Денисович,- нагибаясь над пологом, вместо приветствия спросил уполномоченный особого отдела.
-А вы идите отсель, больше от вас ничего не треба. -выгнал женщин Варшавеня.
-А вот, я те про бой у Старицкого скажу. Вот та самая вражина Нинка от Невского побежала в бою к немцам и что-то кричала на немецком. Машка Батурина не зря на неё зуб точила.
На решение много времени не ушло - Варшавеня не успел даже докурить папиросу.
-Часовой! Зови Яковлева, -кликнул тот, нимало не заботясь о том, что партизан мог его и не услышать.
Но часовой услышал, бросил «Есть!» и тут же побежал за начособого.
Яковлев выслушал стоя, как и полагается начальнику особого отдела отряда перед уполномоченным и командиром, и произнёс:
-Одежду дозвольте снять? Не себе, хлопцам.
-Полушубок справь. Голой и босиком не веди только. А обувь там вели снять, а то знаю я твоих. Да и молва не нужна- рот каждому не закроешь.
Но поступил Яковлев по-своему.
Нину доставили двое охочих до расправ, которым Начособого доверял более всех.
-Одинцова! Как тебя, Нина Леонтьевна? Снимай полушубок и шаль, обувь тоже. Суше будут, гу-гу, -ухмыльнулся Яковлев.- Выходи, шпионка. Щас, расквитаемся. Пипец тебе!
-За что?! –ужаснулась Нина. –Я дочь героя советско- польской войны, подпольщика Леонтия Одинцова. Сама подпольщица.
-Да иди ж ты, гадина! Немцам на вражьем языке лопотала? Лопотала. Знаки им подавала? Щас с тобой поквитаемся. И скажи спасибо, что не трахнул тебя, -добавил особист.
Девушка обомлела. Вмиг от её уверенности и радости к жизни ничего не осталось.
Она хотела сказать, что пыталась обмануть немцев, ведь немецкий она знала прилично. Что не партизаны там, а полицаи, и стрелять по своим не нужно. Что шла она сюда в отряд биться с оккупантами…Ударом ствола в голову Яковлев прервал её речь и вытолкал наружу и, оставив с двумя партизанами, пошёл развеяться.
За лагерь шли молча. Партизаны шли чуть в сторонке, изредка командуя ей куда идти. От потрясения девушка не проронила ни слова. Шла она босиком и без полушубка, но холода не чувствовала. Одежду и обувь поделили оба добровольца ещё в землянке. Через минуту их догнал Яковлев.
Остановились у небольшой впадины.
Девушка обвела взглядом место, ей отведённое.
«Какие красивые эти сосны с рыжими стволами, с белоснежными шапками на зелёных лапах! Белые, как фата! И небо, такое синее... И…».
Выстрел пришёлся в голову. От хлопка вскрикнула лесная птица, улетела прочь. С ближайшей ели слетели снежные комья.
***
Мария Тимофеевна опять торопилась на вокзал. Нет, она никуда не собиралась ехать. Не к кому было. Её дом опустел давно, ещё в войну. Её домом стал вокзал.
И сегодня она спешила к нему, спешила к разгадке своей страшной тайны.
Пригородный поезд пришёл с опозданием. Батуриной не было, а Яковлев давно не выезжал из своей деревни.
-Уж спозаранку ты здесь, Михайловна! -окликнула её знакомая. –Опять ищешь кого?
-Ты же знаешь, про птенчика моего хочу разузнать. Кто и как, - отвечала мать убитой в военное лихолетье дочери. Она знала уже многое, но не то, что хотела, и не от тех, кто мог бы рассказать правду, как догадывалась она.
-С кем это ты сегодня, Матрёна? -поинтересовалась она?
-Мой свояк, ты ж видела у прошлом годе на майские.
-А-а-а!- протянула Марья и, не выглядев никого из тех, кто мог бы её заинтересовать, пошла по перрону, заглядывая в окна вагонов, как будто и там мог быть след её материнского неизбывного горя, как будто и там, в вагонах, мог случайно оказаться задержавшийся её птенчик, её дочь, её Ниночка, её несостоявшееся счастье.
-Баба- пипец! -проронил свояк знакомой Марьи. -Партизаны, они ж герои. Если и убивали кого, так за дело. Пипец какой-то. Чтоб я тебя с этой дурой не видел. Я теперь в партшколе учусь. И, подталкивая Матрёну, пошёл с нею прочь.
***
Москва, Минск, Заславль 2016-2022 гг.
***
Вместо послесловия.
один из первых дней января 2023 года, Минск, проходная в Университетский городок с улицы Бобруйской. От проходной можно рассмотреть несколько зданий, в том числе и два небольших- старинное кирпичное и относительно новое. трёхэтажное. Оба здания из тех, что использовались полицией безопасности и СД, Sicherheitsdienst. В одном располагались "вершители" судеб, искалечившие сотни и лишившие жизни тысяч людей, в другом шла вербовка профессорско-преподавательского состава и фауманов. Наверное, тут штатный переводчик Михаил Горшков на приватных беседах сотрудников Штрауха к переводу добавлял личные слова в пользу "правильной" жизни за Рейх. И он же, наверное, присутствовал на пытках. Не мог не присутствовать. Новое здание на месте взорванного гитлеровцами. Но именно здесь пытали и калечили наших патриотов. Штраух, Хойзер, кто-то ещё из палачей, коим несть числа в просвещённой Европе...
Охранник, белорус лет 65 категорически отказывается пускать хотя бы на несколько шагов. На вопрос, знает ли он что-то об СС и СД в Минске, о том что было в 20 шагах от него, отвечает, что историей не интересуется.
Представляется: крики и стоны подпольщиков в 17 метров от этого охранника, а он знай себе, смотрит в небо и на аусвайсы. Должно быть у таких людей сильные нервы. На что ещё хватит этих людей? Страшно задаваться таким вопросом. А ведь это центр Минска, Университет, Беларусь, которую мы знаем как образец памяти о войне. А что же про глобализованную и оцифрованную Москву? А что про Европу, куда уехали Хойзеры, дезертировали из когда-то всесильного абвера осведомлённые Ганзены? Ведь это с ними мы и имеем дело сейчас. Вопросы, вопросы, вопросы...