тревогой в глазах, разглядывая незнакомца.
— Вот, — Еремеев кивнул в сторону мужчины, собираясь представить его, но тот опередил.
— Я — капитан Савченко Остап Николаевич, следователь окружной прокуратуры.
— Здравствуйте.
— Мне поручено допросить по факту…
— Меня? Допросить? По какому еще «факту»?
— По факту нарушения правил техники безопасности при ведении работ на расчистке завалов, случившихся после Спитакского землетрясения… Я должен задать несколько вопросов.
— Отвечу, если смогу, товарищ капитан.
— Вопросы простенькие… Не составят труда.
— Спрашивайте.
— Что произошло в то памятное утро, когда были получены травмы? Пожалуйста, в деталях.
Подошла дежурная медсестра и принесла стул. Следователь, поблагодарив, присел, достал из «дипломата» несколько листов писчей бумаги, ручку, пристроил на коленях «дипломат», намереваясь использовать его крышку вместо столешницы, приготовился писать.
Мартьянов по-военному коротко доложил, умышленно при этом упустив многие «детали»:
— Получив приказание командира немедленно начать расчистку завалов, взяв имеющиеся в моем распоряжении инструменты, направился на место предстоящей работы. Услышав скрежет и предостерегающий крик, взглянув наверх, откуда могла угрожать мне опасность, отскочил в сторону. Почувствовал боль… Очнулся в реанимации. Не успел, получается, товарищ капитан.
Больной умолк.
— И всё?!
— Так точно, товарищ капитан.
Следователь недовольно покачал головой и проворчал:
— Не надо морочить мне голову.
— Извините, товарищ капитан, я доложил правду.
— Не всю правду.
Вмешался врач.
— Больной, получивший подобные травмы, не в силах всё помнить.
Следователь кивнул.
— Не исключено… А я сейчас проверю, как это на самом деле. Смущает лаконичность.
— На курсах младшего командного состава к этому приучили… Извините…
— Похвально, — с явной иронией, хотя и для следователя прокуратуры неуместной, проронил он. — Так… Прошу вспомнить: кто стал очевидцем?
— Ну… Весь личный состав моего отделения.
— А еще?
— Из гражданских… Кинолог со своим «Шустрым».. Фамилия кинолога мне неизвестна.
Следователь слегка улыбнулся.
— Великолепно, — мельком бросив взгляд на врача, заметил он и уточнил. — «Шустрый» — это кличка пса, не правда ли?
— Так точно, товарищ капитан. Отличный пес. Умный такой… Из породы немецких овчарок.
— Далее… Прошу уточнить: кто из офицеров стал очевидцем?
— Комвзвода Сергиевских…
— И?..
Нехотя, но вынужден был парень констатировать тот очевидный факт, что следователь пришел, обладая всей полнотой информации, а потому финтить не имеет смысла, назвал и другого очевидца.
— Товарищ майор… Матюшкин, комбат.
— Прошу пояснить: почему не пострадали солдаты?
— Не могу знать, товарищ капитан, но рад был узнать об этом от вас, товарищ капитан. Очень рад, что все живы и здоровы.
Следователь достал из «дипломата» рукописный лист, взглянул, отложил в сторону.
— А вот рядовой Марков… Знаете такого?
— Как не знать… Земеля, тоже с Урала.
— Рядовой Марков считает, что он и другие обязаны командиру отделения своей жизнью.
Мартьянов, смутившись, отвел глаза в сторону.
— Большое преувеличение, товарищ капитан.
— Но он именно так считает. Почему?
— Не знаю, товарищ капитан.
— Так и запишем… Как говорится, что написано пером, то не вырубить и топором… Очередной простенький вопрос: почему приступил к работам командир отделения без своего личного состава? Попробуйте объяснить.
— Было приказание, я его выполнил.
— Приказание касалось не только командира, но и подчиненных. Разве это было не так?
Больной упрямо и уже с некоторым раздражением повторил:
— Сделал то, что сделал. Поступил так, как посчитал нужным.
— Упомянутый мной Марков пояснил: отделение через минуту бы оказалось там же, если бы не случилось то, что случилось.
— Маркову виднее.
— Вынужден спросить в лоб: кто из командиров отдал опасное приказание — комвзвода или комбат?
— Не помню, товарищ капитан… Только не лейтенант Сергиевских.
— Почему?!
— Ну… Перед тем мы обсуждали возможную опасность ведения на том месте работ. Лейтенант согласился. Помню, что я предложил ему безопасный способ устранения опасности и только потом приступить к разбору завалов… Согласился… Почти…
— Из всего этого выходит, что приказание отдал командир батальона. Так?
— Не могу знать, товарищ капитан. Не уверен.
— А вот уже дважды упомянутый мной Марков уверен: первое приказание, адресованное лично командиру отделения, а потом повторенное в той же матерной форме именно майором Матюшкиным.
— Маркову виднее.
Следователь покачал головой.
— Не надо выгораживать офицера, ни к чему. У него есть куда более влиятельные защитники. Он, я уверен, и без участия твоего, Мартьянов, выйдет сухим из воды. — Следователь встал, положил исписанные листы в «дипломат». — Мне не положено, но я скажу тебе, парень, две вещи: во-первых, Матюшкин валит всю ответственность на тебя и категорически отрицает, что именно от него исходило странное во всех отношениях приказание; во-вторых, в какой-то мере тебя спасли от смерти твои солдаты, не дожидаясь ни чьего приказания, тотчас же бросились голыми руками выгребать из бетонных осколков, а командир взвода, проявив мастерство, оказал первую медицинскую помощь, тем самым предотвратил большую потерю крови, что при таких ранениях могло привести к неминуемой смерти.
— Спасибо всем, — еле слышно произнес старший сержант Мартьянов и лицо, по которому текли слезы, отвернул в сторону. Отвернул, потому что, как он считал, плачущий мужчина — всегда жалок и ничтожен.
