовавшее масштабу катастрофы, сообщение ТАСС. А в праздничном номере областной партийной газеты «Уральский рабочий», на четвертой странице сатиры и юмора «Веселухин ложок» , среди прочего, появилась та самая побасенка, наделавшая много шума в партийных кругах. Секретариат обкома КПСС посчитал за злобную идеологическую диверсию. Главному редактору досталось, конечно. Хотя времена были горбачевские, либеральные и благодаря этому все отделались легким испугом. Повезло! При «великом и мудром» Сталине пошли бы по страшной статье 58 УК, причем, не только автор, а и главный редактор, ответственный секретарь, выпускающий, но также и цензор, залитировавший номер газеты со злополучной побасенкой, стало быть, давший разрешение на печать.
…Владимир Игоревич зашлепал по песчаному мелководью. Прошел, пожалуй, метров сто. Вода стала ему по пояс. Обернулся, помахал рукой.
— Следуй моему примеру, сынок!
Нырнул, а потом мощно по-молодецки, несмотря на возраст, поплыл к противоположному берегу, где за зарослями чертополоха виднелись дряхлые постройки.
Призыв не остался без отклика.
А через полчаса отец и сын лежали под обжигающими лучами июльского солнца на общей простыне, испытывая , как выражается молодежь, крутой кайф.
Вот, вспомнив про строжайший и обязательный для исполнения наказ жены, Владимир Игоревич встал, взял полотенце, пошел к воде, смочил, отжал, вернулся и заботливо прикрыл голову сына. При этом, усаживаясь рядом, пошутил.
— Хочешь, чтобы за недосмотр мне досталось?
Сын, смежив ресницы (забыл захватить защитные очки)и оставаясь лежать, лишь улыбнулся. Отец остался сидеть, внимательно разглядывая мускулистое тело сына. После возвращения из армии, хотя и прошло уже пять лет с гаком, вместе впервые на пляже. Как-то всё не получалось. Он разгладил кожу на месте очевидных травм ноги, от которых остались лишь рубцы, вздохнул.
— Не болит?
— Давно, пап, отболело. Не волнуйся…
— Мать места не находит… Переживает. Нет, чтобы её успокоить.
— У меня со здоровьем всё в полном порядке. Только подумай, пап, стал бы я выступать за сборную института по волейболу, если?.. Не враг себе.
Отец кивком подтвердил.
— Конечно, сын, так оно, но… О том же твержу Анюте, а она… Просыпаюсь ночью — вся в слезах… Переживает, а ты скрытничаешь… Как русский партизан в гестаповском застенке… Ты один у нас… Понимать надо…
— Понимаю, поэтому не хочу вспоминать… Только хуже будет. Надеюсь, ты на моей стороне, а?
— Вот… Пытаюсь понять, а…
Владимир Игоревич понимает, что не по-мужски хныкать о болячках, тем более, что они давно вылечены и не сигналят о себе. Он про себя, осмотрев последствия травм на ноге, подумал: «Нет, явно не огнестрельные ранения… Но что?.. Где получены явно серьезные травмы? От кого можно узнать правду?»
Отец, помолчав, решил поделиться догадкой и посмотреть на реакцию сына.
— в Тбилиси происходили события, в которых грузины затеяли бузу. Угрожали, я это помню, прокремлевскому ЦК компартии расправой. Не там ли пострадал, а?
Сын не сразу ответил на прямой отцовский вопрос.
Что касается, как выразился Владимир Игоревич, «бузы», то, действительно, по весне 1989 года (не первые и, увы, далеко не последние) антисоветские волнения, говоря бюрократическим обтекаемым языком, имели место быть.
Тогда местные партийные вожди, перетрусив, спасая свои шкуры, кинулись за помощью к генералу Родионову : спаси, мол, дорогой. Тот спас. Если верить тогдашним утверждениям депутата и доктора юридических наук Собчака , действия генерала были самовольными, потому что, во-первых, использование вооруженных сил в полицейской операции без предварительного согласования с Москвой недопустимо, во-вторых, армией при подавлении мятежа была проявлена неоправданная жестокость, в результате чего некоторые протестанты были тяжело изувечены, в том числе женщины и дети.
Пауза насторожила отца. Ему показалось, что он попал в точку. Но…
— Бог миловал, пап, — Игорь притворно рассмеялся.
— Да? Но ты сам говорил, что твой батальон находился в пригороде Тбилиси.
— Находился, но ни в чем таком мой батальон не участвовал — это совершенно точно. Я бы знал. Во-первых, не по профилю, пап: мы — химзащита, а в тех события, скорее всего, были задействованы саперные части. Я откуда-то помню, что ранения бунтующим были нанесены саперными лопатками.
— Так, именно так! Депутаты именно по этой причине особенно возмущались. Была даже создана парламентская комиссия, по горячим следам расследовавшая факты и потребовавшая привлечь Родионова к ответственности за самоуправство и превышение должностных полномочий.
Сын, сидевший и смотревший на водную гладь, по которой пробегал легкий ветерок, отрицательно мотнув головой, и уже с большей твердостью в голосе сказал:
— Нет-нет, мои сослуживцы, как говорится, не при делах.
— Они — да, а ты?!
— Тем более, пап. Мне ли не знать?
Отец продолжал сомневаться.
— Сопоставляя факты…
Сын прервал, потому что не хотел продолжать не интересующую его тему.
— Ну, пап, какие еще факты?!
— Обыкновенные, сын. Ответь мне, батальон в то время стоял в пригороде Тбилиси?
— Всё верно.
— Скажи, почему ты ничего не знаешь о той кровавой бойне?
— Я не из любопытных… Отцы-командиры приучили не совать нос туда, куда мне не положено.
Владимир Игоревич упрямо добивался правды, поэтому торжествующе воскликнул:
— А я знаю!.. Точнее, почти уверен.
Сын теперь уже искренне рассмеялся.
— В таком случае, просвети.
— Смех твой неуместен. Грузины-бузотеры чуть не убили… Отшибли память, поэтому и ничего не можешь рассказать. Разве не так?
— Нет, пап, совсем не так.
— А как? — Владимир Игоревич, не дождавшись ответа, спросил. — Почему ты вернулся из армии не в конце декабря восемьдесят восьмого года, как это положено, а лишь в мае следующего, то есть вскоре после подавления бунта? Сошлешься на совпадение?
— Сошлюсь и даже охотно, пап. В жизни случается и не такое.
Чтобы (хотя бы на время) прекратить отцовские расспросы, сын встал, потянулся.
— Не пора ли, тюленям окунуть разгоряченные телеса? Как считаешь?
Отец и сын вошли в воду. Через четверть часа они вновь были на берегу и вновь принимали солнечные ванны. Они, всецело поглощенные в мысли, а они были у каждого индивидуальны, но одинаково тревожили обоих. На лице отца читалась хмурость и недовольство, а у сына, наоборот, блуждала улыбка.
«ТЮЛЕНИ» НЕСКОЛЬКО МЕНЯЮТ ТЕМУ
Справа, из-за мыска, где размещалась база яхт-клуба «Металлург», показались две яхты под белоснежными парусами. Плыли медленно по причине еле заметного ветра. На яхте, что плыла ближе к берегу, стояли трое: мускулистый молодой блондин, управлявшийся с парусом, и девчушки, чей счастливый смех, перемежающийся короткими озорными визгами, перекатывался по водной глади.
Владимир Игоревич вздохнул.
— Эх, молодость, — с некоторой печалью произнес он.
— Хороши, не так ли, пап?
Отец фыркнул.
— Анюта не хуже… Была… В их пору…Парни хороводились вокруг… Никакого отбоя… Трудно приходилось, поэтому поминутно держал хвост пистолетом… Своё не упустил, Анюта стала моей… До сих пор люблю… Мне кажется, даже пуще прежнего…. Нет, не кажется… В этом уверен.
— Особенно, пап, прекрасна та, что справа, та, что в бело-голубом крошечном купальничке. Богиня!..
Отец вновь хмыкнул.
— Природа не поскупилась, богато одарила всеми прелестями, — сказал и не преминул при этом добавить, — как и по части твоей матери.
Сын, уже сидя, провожал взглядом уплывающую красоту.
— Помню, как ты, пап, на руках носил свою Анюту. Есть свадебная фотография, где…
Отец прервал.
— Да-да, сын! — горделиво воскликнул он и заулыбался. — От самого ЗАГСа на руках нес свою драгоценную пушинку, а это, без малого, три километра, — Владимир Игоревич вздохнул и погрустнел. — Я бы и сейчас, но, увы… Пушинка чуть-чуть потяжелела, а я малость ослабел.
— Ты по-прежнему, пап, хоть куда.
Отец отмахнулся и проворчал:
— Никуда не годен… Остались лишь воспоминания… Отец замолчал и через минут пять, желая повернуть разговор в несколько другую сторону, настороженно спросил сына. — А на твоем горизонте все еще никого? — Игорь утвердительно кивнул. — Что так? Анюта сильно тревожится, хочет видеть внуков… И я… Пора бы… Скоро двадцать восемь простучит.
— Я, пап, об этом тоже думаю.
Владимир Игоревич в сердцах проворчал:
— Не думать надо, а действовать. Что с тобой не так? Почти шесть лет, как вернулся из армии и… Тебя, как будто, подменили. Помнишь, выпускной? Гроздьями висли девчонки. И самые красивые. И на проводах в армию, вспомни, сколько одноклассниц (и каких!) рыдали, проливали слезы, обещая дождаться. Где же они? Испарились?
— С девчонками всё в порядке, многие обзавелись детьми.
— Еще бы! Столько лет прошло, сколько воды в реках утекло…
— Я, в самом деле, вернулся из армии другим: повзрослевшим и с другими жизненными принципами, в том числе, по-другому смотрю на девчонок…
Владимир Игоревич рассердился и недовольно фыркнул.
— Глупости! Никакие принципы не отменяют главного — продолжения человеческого рода.
— Пап, но что я могу поделать, если не встретил до сих пор свою, единственную и неповторимую. Попадется на глаза девушка, подобная моей матери, и тотчас же потащу в ЗАГС. Не мешкая ни минуты, женюсь. Клянусь! И подарю вам замечательных внуков — можете не сомневаться.
— Когда рак на горе свистнет…. Если все дни будешь торчать на заводе и напрочь игнорировать женский пол. Ветром, что ли, надует, а?
— По большому секрету, пап: две недели назад в троллейбусе познакомился с девчонкой… Студентка пединститута…
—Вот отсюда, сын, поподробнее
Игорь громко рассмеялся, чем привлек внимание соседей по пляжу.
— Увы, подробностей пока что не имею.
Владимир Игоревич поскучнел.
— Но на вид… Хорошенькая?
— Несомненно! Я, похоже, втюрился. Я не верил в любовь с
| Помогли сайту Реклама Праздники |