Игры гениев

заплачь – найду в кромешной мгле. – И всё, исчез с её пути.
        Оглядев себя, Таня увидела, что одета в то единственное (она почему-то осознала это), что шло к её лицу, её фигуре: штормовку, джинсы и кроссовки. Одежда для похода. Смеясь, словно нашла свой долгожданный код, закружилась вокруг себя и вдруг увидела невесть откуда явившуюся к ней картину. Это была картина-наглость, картина-изворот.  Ей, идущей, был брошен первый вызов от людей: уродство двух сплетённых тел.
        Она уже верила себе. Она уже знала, надо пройти, не соприкоснувшись  губами, руками, и ногами, как до этого брезгливо обходила любую физиологию людей. И она прошла сквозь картину-вакханалию, ничуть себе не повредив.
        И только прошла через эту взывавшую картину, как к ней уже шёл навстречу какой-то странный, не сообразующийся с ней, музей. Картины и статуи его пытались о чём-то говорить, но всё это было вне людей, не  от людей.
        Девушка слышала  звон, но не понимала, что это значит, о чём он говорит. Долгий, казалось вечный звук. Таня переходила из зала в зал, входила всё глубже в этот звон и уже знала, что времена здесь текут давным-давно, что люди, которых она изредка встречала, суть тоже, что и звёзды, изредка встречающиеся меж собой. Она вспомнила, что сама здесь с начала времён, а кто она и куда идёт, уже забыла навсегда.
        Таня чувствовала, что всё это неспроста,  Её провожали, её деликатно  поддерживали ниточками за члены, вели от явления к явлению, от картины к картине, из зала в зал.
        Вдруг всё исчезло. Нити оборвались, она остановилась, все покинули её. Девушка удивлённо обернулась. Зал высветился для неё одной. Она стояла возле какой-то картины в её рост. И ей было решать, то ли идти далее, уверенно войдя в картину, то ли струсить и бежать.
        Идея картины, висящей перед ней, была проста: пустыня и в ней едва заметная тропа. Но с первого взгляда было ясно: это именно вымышленная картина, не естество и не фото. Камни, барханы, чахлые заросли кустов – очень искусная  рука набросала сей сюжет.
          «В чём же смысл, почему мы  стоим, друг перед другом? – думала Таня. – Вот как всё произошло: я вышла, и Она меня ждала. Должно быть, я и в самом деле умерла».
          И только она  произнесла (нашла) своё ключевое слово, как картина ожила. Девушка заметила  колыхнувшиеся ветки саксаула, в лицо её полыхнуло жаром. Ей открылся чудесный проход в объём, отличный от земного, и она смело вошла в спасавший её мир.

        Так начиналось его падение из бездны в бездну, навсегда. Чьи-то уста произнесли его слово: «Космонавт», чья-то рука обрисовала его, как совершенство совершенств. Но  Николай знал, что  его руки слабы, фантазия убога, разум тяжко приземлён.
        Слишком игривы были люди для великих хождений среди звёзд. Он сделал  первое движение, войдя в мир первозданный, в основу всех основ. Он же внимательно следил, во что превратится его тело.  Расслабившись, это тело согнулось, приняв позу эмбриона. Тело наслаждалось полным отсутствием веса, отсутствием самого себя, оно ждало этого состояния давным-давно.
        На Земле, в металл и огонь он облёк своё тело – и ушёл. Ещё были слышны последние слова, а он шагнул в распахнувшуюся дверь. «Никто и ничто  не разрешит, не распознает твоё тело, – звонко пропел бродяга-стих, – впереди лишь призраки-боги».
        Он шагнул и исчез. Он пытался соразмериться с бездной. Он сознавал, Вселенная поглотила всё. Всё – истекание, объём.
        Его выводил скафандр – существо белоснежное, безупречное, без лика. А позади его был звероподобный  рыщущий  корабль.
        Проходя по бесконечным полям, космонавт увидал, как открылся некий Выход. В этом Выходе он явился  неким телом, вокруг которого опять вселенную обрисовал.
        Впереди его ждали холодные гиганты, за ними застыло море-смерть.

        Когда Таня вошла  в  Картину и стала на тропу, она не знала, куда ведёт тропа,  к каким вещам придёт. Краски в  Картине были плавные, трепетные, без тонов. Воздух казался пряным, жарким, но девушка не испытывала дискомфорта.
        Она увидела идущих к ней людей прекрасных и приготовилась к их немыслимым словам. Но люди прошли буквально сквозь нее – и не увидели её.
        Затем она увидела людей, взрывающихся светом, но видела также тёмных, сходящих в глубину.
        Прилетали к ней и порхающие люди. Они кричали:  «Мы – люди из стихов!»
        Она встречала людей гигантских, добродушных, и маленьких, скрытых, прятавшихся от неё.
        Она проходила мимо людей  застывших, мудрых, а также растаявших, мягких, не-людей, цветов.
        Только осознала Таня, насколько существенны люди эти, как перед ней, сама собой, как всё возникшее до этого, явилась книга, и Таня ей бросила своё спасительное «Зачем?» Тогда Книга открылась ей сама, и девушка увидела в ней Слово. Слово это было единственным и первым. И оно преобразовывало таящееся в явь.

        Каждый из космонавтов, из вошедших, оглядел себя и нашёл, что он всего лишь ребёнок, маленький ребёнок. На каждом из них были детские одежды: трусики, маячки, сандалии, их первые покровы. И каждый, топая ножками, куда-то побежал. Весёлой гурьбой они ворвались в  старый спящий сад. И каждый вспомнил, что нечто подобное уже когда-то было с ним.

      Далее, в Книге этой Таня увидела людей и бездну, себя и свой уход. Девушка искала слова, и Книга ей предлагала конструкции из самых необыкновенных  словесных сочетаний.
      К ней, из глубин, выходили потусторонние  люди. Они предлагали ей выбор, они представляли ей весьма откровенные слова:
        – Правда ли, что Земля – планета из разумных?
        – Я из жизни Земли, которая суть бремя, бессмыслие, тупик, – отвечала потусторонним Таня.
        – Вот я, – говорил иной, весь в белом, без сомнений, – я не был, не есть, неведом никому. Там, в сфере Земли (я видел), много странностей, вещей. Там есть краски, едва расцветшие и яркие, как вспышки, там есть ветер, ласкающий и убивающий людей. Там есть явления поющих птиц, накатов волн и льющихся дождей. Поведай обо всём. Ты знаешь, это жизнь.
        – Жизнь на  Земле – зачем она, за что она живым! – с горечью восклицала  Таня. – Я родилась среди вещей – убивающих и плотных. Жизнь, это то, что не знаешь, как любить, да и зачем любить. Жизнь на Земле, это когда ты обязан полюбить. Жизнь у людей, это всего лишь тела, истории их тел.
        – Я видел тела поющие, летящие друг к другу, – вторил иной потусторонний. – Я видел тела титанов и богов. Я видел всё это и любовался этим со звёзд, со стороны, – неслись к ней блаженные слова.
        – Вы видели всего лишь игры гениев, – отвечала девушка печально. – Люди редко находят выход из земных ловушек, тупиков. Угасла магия от древних, всё замерло на этой планете, всё мертво.
        Но повернулась другой страницей Книга и вышла к девушке бездна, пустота. И в бездне той всё растворилось, замолкло, как всегда. На то она и безответная бездна. И распахнулись для вновь  пришедшей затаённо-спящие звёзды, перед которыми лишь возможно застыть и онеметь.

        В этом, открытом во все стороны объёме, пришла к Николаю история любви безответной, верной, навсегда. Кто-то хотел увидеть её, просто пройтись с ней, просто коснуться её – и отойти.  Ходили и ждали, некто она и некто он, совершенно не знавшие друг друга. И так проходили миллионы лет, немыслимые на Земле. Но История не рассказала, то ли боги это были, то ли найденная где-то явь. И никто ему этого не объяснил. Музыка, прошептав свою тайну, как всегда, ускользнула от него.
        В страсти жгучей желал он нечто подобное, своё. Он представлял её девушкой звёздной, недоступной. Порой он протягивал к ней руки, почти касался её тела, почти различал его изгибы, цвет. Он хотел это видеть так – всем обладать.
      «Видишь, ходит девчонка в бездне, – открывался он сам себе, – как блуждает чья-то звезда и ищет  свою тропу. И вокруг одна тьма и пустота. А любовь твоя – вызов разуму, абсурд.  Расскажи же ей. Вот как это возможно наяву: я  хочу – я смогу. Вот зашёл в это время, вот играй».

        Таня осознавала: это смерть, но фактически ничего смертного, необычного  вокруг не замечала. Смерть не касалась никого, никак, ничем. Она была – все тропы поглощались ей. Но вошедшая, как созерцатель-человек, лишь услыхала звуки-смерть.
        Она была в Круге первом и последнем. Это  было существенно, вмещающее всё. Безмернейшие  поля звёзд уходили от неё. Здесь же она наблюдала своё истинное тело: эмбрион, рыба, птица, человек.
        Эти картины Таня подсмотрела. А показали ей  всё прекрасные боги – наедине и в тишине. Она шла очень тихо. Порой подходила лишь, порой  рукой касалась, порой обходила кого-то, не дыша.
        Девушка видела незабвенных и забытых. Ведь всё ушло, все тропы ушли вдаль. Созерцая, в тайне, она увидела  истины без  метафор и  прикрас.
        Она увидела монументы, стоящие в пустыне – неведомо кому, неведомые никому. Кто-то оставил это – и ушёл. Кто-то проник в грядущее и вдруг вернулся вновь. Она увидела отрыв, уход, возвращение, лики героев, взмахи рук.
        Сменилась эпоха монументов и живых. Она увидела Богов,  Почти Богов, Вернувшихся Оттуда.
        А всё началось, когда человек-дикарь любовался кровавой зарёй на подрагивающей  молодой Земле.

        Николай усомнился, не на месте ли он богов. Только ощущение тела, уязвимого,  тёплого, оставляли его по-прежнему земным. То ли мир изменился, то ли он был преображён. Здесь, среди звёзд, он не знал каких-то нужных слов.
        В пространстве установилась тишина. Звёзды осторожно стали ходить вокруг него. Музыка звучала всё тише, тише и грустней. «Ты проиграешь, человек, – исповедовалась от него ему она, – ты обманешься во всём. В конечном счете, ты обманешь сам себя».
        Находясь на выходе, в пространстве, космонавт почувствовал, как начинает застывать. Всё медленнее становились движения его, всё тяжелее были мысли, всё более в нём пребывало ото льда. Вот он остановился и пропал. Он видел, что есть, что он живой, но время покинуло его Никто не ведал о нём, никто не шёл его спасать. И так протекали миллионы лет.
      Он воззвал к звёздам – но они молчали. Они были всего лишь светлячки. Он воззвал к богам. Но и боги, то ли они отвернулись, то ли не видели его.
        Человек  пытался вспомнить, кто он, как оказался одиночкой среди звёзд. Он мучительно выявлял истину про самого  себя: вот так стучали мои шаги, вот так шептались мои слова... последнее, что я помню: зверь-огонь.
        Вдруг он увидел себя со стороны. Во всём космонавт был не волен и представлял собой ничто. Но вот раздался первый звук, раздался звук второй. С трудом, через страдание, он сделал взмах рукой. Он увидел себя: появился маленький, не полноразмерный человек.
        Потом он почувствовал боль в теле, и это вылилось в восторг. Тут же  Музыка  взвилась, его на крыльях понесла. Он стал сам-музыка – превращение было свершено. Человек вздохнул свободно – и время спокойно потекло.

      Снова затрепетало её второе сердце: вспомнились грустные звуки, и пришли безнадёжные слова. Как умирала девочка и не хотела умирать.
        Таня понимала, они сёстры, плоть одна, всё дело в цифрах: 5 и 8. Стоит лишь эти цифры