На тетеревином току с...медведем!

выйдет отведенное им время и птицы покинут свою концертную площадку, потом осмотрел токовище. Подобного этому за последние годы видеть мне пе приходилось! Слышал только рассказы о токах в самых необычных местах. Однажды мне показали токовище возле деревни Брагино, что в Артемовском районе. Птицы играли рядом с оставленными домами, в бурьяне. Работники местного совхоза выжгли бурьян, распахали землю, сеют каждый год хлеб, но тетеревам все нипочем. Каждую весну на ранней зорьке слетаются сюда птицы и ведут бои за право продолжения птичьего рода.
Видел и такое, когда вырубили лес, выкорчевали пни, распахали землю, посеяли многолетние травы. Но тетерева, подобно пчелам, летящим к медоносным травам, собираются на бывшем токовище, от которого осталась только земля, превращенная в огромное поле. Тяготение птиц к насиженным местам понятно: тетерев — оседлая птица, живет там, где появилась на свет, где нашла себе достаточно корма. И вот токовище на небольшом участке мохового болота. С трех сторон его обступил мелкий березняк, с четвертой, что была обращена на восток, каким-то чудом уцелело с десяток сосен. Не могу сказать, каждую ли весну заполнялась водой облюбованная птицами поляна. Но в тот год вода в болоте прибывала очень быстро. Одним словом, тетеревиное игрище день ото дня грозило превратиться в маленькое озерко. По рассказам егеря, ток был старинным, так неужели в те давние времена птицы выбрали себе такое сырое место?
Обойдя вокруг, осмотрев токовище, понял, что участок стал таким только в последние годы. Человек, проводя посадки сосен, распахал плугом дорожки, одна из них прошла кромкой болота. Получилась хоть и невысокая, но довольно длинная плотина. Она не
давала свободного хода снеговым водам, которые заполняли низину, копились на токовище. Птицы будто не замечали воды, продолжали упорно держать за собой этот небольшой участок земли. Тетеревов спасло то, что ранней весной каждое утро их поляна покрывалась тонким ледком, свободно державшим их до того момента, когда начинало пригревать солнце. Но когда птицы в азарте игры подпрыгивали, то, случалось, пробивали тонкий ледок и неожиданно оказывались в ледяной ванне. Мокрые птицы поначалу будто не замечали этого и продолжали играть, но вскоре на брюшке, на зобу появлялись и тонко позваивали маленькие сосульки. Иная птица, чувствуя, что ледяшки мешают бегать, сковывают движения, взбиралась на сухую кочку, стараясь клювом снять с себя неожиданно приобретенное украшение. Если тетеревов весом в полтора килограмма все же как-то удерживали на себе ледок да сырой, пропитавшийся водой моховой ковер, то меня им было пе удержать. Чтобы быть поближе к токующим птицам, мне пришлось заняться сооружением настоящего плота. Материал для постройки удавалось раздобыть в брошенном лесорубами балке. Крышка стола размером полтора метра на два должна была стать верхом плота, на низ пошли шесть жердей пятиметровой длины. Оставалось собрать плот на токовище, установить на площадку четыре стойки, натянуть на них скрадок, поставить в нем стульчик-чурбак. Все это и было сделано. Теперь, когда у меня был скрадок на плоту, все пошло своим чередом. Каждое утро, пока не рассвело, спешил я па место тока. Подходил к болоту, поднимал голенища сапог и брел по воде к скрадку.
...Шло третье утро. Теперь я мог узнать каждую из двадцати птиц, прилетавших на ток. Вскоре они от меня получили имена, каждая за свой характер, темперамент, внешний вид. Тетерева-токовика, на котором блестел мундир, будто огромная начищенная металлическая пуговица, и перышко было уложено к перышку, я назвал Командующим. Тех птпц, которые прилетали с опозданием,— Засонями, тех, что не вступали в драки, сторонились боев,— Трусами. Был здесь тетерев, прозванный Битым, так как его обижали все, а он не мог дать сдачу. Почему? На этот вопрос я не мог дать ответа. Птицы, которые не боялись воды, а их было немало, носили общее имя — Утки. Среди всех тетеревов особенно выделялся один петух,его-то ни с какой другой птицей нельзя было спутать:он был меченный.В его хвостовой лире,этой птичьей красе,не хватало трех средних перьев, и мне пришлось дать ему имя Рваный. Где он потерял перья? Трудно сказать, может, в бою, а может, лиса помогла... Петух этот, похоже, не был приписан к токовищу на болоте. Рваный жил как-то сам по себе, летал где хотел, дрался с кем хотел. На моем токовище он появлялся всегда неожиданно и своим присутствием сразу сбивал птиц с толку, вступая в яростный бой то с одним, то с другим петухом. Делал короткие перелеты, маневрировал, кричал громче всех. Рваный бил сам, но бивали и его, нападая гурьбой на чужака, забыв о своих недавних распрях. Пришелец яростно отбивался и, вконец раззадорив птиц, быстро исчезал. Случалось, за утро этот бойкий петух прилетал на ток по нескольку раз.
Вот и сегодня тетерева мои уже собрались заканчивать концерт, как объявился Рваный. Он не прошелся по поляне и даже не пробежал, а пронесся по ней, раздавая тумаки направо и налево. Разобиженные такими действиями петухи решили проучить пришельца. И что тут началось! Десяток птиц не меньше кинулись в бой. Они, окружив
Рваного, сбили его и давай утюжить. В такой свалке досталось и своим. Петух вырвался, взлетел па крышу моего скрадка. Она была некрепко натянута, провисла, и птица теперь сидела на моей голове. На крыше и застали Рваного врасплох два бойца. Под тяжестью трех птиц скрадок зашатался. Ие знаю, чем бы кончился бой на крыше, если бы я, упершись руками, не приподнял ее. Птицы скатились черным клубком и угадали прямо в воду. Рваный вырвался, вбежал на помост, шмыгнул, подобно мыши, прямо ко мне в скрадок. Я замер. Петух был мокр, с перьев стекала вода, из ярко-красного надбровья упала на сухие доски крупной каплей кровь. Она не растеклась, а застыла, будто ягода клюквы. Я не шевелился. Рваный стряхнул с перьев воду, гордо, как ни в чем не бывало повернулся ко мне хвостом с выбитыми перьями и важно направился к выходу. Тетерев стартовал с помоста, но не улетел далеко, а, усевшись на ближайшую березу, стал поправлять перья. Похоже, Рваный слушал дальние голоса тока, собирался снова там побывать. Но прежде ему надо было отдохнуть и почистить свой боевой мундир.
...Коротка весенняя ночь. Кажется, не успел даже вздремнуть, а уже пробуждаешься. Чиркнешь спичку, глянешь заспанными глазами на часы: пора! Сон вместе с тобою выскакивает за порог избушки.
Опять я в скрадке. Легкий морозец сегодня превратил тетеревиную поляну в маленький ледяной стадион, который светился, поблескивая, отдавая холодом. Тетерева, хотя и не торопились, пожаловали без опоздания, как всегда, к сроку, в свой час.
Гостей в то утро я не ждал, но еще издали мой слух уловил, что кто-то сюда идет, шагает, не торопясь. Наблюдая за игрой краснобровых петухов, ожидая появления солнца, я не обратил внимания на упорно приближающегося визитера. В этих краях водится немало лосей, и, если бы они прошли возле токовища, это не вызвало бы удивления. Ну лоси и лоси. Эка невидаль! Чем ближе подходил гость, тем более первоначальная уверенность сменялась сомнением. Так и хотелось крикнуть: «Кто идет?» Ждать в неведении пришлось недолго. Через минуту на тетеревиную поляну выкатил огромный медведь. Ни я, ни он не ожидали такой встречи. Завидя посреди покрытого тонким ледком болота прямоугольное сооружение, от которого шел явно не лесной запах, медведь замер, насторожился, приподнявшись на задние лапы во весь могучий рост. Каково же было мне? С передних лап медведя падали крупные капли воды, глухо ударялись о лед. В одну секунду сделалось не только тепло, а по-банному жарко. Нас с косолапым разделяло расстояние в десяток шагов, не более. Для зверя это-было полтора прыжка. Я смотрел на медведя через квадратное оконце скрадка, сжимая в руках фоторужье.
Что делать? Бежать? Что предпримет косолапый? Зверь оказался не из пугливых, решил подойти поближе к скрадку, но не по открытому месту, а под прикрытием кустов. Теперь-то я имел «удовольствие» отчетливо слышать его сопение, видеть буквально в метре влажную блестящую пуговицу носа. Мишка старательно принюхивался, но никак не мог понять, с кем имеет дело. Незнакомые запахи пугали и волновали его. Хотя зверь только что покинул берлогу, был голоден, но инстинкт еще и еще раз заставлял его проверить, приглядеться к добыче, прежде чем напасть. Видать,
что-то ему показалось не то, и он, шлепая по воде, по тонкому ледку лапами, отошел туда, где играли тетерева. Птицы, завидя его, отбежали, но не улетели, продолжая играть. Страсть добыть уникальный снимок — медведь и тетерева — взяла верх над осторожностью! Будь что будет! Медленно поднял я «ружье», надеясь, что следивший за мной зверь не заметит плавного движения. Глянул через приближающую оптику. Туша медведя, возвышающаяся над болотными кочками, подернутыми матовым налетом инея, показалась еще огромнее, чем была на самом деле. Включил фотоэкспонометр, стрелка его чуть шевельнулась, подсказывая установить на объективе полную диафрагму и выдержку более секунды,— не хватало света. Я обернулся, посмотрел назад, на восток, на возвышающиеся за моей спиной сосны, откуда, увы, не торопилось подниматься солнце. Зверь, похоже, не думал нападать, а собрался уходить, да и мне не с руки было задерживать его. Косолапый еще раз по-хозяйски обошел тетеревиное токовище, может, хитрил, а сам хотел поймать птицу. Куда там! Косачп вели себя осторожно, перелетали, держа мишку на расстоянии, но улетать не собирались.
Медведь, не пожелав ждать солнечного света, подался восвояси. Когда его темная спина мелькала уже среди дальнего, росшего на болоте, березняка, совсем осмелев, я подал голос. Медведь даже не оглянулся, а лишь прибавил ходу. И вскоре пропал из виду, только еще какое-то время слышны были шлепки по болотной воде да хруст ломающегося льда под мощными лапами зверя. Звуки эти теперь не приближались, а удалялись.
Глянуло из-за леса солнце. Тетерева затоковали шумно, словно холодная, ледяная вода закипела на небольшом клочке болота.
Давайте вернемся к самому началу рассказа, когда я еще совсем мальчишкой просто так, без ружья, познавал секреты природы, ходил с отцом на охоту.
С тех пор минуло почти три десятка лет. Срок вроде бы небольшой, но время есть время. В наши дни оно особенно неумолимо, природа многое переживает и изменяется за куда более короткий срок. И как показывает опять же время, не всегда в лучшую сторону.
Бываю ли в тех краях, о которых упоминал в своем рассказе, где имел счастье наблюдать тетеревов? Конечно же, бываю, но это грустные встречи. Лес там почти пуст. К сожалению, большая часть его вырублена, другая еще стоит, ждет своей участи. Какою она будет, эта участь?
Там, где стояли лесные массивы, раскинулись огромные поля. Исчезли, канули в Лету мелкие полюшки с сосновыми, березовыми, осиновыми перелесками.
Командуют в тех знакомых и незнакомых местах землями, с позволения государства, совхозы. Но как командуют? Вот в чем вопрос. Учитываются ли ими требования по охране природы? Не уверен! Чаще думают руководители хозяйств о дне сегодняшнем, а там хоть трава не расти. А жаль! Коль хозяином земель назвался совхоз,