Байрона, Волпоула, Лавкрафта, Ремарк, Хеменгуэй, Оруэлл. Из экзистенциалистов Сартра и Камю. Да много еще...
Маньяк:
— О, так это же все мои любимые писатели!
Билл:
— Правда? Рад, что у нас совпали вкусы. Я сам начал писать роман.
Маньяк:
— И о чем же твой роман?
Билл:
— О том, как парень один влюбился в своего учителя, который был сказочно красивым.
Маньяк:
— Вот как!) Я подскажу тебе продолжение сюжета: учитель этот оказался маньяком...
Билл:
— Ах, заладил ты со своими маньяками! Это совершенно не смешно.
"Почему же несмешно?" — посмеялся от души Мануэль. Он предположил даже, что пишет кто-то из его класса, но тут же прогнал от себя эти мысли, ведь в городе полно других школ.
Одиночество угнетало. Сознание раздваивалось все отчетливее. Вскоре их стало двое. Нет, не один, а потом другой — двое сразу же. Первый хотел сесть за проверку тетрадей, другой желал нестись куда-то, сломя голову, взяв в руки топор и убить первого попавшегося на пути прохожего. Первый всеми силами хотел помешать второму. Душа, раздираемая такими противоречиями не выдержала и Мануэль горько заплакал. Он остался наедине с двумя своими сущностями, которые ненавидели друг друга смертельно, пытаясь уничтожить одна другую. Брала верх то одна, то другая, но окончательной победы не могла одержать ни одна.
Мануэль закрыл глаза, всеми силами пытаясь выключить внутренний диалог. Взять верх над ощущениями и эмоциями. Не ощущать ни боли, ни страха, ни гнева, ни печали. Быть свободным от себя самого на некоторое время.
Он любил и ненавидел одновременно свое одиночество. С одной стороны — покой и пустота, свобода действий, с другой — тоска и нелюдимость. Мануэль не мог назвать себя геем, но не мог также назвать себя поклонником женщин. Он не интересовался ими и никогда не имел с ними связей, несмотря на то, что почти каждая, глядя на его довольно красивое лицо и стройную фигуру, провожала восхищенным взглядом.
В сердце Мануэля было столько ненависти, что места для любви просто не оставалось. Он не знал, кто он такой. Ему не нужны были ни женщина, ни мужчина. Душили какие-то комплексы, идущие из самого детства. С того момента, как мистер Бил, его пьяный отчим...
С того дня жизнь маленького Мануэля переменилась. Он стал другим. Страхи преследовали его. Мать часто находила сына спрятавшегося в шкафу или под диваном. Он мог сидеть там часами. Молча. Наедине со своими страхами.
Но вот, однажды... На страницах криминальных газет появилось фото четырнадцатилетнего мальчика с окровавленным топором в руке возле трупа мистера Била. Криминалисты ужасались, откуда у маленького мальчика взялось столько жестокости совершить такое зверское убийство! Правды они так никогда и не узнали. Это было его первое убийство.
Мануэль помнил врачей в белых халатах. Помнил даже диагноз: шизоидное расстройство личности.
Пять лет психиатрической лечебницы. Ненавистные белые потолки и халаты. Ненавистный белый цвет, слепящий глаза. Казалось, что в мире не существует других цветов. Кроме белого. Пилюли, уколы, искаженные безумием лица сумасшедших и жесткие лица санитаров. Мануэль ни с кем не общался, его никто никогда не посещал, мать отказалась от него и он ее больше никогда не видел.
Мануэль стал замкнут. Наверное, он бы так и сгнил в лечебнице, окончательно помешавшись, если бы его не разыскал дед.
За приличную сумму, под расписку деда, шестнадцатилетний Мануэль покинул стены психиатрической лечебницы, сразу же сменив паспорт.
Мануэль Грей умер навсегда, теперь был лишь Мануэль Бин. Дед подарил ему новую жизнь, забрав к себе. Именно он привил внуку любовь к литературе. Мануэль экстерном оканчивал школу и поступил в университет. Старик, который был его единственным другом в эти годы, внезапно скончался, оставив ему в наследство старый фамильный дом.
Началась другая жизнь, но ничто не было забыто в болезненном мозгу Мануэля. Он прекрасно помнил, какое удовлетворение получил, созерцая окровавленный труп мистера Била. Попробовав кровь на вкус и перепачкав ею лицо, он с удовольствием смотрел на себя в зеркало. Его эго ликовало. Мануэль понял, что может взять верх над своими страхами и торжествовать над ними, чувствуя себя триумфатором. Это гораздо лучше, чем сидеть и дрожать, забившись в угол. Каждый сам выбирает в этой жизни, кем ему быть — жертвой или охотником. Побывав раз жертвой, Мануэль выбрал охотника. Вкус крови манил его, словно хищника. Второе убийство свершил он, будучи лет двадцати от роду. Настигнув жертву, он сначала изнасиловал ее. Мануэль хотел, чтобы кто-то еще почувствовал и пережил то, что пережил он. Это была своеобразная месть за свое искалеченное детство и сломанную психику. А потом, он прикончил жертву, нанеся ей двадцать две раны ножом. "Почти как убийство Цзаря", — поговаривали криминалисты.
Мануэль снова и снова хотел представлять, как лезвие ножа вонзается в тело мистера Била. Его воображение рисовало такие яркие картинки, что он действительно видел перед собой его окровавленный труп. Словно вампир, распробовавший кровь, остановиться и обуздать свое безумное сознание он не мог. Это было необходимо ему так же, как сон и еда. Мануэль выходил на охоту примерно раз в полгода и охота всегда оканчивалась успешно. За пять лет, таким образом, он совершил десять убийств. Но эго жаждало свежей и новой крови.
Сочинения
Тема: Любовь в творчестве Г.Гейне
"...доминирует тема несчастной любви и страданий. Любовь в представлении поэта — роковая, несущая в мир страдания и гибель.
Поэт рассказывает о своей несчастной любви. Как зародилось это чувство и как он был счастлив. Но приходит тоска и меланхолия, словно предчувствуя грядущие несчастья. Вскоре начинаются страдания и посещают мысли о самоубийстве, ведь он не любит поэта"...
Мануэль поднял глаза:
— Вильям Тейлор, скажите пожалуйста, что значит фраза "он не любит поэта?". Гейне был традиционной ориентации и, написав: "Покинув в полночь госпожу", он обращался к даме, а уж никак не к молодому человеку!
Класс покатился со смеху. Вилли покраснел и опустил глаза.
— Простите, мистер Бин, я описался, — пробормотал он, а класс продолжал хохотать.
— Попрошу тишины! — поднялся со своего стула Мануэль. Класс моментально притих. Обычно, ученики могли время от времени делать, что им вздумается и немного повалять дурака, но когда они видели ТАКОЙ взгляд Мануэля, то все сразу же замолкли. Было в этом взгляде что-то такое, что наводило на учеников панический ужас. Никто не мог выдержать взгляда учителя, все опускали глаза.
Прозвенел звонок, ученики были спасены, но никто не решался покинуть свое место.
— Урок окончен, — наконец сказал учитель. Лишь после этого класс разбежался.
— Вильям, останься, — собирая тетради, — сказал Мануэль. Вилли захлопал длинными, загнутыми, как у куклы, ресницами, не зная, что ему делать.
— Да, мистер Бин...
— Я вовсе не хотел поднять тебя на смех сегодня. Я понимаю, каждый может ошибиться, у тебя отличное сочинение... Извини, — Мануэль протянул руку.
Вилли продолжал моргать своими красивыми голубыми глазами. Он неуверенно пожал руку учителя. Рука парня дрожала, он был бледен.
— Ты нехорошо себя чувствуешь? — спросил Мануэль, внимательно посмотрев на него из-под очков. В одно мгновение Вилли кинулся к нему и обнял со слезами на глазах:
— Вы... словно мой духовный отец... Я так вас люблю...
Он выбежал вон из класса.
Мануэль уронил очки на пол. Пораженный, он обернулся, но парень уже скрылся в дверях.
Живя в отчуждении и одиночестве, не сближаясь ни с кем, Мануэль и предположить не мог себе, что он кому-то нужен, что кто-то может его любить, хотя бы и духовно. Это нелепое признание заставило за столько лет душу убийцы вздрогнуть.
Маньяк:
— Так что, согласен ли ты встретится со мною?
Бил:
— Нет. Я люблю Его. Либо буду принадлежать ему, либо никому больше.
Маньяк:
— Глупости, любви не существует...
Бил:
— Существует. Сегодня я признался ему. — Так и сказал, что люблю его... Правда, пришлось добавить, что как духовного отца, чтобы не возникло никаких подозрений...
"Как духовного отца?!" — подумал Мануэль. — "Так это же"... — но он не сделал и намека на свою догадку.
Маньяк:
— И что он?
Бил:
— Не знаю, я убежал.
Маньяк:
— Почему убежал?
Бил:
— Мне стало страшно и стыдно.
"Сомнений быть не может, это Вилли!" — ухмыльнувшись, подумал Мануэль. — "Теперь я могу объяснить многие странности в его поведении. Какая неслыханная удача! Ходить далеко не нужно. На ловца и зверь бежит! Но спешить не буду. Охотник хочет немножко поиграть".
Маньяк:
— А за что ты любишь этого человека?
Бил:
— За красоту его души...
Маньяк:
— Вот как? Ты же его совсем не знаешь, как же ты можешь судить о красоте его души?
Бил:
— Он прекрасен как внешне, так и внутренне, если бы ты только знал его! У него такие бездонные глаза, такие добрые... Он, наверное, никогда не смог бы причинить вреда даже мухе...
Маньяк:
— Ошибаешься!
Бил:
— Ты откуда можешь знать?
Маньяк:
— Так, предположил... Не зная человека, не стоит делать о нем поспешных выводов, можно и ошибиться...
Бил:
— Нет-нет, я не могу ошибаться! Этот человек просто очаровал меня. Он покорил меня навсегда. Я хожу на его уроки, как на праздник... И не мыслю своей жизни без него...
Маньяк:
— А, чтобы ты ради него сделал?
Бил:
— Ради него я готов даже умереть...
"Ну, вот это без проблем", — подумал Мануэль. Еще он подумал о том, что очень странно, что его вообще кто-то любит и отзывается о нем именно так. Мануэль чувствовал себя тенью. Будучи даже на работе, в коллективе, он ни с кем не сближался. Никого не любил сам, никто не любил и его.
Дав задание конспектировать биографию Уитмена, Мануэль украдкой наблюдал за классом. Он расположился так, чтобы не было заметно, куда именно он смотрит. Смотрел он на Вилли. Мануэлю стал интересен этот единственный, по-видимому, человек на всей Земле, который искренне его любил.
Думая, что учитель занят своим делом, и не видит его, Вилли ловил малейшее его движение, смотрел на него, как на сошедшее с небес божество. Впервые в жизни, Мануэль почувствовал, что кому-то нужен. Это чувство не было ему пока что приятно, либо неприятно. Просто было странно.
Поднявшийся на улице сильный ветер, ворвавшийся в окно, закружил в воздухе лежавшую на подоконнике тетрадку и она вылетела прочь.
— Мой конспект! — вскричал Мануэль.
— Я достану! — кинулся к окну Вилли. Тетрадь зацепилась за ветку дерева. Парень наклонился, пытаясь достать ее и вывалился в окно. Мануэль выглянул со второго этажа: Вилли лежал без сознания.
— Боже мой! — воскликнул Мануэль, бросаясь к выходу.
Вилли продолжал лежать без сознания. Повезло, что он упал на землю, а не на асфальт.
Мануэль подхватил его на руки с мыслью, что нужно быстрее достичь медпункта. О ком-то заботится, за кого-то переживать было для него более, чем странно. Как Мануэль, он всегда заботился лишь о том, чтобы охота оказалась удачной, а как учитель — чтобы его ученики хорошо знали предмет.
Сейчас он совершенно искренне испугался за
