инвалидов сдадут!
L На кой я им нужен?
L Никому в этой жизни не нужен!
L Даже пиво не продали!
L Не хочу больше жить!
L Телефон молчит!
L Даже не звонят!
L Ну хоть кто-то, хоть эсэмэсочку!
L Чёрт, нельзя плакать, нельзя!
L Обиииднооо!
L А говорила, что любит...
L И на фига меня рожали?
L В первом классе у всех велики были новые, а я до второго на Ольгино девчачьем катался.
L Ольге всё покупали, а мне ничего.
L Ей всегда новый телефон, а мне её старенький.
L И ноут не купили новый. Отец свой старый отдал.
L И шоколадки ей покупали, а мне нет, типа врачи запретили, да просто жадничали.
L Я не хочу так больше жить!!!
L Пашка всем прокатиться на "Ямахе" дал, а мне нет. Слабый, говорит, не удержишь!
L Разве друг это?
L С Митькой с садика дружим...
L Дружили...
L Нет друзей у меня...
L Никому не нужен!
L Обиииднооо!
L Интересно слёзы высохнут, пока буду лететь?
L Если нет, все смеяться будут.
L Завтра и так все ржать будут, когда узнают, что все про днюху забыли.
L Не узнают!
L Больше ничего не узнают!
L День рождения в один день с днём смерти...
L Классно! Фиг им, а не лишний праздник!
L Да им всё равно!
L Бабушку жалко, вот она меня любит...
L Надо было к ней уехать!
L Из-за друзей остался, из-за любимой...
L Думал, что друзья...
L А говорила, что любит...
L Если вниз головой, то сразу насмерть, точно...
L Да, это единственный выход!!!
Борька повернул ключ и шагнул на крышу. Тучи густыми клубами, неслись по небу, как тёмные океанские волны.
Ветер взлохматил кудрявые вихры Борьки, принципиально не стриженные и очень бесящие Аду Дмитриевну, математичку, пробрался под толстовку и ознобом пробежал по телу. Парень подошёл к краю. Внизу расстилался унылый серый город, изредка поблескивая недоопавшими листьями берёз и кровавясь там и тут красно-бурыми осинами.
"Одним пятном будет больше..." – Подумал Борька и шагнул на самый край.
Вдруг сзади раздался стук и знакомое покряхтывание. Парень резко обернулся, покачнулся и чуть не сорвался вниз. От выхода на крышу к нему шёл дядя Петя. В тельняшке, семейных трусах почти до колена и босиком. Таким он был только тогда, когда пил. Деревянная нога гулко стучала по металлическим плитам крыши. Дядя Петя остановился метрах в пяти.
– Не дури парень! Потом даже пожалеть не сможешь. Поверь, порой, всё бывает не так, как видится вначале. Конечно, ты уже взрослый, и решать тебе. Вот только кости мне мыть будут: крышу я показал, ключи я не спрятал.
Дядя Петя развернулся и пошёл к выходу.
В колодце никогда не было связи. Телефон, вырвавшись на свободу крыши и, наконец, ухватившийся за тонкую волну вышки, заверещал, завибрировал, залился музыкой.
Вдруг небо прочертили молнии, совсем не характерные для октября, осветили бегущие грозовые небесные тучи. На миг показалось, что через волны видны спины исполинских тёмно-синих животных, уплывающих в небесную грозовую черноту. И грянул гром. А телефон надрывался. Сотни эсэмэсок всё сыпались и сыпались, как будто град с неба.
– Сын, ты где? Я же написала в записке, чтобы к четырём ты уже был в кафе "Парус".
– Борька, зараза, ты переодеться не успеешь!
– Боря, нет только тебя и Розки.
– Боря, так значит ты с ней!
– А говорил, что любишь...
– Бор, папахен тебе классное мото даранул, не хуже мово. Вместе рассекать бум. Давай уже быстрей. Жрать хочется, без тебя не садимся.
– Борис, ты уже взрослый, ну какого опаздываешь?
– Борька, Адушка тебе на подарок твой портрет вышила, прикольно.
– ...
– ...
– ...
Борька никогда не прочитает эти эсэмэски... Слишком много... Слишком поздно... Или...
Он летел по ночному городу, грозно рычал новенький мотоцикл. Сзади, крепко вцепившись в него, повизгивала Светка. Они буквально взлетели на высокий, выгнувшийся дугой, мост. Над ними летели тучи, клубились волнами, а между волнами плыли киты, синие-синие киты. Они мелькали тут и там, резвились среди бунтующих небес, сами навеки оставшиеся бунтарями. Может потому, что у них не было связи… Или потому, что у них не было дяди Пети...
Улетают киты - золотые небес пилигримы,
Словно сердца отрада уносится призраком вдаль.
И они, как и я, вечно прокляты, вечно гонимы.
У меня, как у них: одиночество, боль и печаль.
Нас зовут небеса отдохнуть в райских правильных кущах.
Вечный космос прозрачен, спокоен и сказочно тих.
Там, наверно, честнее, добрее, красивей и лучше
Ежечасной обиды, слезами пролившейся в стих.
