А.Посохов "Рассказы для детей"

Ничего не стал рассказывать больше дедушка о Диснее. Вздохнул только растерянно и отвернулся. Старенький он уже, новой жизни не знает.  

* * *


Страшный экзамен

  Брониславу Станиславовичу, молодому доценту кафедры государственного и муниципального управления, внезапно поручили в индивидуальном порядке принять экзамены у одного полковника. Небольшая группа, в составе которой числился этот самый военный, состояла сплошь из работников различных министерств, в том числе почему-то министерства обороны, причём в ранге не ниже руководителей департаментов. Почти все они давно всё сдали, а этот слушатель по засекреченным причинам экзамен не сдавал, и ему предоставили дополнительную возможность.
  Доцентом весьма престижной и сугубо гражданской столичной академии Бронислав Станиславович стал всего неделю назад, и раньше принимать экзамены ему не доверяли, разве что зачёты. Он очень разволновался ещё и потому, что экзамен должен был состояться уже на следующий день. Поздно вечером перед сном Бронислав Станиславович разложил на прикроватном столике экзаменационные билеты, улёгся поудобнее, надел очки и стал просматривать вопросы, а вдруг на какой-то из них он и сам толком ответить не смог бы.
  Один билет проштудировал, другой… и вдруг дверь в спальную комнату открывается и перед Брониславом Станиславовичем вырастает мужская фигура в кожаной куртке, с папахой на голове, с шашкой на левом боку и с маузером на правом.
  – Вы кто, Чапаев? – робко спросил Брониславов Станиславович.
  – Нет, я из другой дивизии, – ответил незнакомец и бесцеремонно уселся на край постели. – Некогда Василию Ивановичу по академиям разъезжать, он своих белых добивает.
  – А вы своих добили уже?
  – Всех под корень вырезал, отдыхаю пока, заслужил. Вот он и попросил меня, боевого соратника, вместо себя экзамен тебе сдать. Так что, давай спрашивай.
  – А как к вам обращаться, голубчик? – приподнимая голову над подушкой, спросил Бронислав Станиславович.    
  – Какой я тебе голубчик! – насупив брови, возмутился посланник Чапаева.    
  – Тогда, может быть, господин красный командир? – осторожно предложил Бронислав Станиславович.
  – Да я тебя сейчас пополам разрублю за господина!    
  – Извините, ради Бога, я это нечаянно оговорился.
  – А за Бога ещё и расстреляю!
  – Я больше не буду, правда, – не соображая, чего не будет, но всё равно пообещал Бронислав Станиславович. – Берите билетик, пожалуйста.
  – Ну, взял.
  – Читайте.
  – Сам читай.
  – Кадровая политика в системе государственного управления, – послушно зачитал первый вопрос Бронислав Станиславович.
  – И что?
  – Отвечайте.
  – Я, что ли?
  – Вы, конечно, не я же.
  – А что говорить?
  – Ну, расскажите, например, как вы подбираете и расставляете кадры у себя в дивизии, какими принципами и критериями руководствуетесь при этом?
  – Чего, какие ещё принципы с критериями! Ты мне голову не морочь. Говори так, чтобы я понял, буржуй недорезанный.
  – Ну, какой же я буржуй, – попытался возразить Бронислав Станиславович.
  – А кто же ты! Ишь, морду какую наел. На чистенькой простынке лежит, одеяльце в цветочек, лампочка светит.
  – Хорошо, товарищ. Давайте сначала. Как вы подбираете и расставляете своих подчинённых?
  – Да проще простого. Подбираю, кто не подчиняется, и расставляю к стенке.
  – Потрясающе. И второй вопрос, товарищ. Учёт национального состава населения при формировании органов местного самоуправления.
  – Опять начинаешь!  
  – Хорошо. Давайте яснее. Кого, кроме русских, вы берёте в отряд красноармейцев?
  – Тебя бы не взял.
  – Это почему же, разрешите полюбопытствовать?
  – Так ты же непонятно кто. Отравишь лошадь и смоешься.
  – Куда?
  – А леший тебя разберёт. К предкам, наверно.
  – Неужели в Польшу?
  – Так ты шляхтич, что ли? А я думал еврей.
  – Я не еврей, а поляк. Преподаватель в третьем поколении. Сын профессора, между прочим.  
  – А зовут-то тебя как, интеллигентишка?
  – Бронислав Станиславович.
  – Да как же тебя с таким именем в академию генерального штаба взяли! Хрен выговоришь. И не поляк ты никакой, если ты Броня. Форменный еврей.
  – Послушайте, уважаемый. Я ничего не имею против евреев, но я поляк. И горжусь этим.
  – А я говорю, еврей.
  – А я утверждаю, что поляк. И корни у меня польские.
  – Под эти самые корни я и изрублю тебя, как всякую белую сволочь. Плевать мне на твоих предков, будь они хоть трижды папуасами. Глянь вот, какой острый клинок у моей наградной шашки. А рукоятка какая, с узорами. Одно удовольствие помереть от такого оружия. Только ты вначале бумагу напиши, что экзамен Василий Иванович сдал.
  – А, если не напишу? У меня ведь своя честь имеется.
  – А у меня ещё пистолетик имеется. Глянь вот, какой тяжёлый. А патронов в нём сколько. Пристрелю, как последнюю контру.
  – Так вы уж определитесь поточнее, товарищ, изрубите меня или пристрелите? – стараясь не терять присутствие духа, произнёс Бронислав Станиславович. – И как кого, как белую сволочь или как контру последнюю?
  – Так, очкарик, ты мне надоел, – недовольно проворчал боевой соратник легендарного героя гражданской войны, встал с постели, одной рукой занёс шашку над головой Бронислава Станиславовича, другой рукой наставил на него маузер и приказал. – Садись и пиши бумагу. Ты против Чапаева, значит, враг. А с врагами у нас разговор короткий…
  Взмах шашки не состоялся, выстрел не прозвучал, но чистенькая простынка под начинающим экзаменатором оказалась поутру слегка подмоченной.
  Через пару часов, наяву уже, в академии, Бронислав Станиславович перед тем, как приступить к выслушиванию ответа на первый экзаменационный вопрос, спросил у офицера из министерства обороны:
  – Скажите, товарищ, а война будет?
  – Ну, что вы, разумеется, нет, – уверенно заявил полковник. – Врагов у России, конечно, много. А с врагами у нас разговор короткий.
  – Верно, – согласился Бронислав Станиславович. – Тогда всё. На второй вопрос отвечать не надо. Я ставлю вам отлично и желаю успехов. До свидания.
  Полковник пожал плечами, улыбнулся, взял зачётку, сказал «честь имею» и вышел.

* * *


Фигуральная любовь

  Помню, лет четырнадцать мне было. Сидим за столом в гостиной большой московской квартиры: я, отец, мать, сестра, её жених Петя, его друг Сева и невеста друга Юля. И ещё с нами были: кот Васька на коленях у отца, попугай Попка в клетке на шкафу и бабушка Клава на кухне. Все, кроме меня, кота и бабушки изрядно пьяненькие уже по случаю просто встретились, воскресенье, солнышко, салатики, пельмени, пироги с яйцами, зефир в шоколаде и тому подобное.
  – Ну, дочка, так ты выходишь замуж за Петю или нет? – спросил отец, выпив один и без тоста очередную для себя рюмку водки.
  – Нет, – решительно и гордо, будто отрекаясь от старой веры, ответила сестра.
  – Почему? – удивился отец и положил солёный огурчик обратно в банку.      
  – Потому, что я люблю Севу.
  – А Сева кого любит? – спросил я, чтобы прервать наступившее молчание.
  – А я люблю Юлю, – ответил Сева.
  – А Юля кого любит? – снова спросил я подстрекательски.
  – А я люблю Петю, – ничуть не подыгрывая моему шутливому тону, ответила Юля.
  – А Петя кого любит? – деликатничать я уже не стал из принципа, да и любопытно же было.  
  – А я тоже люблю Севу, – ответил Петя и быстро выпил стоящий перед ним полный фужер вина. – Не подумайте ничего плохого. Просто я люблю его, как человека, и всё. Никого не люблю, а его люблю.  
  – Так это не треугольник, а загадочная фигура какая-то получается, – весело произнёс я, не оценив тогда по малолетству всю глубину объявленных вслух сокровенных признаний.
  – А ты-то сам кого любишь? – неожиданно спросила меня мать.
  – Папу, – не раздумывая ответил я, видя, как отец мрачно упёрся взглядом в одну точку. И тут же спросил его: – А ты кого любишь, пап?
  – А я Ваську люблю, – буркнул отец, поглаживая кота, а тот взял вдруг и перепрыгнул на колени к матери.
  – Понятно теперь, кого Васька любит, – сказал я. – А ты, мама, кого любишь?
  – А я бабушку Клаву люблю.
  – Бабуль, а ты кого любишь? – крикнул я в кухню.
  – А я вон Попку люблю, – заходя в комнату с большим чайником, спокойно ответила бабушка.
  – А ты, Попка, кого любишь? – обратился я к попугаю.
  – Попка хороший, – невпопад ответил попугай игрушечным голосом и, подозрительно взглянув на кота, громко добавил, – А Васька дурак.    

* * *


А если война

  К деду на юбилей приехал внук из Москвы. Внук искренне любил деда за свои весёлые и беззаботные детские годы. До школы он почти всё время жил у дедушки с бабушкой. А, когда бабушка умерла, и дед остался один, внук навещал его только вместе с отцом, раз в несколько лет. Дед многому научил внука. Особенно тому, что сам неплохо умел – разлагольствовать на разные темы и не молчать, когда спрашивают.
  – Родители, значит, не смогли приехать, тебя прислали, – горестно вздохнул дед, наливая себе и внуку по рюмке водки. – Жалко. А вдруг не увидимся больше. Ну да ладно. Давай, за встречу. Я шибко по тебе соскучился.
  Выпили, закусили.
  – Как ты тут один? – спросил внук. – Старенький ведь уже.  
  – А что мне про себя рассказывать. Живу воспоминаниями. То бабушку вспомню, то тебя. Помнишь, как мальков для рыбалки ловили? Сачка не было с собой, так мы твою маечку использовали.
  – Помню, дед, всё помню, – ответил внук.
  – А помнишь, как ты в лесу за опятами под бревно полез, а там крапива, и ты руки себе по локоть обжёг?
  – И это помню. Бабушка ещё мне каким-то жиром их мазала.  
  – А у нас в посёлке, как видишь, всё без изменений. Дома, правда, скоро совсем разваляться. Никому мы тут не нужны. А как вы там живёте?
  – Нормально.
  – Отец на пенсию собирается?
  – Пока нет. Ему же ещё рано. Это ты в шестьдесят вышел, а он на пять лет позднее пойдёт по новому закону.
  – И ты считаешь это нормально?
  – Нет, конечно. А что делать?
  – А вот мы, коммунисты, всегда знали, что делать.
  – Ну ты, дед, положим, не простым коммунистом был, а секретарём райкома. Где-то, наверно, мог выступить, возразить.
  – Да не во мне дело. Раньше само государство за людей было.
  – Может, не будем о политике, – предложил внук. – Она и без того надоела мне хуже горькой редьки. Давай лучше выпьем за твои восемьдесят лет. Наливай. Папа, мама и я желаем тебе крепкого здоровья и прожить ещё столько же.
  – Спасибо! – произнёс дед и запросто, одним глотком, выпил вторую рюмку. – Нет уж, я скажу, дорогой внучок, авось пригодиться. Вот тебе тридцать лет, ты политолог, то есть болтун нанятый. А, если война и тебя призовут, пойдёшь?
  – Ну и логика у тебя, дед. Работа-то моя при чём здесь?
  – Как это при чём? Ты же по телевизору выступаешь.
  – И что?
  – Вот и ответь. Только честно и прямо, как я учил тебя.  
  – Пойду.
  – А зачем?
  – Родину защищать.
  – А кого конкретно?
  – Тебя, отца с матерью, себя, наконец.
  – От кого?
  – От недругов.
  – А кто они наши недруги сейчас?
  – Ну ты, дед, даёшь! Воевали же в Великую Отечественную.
  – Ту войну не трогай, она святая. На той войне прадед твой погиб. На ту войну я бы и сам пошёл, без призыва. И дрался бы до последней капли крови за нашу землю, за наше государство, за нашу культуру, за равенство и социализм. Понял?
  – Понял. Ты