Нина. Отрывок из повести

вопросов организации быта, ни питания- жили в основном на запасах, об источнике поступления их новоприбывшие не знали и знать не хотели. Ещё хуже было с дисциплиной. Партизаны вели свободный образ жизни, насколько позволяла военная обстановка в лесу. А тут ещё новый комиссар Фёдоров, всякий раз лез со своим мнением. Но комиссара Белик успокоил быстро: во время набега на деревню ткнул ему в грудь трофейным оружием, когда тот попытался остановить «экспроприацию» продовольствия у  двух пожилых крестьянок. С тех пор, и особенно после расстрела крестьян в ДАшках, комиссар в дела командира и начальника особого отдела не лез, только изредка, но убедительно возражал начщтаба Й. Фогелю, считая, что быт в отряде можно организовать иначе, а дисциплину, особенно по части «женского» вопроса, поддерживать надо, всё-таки боевая дружина. Вот так и поделили сферы влияния.
          Командир же на Фёдорова внимания не обращал и позволял себе лёгкую жизнь, и очень даже активную, и для «здоровья», и для «настроения».  Время от времени он велел доставить ему бутыль спирта из лесного лабаза, благо отбили от немцев целую цистерну. Цистерну, конечно, бросили, не тащить же по лесу. В схронах и лабазах расставили ёмкости, и только особо проверенным бойцам Лунин доверял пройтись по меткам за «лечебным средством».
        -Чего же не расслабиться? -однажды объяснил он Фёдорову. - Бой на Удре за нами? За нами. А кто командир? Я, а не ты, Фёдоров. Детский лагерь отбили? Отбили? Ну так и не лезь, комиссар. Мы ещё и не такое немцам покажем. Ты чем промышлял до войны? Математик? Студент, говоришь? Вот и считай сколько фрицев ухлопаем. Дай только отдохнуть. А подвигов мы с тобой ещё сотворим... Иди, не маячь.
        И он смачно выругался на непонятливого комиссара.

        Но чаще доставалось не фрицам, а своим же.
        Однажды, напившись, Лунин потребовал привести к себе молодого новобранца Николая.
        -Ну-ка напомни мне текст присяги! - повысил голос Лунин. –А ты слушай, Фёдоров! Пусть только запнётся!
        Белик и сопровождавший его Горошко повернулись к Николаю. Тот от волнения и испуга, что командир может дать приказ его расстрелять, нервно вспоминал слова.
        -Я, красный партизан боевой армии народных мстителей перед лицом своих товарищей приношу торжественную присягу и клянусь, что буду честно, не жалея своей жизни бороться с немецко-фашистскими бандитами, - заикаясь, вымолвил Николай.
        -Ладно, иди! -Скомандовал командир. –Я сегодня добрый.
        -Командир! Пусть читает до конца, можа, он дальше забыл. А шо! Я сам его шлёпну, - возразил Горошко.
        Николай в ужасе отпрянул в сторону. Он хорошо помнил, как тот в Дашках с Беликом участвовал в расстреле целой семьи с малышками. Расстреляли тут же и двух женщин, бежавших из Минска и на свою погибель устроившихся на постой в избе убитой- одежда беженок приглянулась гражданской жене Белика. Но в этот раз всё обошлось.
                ***
          В здании под вывеской «Фербингдунгштелле ОКВ» далеко за полночь горел свет. Курт ложился очень поздно- его новый шеф Ганзен свою работу любил и этого требовал от подчинённых. На сегодня была запланирована ночная встреча «на явке» для знакомства с агентом, профессором университета и связной –его дочерью. Представлять их должен был заместивший Крибитца энергичный Аксель Ганзен. Было ещё достаточно времени, и можно было подвести кое-какие итоги. Но в этот раз абверофицер думал об итогах личной карьеры. Курт был единственным сотрудником, к которому его новый шеф относился с подчёркнутым вниманием. И Курт знал почему.
        «Ну, старина, ты уже в абвернебенштелле. Сам Ганзен твой шеф. А кто бы он был без меня?- с ехидцей ухмыльнулся Курт. –Это же я вычислил в лагере Рудзянко, я же и узнал, что этот Рудзянко - шифровальщик. И я же предложил Либху поместить в лагерный лазарет с заданием создать мнимое лагерное подполье военнопленных среди действительных подпольных бандитах. И если бы не моя идея, не видать бы Ганзену должности начальника минского абвера. Так и оставался бы при Крибитце. А если сработаемся – как пить дать возьмут обоих в штаб Остланд или даже в Берлин. Он ещё далеко пойдёт. Если я ему позволю. Мы теперь в одной связке. Он-то знает, чем мне обязан.»
        Но Ганзен не пришёл. Без его команды на конспиративную квартиру, которую ещё днём занял профессор, Курт идти не рискнул из опасения, что нарушит инструкцию. Да и поучиться у матёрого начальника не мешало бы. Курт расстегнул воротник мундира и не снимая сапог улёгся на кожаный диван. Ночь прошла быстро. Под утро прибыл шеф в самом скверном настроении.
«Не спал», - оценил состояние начальника офицер.

        Так оно и оказалось.
        Ганзен поинтересовался, есть ли знакомые у Курта в IV управлении, или хотя бы у его приятелей по лагерю.
-Есть влиятельный заказчик в ТОДТ. Постараюсь привлечь. А что за необходимость?- немного подумав, ответил подчинённый.
        Аксель Ганзен предложил офицеру присесть и с обречением несостоявшегося жениха объявил об очередном «проколе» его службы. По его уверениям, почти весь состав минских заговорщиков у него в списках в сейфе. Инициировать арест без санкции службы СС абвер не мог. Хуже того- его ключевой агент после Рудзянко- тот самый профессор и его дочь уже в руках службы СД. О пытках своих подопечных Ганзен не сообщил- Курту и без того было ясно, что минское гестапо (прим.: за пределами Рейха функции гестапо исполняли структуры СС, но для подавляющего большинства населения оккупированных территорий СССР они воспринимались как подразделения гестапо) не отличалось тонкостью работы.
        -Как всегда припишут себе весь наш с Вами успех. А эти двое у Хойзера будут в качестве вывески. Как легко же всё даётся этому «мяснику» - наш профессор работал в том же университетском здании, где устроило себе гнездо  гестапо.  Курите, Курт. И, если сможете, обмозгуйте, как нам помочь. Иначе до Невского нам не добраться. А по словам профессора этот Невский и есть их лидер.
Курту пришлось приложить немало усилий, чтобы вытребовать свидание с бывшим агентом и связной. Начальник гестапо опирался на друзей в Рейхе,  и даже, как поговаривали, имел выход на сионистские организации в Штатах, что позволялось немногим. Повлиять на него было непросто. Но коммерсант от ТОДТа нашёл дорожку к несговорчивому Хойзеру. От лишних денег от нужных людей, как оказалось, не он отказывались и в гестапо.

        Уже через несколько дней после получения сведений от профессорской дочери картина подполья была ясна, что, впрочем, для Ганзена не было главной целью. Ещё после первой облавы Ганзен горячо спорил с Крибитцем, тогдашним руководителем, что аресты подпольщиков не самоцель. Что толку от повешенных? Жители Минска уже привыкли к виселицам и в жестокости администрации убеждать их не было никакой необходимости.

        На совещании у Верховного комиссара он отстаивал своё требование о проведении мер по дискредитации лидеров подполья и праве на аресты. В последнем Кубе отказал –спорить с СС было не в его компетенции и не в его правилах. Но остальные полномочия для аусенштелле для игры с русскими потребовал Хойзеру обеспечить.
        Работа в помещениях «Фербингдунгштелле» закипела. После массовых арестов сотрудники Курта устраивали очные ставки малоценных, с точки зрения руководства абвера участников подполья с руководителями ячеек и давали понять, что и Невский, и ещё несколько человек связаны с гестапо. Допросы вели Ленц, Либгк и другие подчинённые Ганзена. В качестве переводчика выступал сам Ганзен, находчивость которого на допросах удивляла его «начальников»
        -Вам известно, почему Невский останавливался на Советской?- интересовался у очередного арестованного абвер-офицер Ленц. -Вам известно, что явка Невского в двух шагах, как говорят у вас, от полиции безопасности? Так вот, он знает всех, кто приходил к Одинцову, а молодые люди на его встречах- это фауманы. Вам не надо объяснять, где готовили фауманов?
        «Переводчик» услужливо объяснял допрашиваемому задачи фауманов и лишний раз подчёркивал связь Невского (Ковалёва) со штабом тайной полиции на территории Университета.
Методы абвера на этот раз вполне устроили Хойзера и он допустил по просьбе Ганзена «освобождение» нескольких арестованных. Хитроумная машина нового руководителя аусенштелле была запущена.
                ***

        В партизанской землянке готовились к отбою. Сегодня был день отдыха, последний день  ноября 1942 года.
        -Барсуковский! - прозвучал голос начальника штаба Й. Фогеля.
        -Я! – звонко откликнулся один из партизан, в недавнем прошлом- сотрудник минской разведгруппы Вишневского.
        -На минуту, - вызвал бойца наружу Фогель.
        -Чем занимаешься, Барсуковский?
-Читаю письмо отцу,- смущаясь ответил красноармеец.
-Как отцу? От отца?
-Нет, по памяти написал несколько писем. А письма давно, ещё в Москве отправил.
-Интересно,- протянул начштаба.- А командир знает?
-Какой командир? Вишневский?
-Что ты мелешь? Твой командир- комбриг Лунин. Вишневский тебе больше никто. Но об этом сам комбриг тебе разъяснит. На, отправляй радиограмму, - приказал Фогель и протянул клочок бумаги.
-Я без своего командира не могу. И не время сеанса,- упёрся боец.
-Что?- начштаба хотел было сказать что-то ещё, но радист всё -же взял текстовку.
-Только потом доложу командиру разведгруппы, -предупредил Барсуковский.
            Через полчаса радиограмма ушла в Центр. В шифровке было всего несколько строк: «Подполье Минске раскрыто. Предатель Невский. Командир партизанского отряда Козлов».
        Красноармеец доложил начальнику штаба об отправке, хотя тот в нарушение инструкции присутствовал рядом.
-Я доложу комбригу? – спросил неуверенно радист.
-Завтра доложишь. Они с особистом отдыхают.
По интонации красноармеец понял, что командование в «загуле.
                ***

-Можно? -раздался голос из-за полога.
Не дожидаясь ответа в землянку вошли Батурина и Степанова.
-Чего ещё? Не видите- отдыхаю,- Варшавеня остервенело взглянул на них.
-У нас срочное дело. Очень срочное: Одинцова стерва и предательница, -в один голос проговорили вошедшие.
-Ну, насчёт стервы,- это скорее к вам. А вот предатель –это уже интересно, - поднялся с нар уполномоченный.
Перебивая друг друга партизанки стали приводить свои догадки,  добавляя эпитеты, один злобнее другого.

        Дослушивать до конца Варшавеня не хотел, таких  доносов на минчан ему приходилось выслушивать немало. Да и директиву Пономаренко о том, что «минские» завербованы гестапо он забывать не собирался.
      -Ну-ка, зовите сюда Гуриновича,- распорядился Варшавеня.
-Что случилось, Иван