ЗА ТРИДЦАТЬ СУТОК ДО ДЕМБЕЛЯ
НЕМОТИВИРОВАННАЯ НИЧЕМ ТРЕВОГА
1988. Седьмое декабря. Утро. Воинская казарма в пригороде Тбилиси. Звучит побудка. Старший сержант Мартьянов привычно вскочил первым. А как иначе? Он — командир отделения и должен во всем служить примером для подчиненных. Да, кое-кто из его сослуживцев горазд покуситься на поблажки. Потому что считают: им, старослужащим, у которых сегодня остается ровно тридцать дней до увольнения в запас, полагаются привилегии; пусть теперь усердствуют салажата из только-только прибывшее пополнение.
Мельком бросив взгляд на окно, Мартьянов поморщился. В голове промелькнуло: «На дворе — снег… Похоже, мокрый… После обеда — строевая подготовка… Салажатам трудненько будет, хотя к тому времени, возможно, прояснит. На Кавказе это в порядке вещей… Не то, что на его родном Среднем Урале, где ненастье, если уж нагрянуло, обычно затягивается на неделю, а то и побольше».
Здесь уместно будет поближе познакомить читателя с этим уральским парнем, которому судьбой уготовано стать ведущим героем повести…
С давних-предавних лет на территории Свердловской области имеются любопытные поселения. Любопытны своими названиями. Например, на севере есть такие населенные пункты, история которых уходит вглубь веков, как Карелино, Отрадново, Кордюково и тому подобные. И значит? А вот то и значит, что первыепоселенцы там был носителем фамилий Карелин, Отраднов, Кордюков и их по сию пору там большинство.
А неподалеку от границы с нынешним Пермским краем есть старинное село Мартьяново. Обыкновенное уральское село. Все еще отличает его от других лишь то, что здесь проживали когда-то исключительно Мартьяновы. И гадать тут не стоит, откуда пошли Мартьяновы, предки моего героя.
Во всяком случае, мне доподлинно известно, что у Мартьянова из села Мартьяново родился сын у крестьянина Мартьянова Игоря Сергеевича, которого назвали Владимиром. У отца с сыном не случайно имена древнеславянские, княжеские. Там же, то есть в Мартьяново, рождается внук и по русскому обычаю его нарекают в честь деда, то есть Игорем, — это и есть тот самый старший сержант пока еще Советской армии.
Надо лишь уточнить, что село Мартьяново указано лишь в метрике. Потому что через год после рождения Игоря Владимировича Мартьянова его семья покинула родные места по причине того, что Владимира Игоревича, служившего председателем колхоза, двинули вверх, в областное управление сельского хозяйства и, стало быть, семья оказалась в тогдашнем Свердловске. Оттуда через восемнадцать лет, после окончания средней школы с отличием и был призван в армейские ряды.
Игорь всегда был спортивным парнем. И когда прибыл в часть, то старослужащие решили преподать уроки солдатской мудрости. Зажали в углу туалета, но, получив неожиданно отпор (несколько увесистых затрещин), потеряли всякий интерес к новобранцу.
Отцы-командиры сразу положили глаз на уральского паренька. Нет, не по причине того, что себя обижать не позволит и в любой момент может дать сдачу, а, наверное, потому, что за плечами его была не восьмилетка, а полное среднее образование, более того, золотая медаль.
И вскоре Игорь Мартьянов на полгода оказался в полковой школе сержантов, как тогда выражались, в учебке. Вернулся в свою часть уже с соответствующими лычками на погонах и с первой воинской наградой на груди — знаком «Отличник боевой и политической подготовки».
Командир части Ефременко по-отечески встретил, даже покровительственно, внимательно окинув взглядом сильно возмужавшего за прошедшие шесть месяцев уральского парнишку, сухо, но с видимым удовольствием, пробасил:
— Благодарю, сержант!
— Служу Советскому Союзу!
— Хорошее начало… Оправдал доверие… Поддержал нашу честь… Хвалю!
— Я старался, товарищ подполковник!
— Ты уж постарайся и на новой должности… Комбат Матюшкин ждет… На тебя виды имеет.
Комбат Матюшкин встретил новоявленного сержанта с мрачным выражением лица. После долгой паузы, саркастически ухмыляясь в пышные усы (в единственное его мужское достоинство) процедил:
— Отличник, значит?.. — пауза. — Уж, не по части ли баб? — пауза. — Ну-ну, — сержант по-прежнему молчал. Успел усвоить одну армейскую мудрость: возражать командиру — это ровно то же самое, что ссать против ветра; занятие не только неприятное, а и абсолютно бесполезное. — Буду смотреть, как в новой должности себя проявишь… Ну, иди к ротному, — произнес майор и стал кому-то звонить, не обращая больше никакого внимания на парня.
Ротный, в отличие от комбата, встретил благожелательно. Даже первым протянул руку, чтобы обменяться рукопожатием, кажется, не предусмотренным Уставом воинской службы. Возможно, из-за того, что знакомы. Шапочно, но всё-таки: перед убытием Игоря Мартьянова в полковую школу, ротный за неделю до того принял командование второй ротой.
— С прибытием, товарищ сержант, как говорится, в родные пенаты. Признаюсь: я был того мнения, чтобы вас назначили заместителем командира первого взвода, но товарищ комбат посчитал преждевременным: надо, мол, посмотреть его пригодность в должности командира отделения. Резонно. Спорить не стал.
Сержант Мартьянов сказал:
— Готов служить там, где посчитает необходимым командование.
— Вот и ладно… М-м-м… Предупреждаю, так сказать, на берегу… Особо не обольщайтесь: отделение, так сказать, на плохом счету. Прежнего командира отделения, оказавшегося мягкотелым, подмяли старослужащие, Так сказать, власть уплыла от него. Трудновато вам придется…
— Товарищ старший лейтенант, готов навести порядок. В армии иначе не может быть.
— Что ж, действуйте! Так сказать, удачи.
Уральский парнишка справился с задачей. Да так, что через полгода его отделение стало образцово-показательным. Как это ему удалось? История умалчивает. А автору не с руки строить догадки. Важнее всего, результат, а способов подтянуть дисциплинку великое множество.
КАК ГРОМ СРЕДИ ЯСНОГО НЕБА[/b]
В четверть девятого, после завтрака старший (уже!) сержант Мартьянов вел отделение на политзанятие. На востоке лишь на минуту выглянуло солнце. Снег перестал сыпать, но усилился колючий ветер, погнав по плацу тяжелую от влаги позёмку.
И тут земля под ногами вздрогнула. Слева, там, где был армейский клуб, ветхое здание, используемое много лет и ни разу капитально не ремонтированное, затрещало, из окон брызнули осколки стёкол.
Командир отделения подумал: «Что это? Не ядерный ли взрыв?» Подумал, но продолжил вести за собой солдат, как будто ничего не произошло. Кто-то из замыкающих хихикнул:
— Халабуда — тю-тю… Туда и дорога…
Чем в армии хорошо? Распорядком. Он, младший командир, знает свою ближайшую задачу, а именно: быть с подведомственным ему личным составом в установленное время и в назначенном месте, а остальное… Не его проблема. А кого же? Вышестоящего командира, согласно его компетенции. И далее — по цепочке. Не надо думать о том, о чем согласно Уставу полагается думать. В боевой обстановке — несколько другое дело. Он, командир отделения, если увидит, что во время боя командир взвода тяжело ранен или убит, может взять, не дожидаясь приказа, командование взводом на себя и продолжить выполнение боевой задачи. За это даже может последовать поощрение, если при этом взвод, не поддавшись паникёрству, справится с задачей.
Личный состав отделения скрылся внутри учебного корпуса.
Сзади кто-то взялся за рукав. Обернулся.
— Здравия желаю, товарищ лейтенант.
Тот в ответ, кивнув, спросил:
— Слышал? — он беспокойно озирался.
— Так точно, товарищ лейтенант.
— Что думаешь?
— Ничего.
— Может, — он махнул в сторону горных вершин, едва видневшихся в густом тумане, — сход снежной лавины или даже ледника?
— Вряд ли… Характер звука другой. При сходе ледника гул обычно нарастает в течение нескольких минут и потом медленно затихает. Здесь же…
— Пожалуй… Тогда — в соседней части взлетел на воздух склад с боеприпасами.
— Не думаю, товарищ лейтенант… Опять же: звук не тот… В тысяча девятьсот восемьдесят шестом, за месяц до моего призыва под Свердловском было что-то такое. Как писали в газете, при попадании молнии в склад, где хранились тяжелые снаряды, произошла детонация. Говорят, что взрывы длились не секунды, а несколько суток.
— М-да… Интересное дело…
— Разрешите идти, товарищ лейтенант? Мои ребята — орлы, но уж больно сильно им не по душе политзанятия. Некоторые, признаться, готовы на три наряда вне очереди, чтобы только не слушать про политику. Нельзя оставлять одних, без присмотра.
— Да-да, иди… А я загляну в штаб… Может, что-то и разведаю.
Через полтора часа они встретились вновь, но уже в другой обстановке. Батальон химзащиты, которым командовал майор Матюшкин, был внезапно поднят по тревоге. Что произошло? Не только ничего по-прежнему не знал командир отделения Мартьянов, а и командир взвода Сергиевских, которому не удалось ничего узнать и в штабе.
Майор Матюшкин мог знать, но, отчаянно суетясь, кидаясь по сторонам крепкими матерками, хранил тайну. Может, для того, чтобы придать своей персоне дополнительную значимость.
Скорее всего, командир батальона знал лишь то, что содержалось в предписании: сроки выдвижения, время прибытия в назначенную точку на карте, вид экипировки личного состава. И не более того.
На сборы ушло не больше двух часов. Так что воинская колонна в 13.00, сразу после принятия обеда, отправилась к месту назначения. В одной из машин, под брезентовым тентом сидел старший сержант Мартьянов и его ребятишки.
Исходя из экипировки уральскому парню было понятно немногое: а) боевая задача рассчитана не на один день; б) он едет на ликвидацию какой-то катастрофы, случившейся в стране, следовательно, увольнение в запас откладывается на неопределенное время.
БЕДСТВИЕ, КОТОРОЕ ТРУДНО СЕБЕ ПРЕДСТАВИТЬ
После трехчасового пути по горным дорожным серпантинам (очевидно, маршрут был проложен наикратчайший) колонна, наконец-таки остановилась. Выгрузившись, солдатам предстала ужасающая картина, виденная ими разве что в военном кино. Куда ни кинь взгляд, — руины, в лучшем случае, зияющие пустыми глазницами окон — остовы зданий. На улицах все еще не убранные трупы людей и домашних животных, куда-то плетущиеся раненые. Хаос, неразбериха.
Так в тот день выглядел небольшой город Армении — Спитак, который оказался в эпицентре землетрясения, длившегося всего тридцать секунд, однако этого оказалось достаточно, чтобы уничтожить полностью все школы, где как раз начались уроки, все поликлиники и больницы, где шел прием людей, не подозревающих, что им грозит именно здесь погибнуть.
Как потом стало известно, трагедия усугубилась тем, что этот район Армении не считался, согласно устойчивому мнению ученых, сейсмически опасным. Значит, землетрясения не должно было быть, но оно случилось. Причем, удар в эпицентре оказался настолько силен, что был оценен по максимуму — в десять баллов и был зарегистрирован по всему миру, в том числе и за океаном, где, кстати говоря, находился с дружественным визитом и купался в атмосфере теплоты и радушия партийный лидер СССР, наш главный «прораб» перестройки и гласности.
Благодаря благодушию, утвержденному
