Маленькая Даша, четырёх лет отроду, попала в детский рай. В этом раю жизнь текла безмятежная, простая. И хотя слОва этого девочка не знала, но осознание райское выявлялось налицо: она жила вечно, все любили её, мир вокруг заполнялся лаской, теплотой.
Родилась эта девчушка жаворонком, и потому вспархивала раньше всех. Потихоньку, чтобы не разбудить никого в доме, Даша проскользнула во двор.
Первой её встречала кошка Мурка. Даша чуть слышно здоровалась, а кошка спрыгивала со скамейки, и подходила к девочке, чтобы та почесала у ней за ушком. Получив свою порцию удовольствия, Мурка выгибала спинку дугой, приятно касаясь ножек девочки. Также тихо, почти шёпотом, Даша здоровалась с небольшой, сидящей на цепи, дворняжкой Жулькой. И собака, приветствуя девочку, улыбалась ей, открывая пасть, и махала загнутым бубликом хвостом.
Солнце вставало вместе с Дашей и начинало с ней играть. Оно посылало свои первые лучи, и они согревали, лаская девочку в утренней прохладе. Малышка ловила тёплые лучи своим, едва прикрытым платьем телом. Она не боялась свежести – зато присмирели комары – разве это не благо в райском мире!
Даша уже месяц жила в маленьком хуторке на берегу большой реки. Жила она с тётей Люсей и дядей Жорой. И уже считалась не гостьей а хозяйкой этого первобытного эдема – с курами, утками, коровой Милкой и её телёнком Гришкой. По маме она, конечно, скучала иногда, особенно первую неделю, вспоминала папу, сестёр – Светлану с Людочкой, своего забавного годовалого братца Ромку – она так их всех любила, но жизнь в хуторке, это совсем не городская жизнь – здесь столько открытий и чудес. Некогда было Даше скучать на этом райском островке.
Хуторок просыпался тоже рано, но чуть позже жаворонка Даши. И надо было его опередить. В первую очередь она пошла к сараям. Куры почувствовали её – заквохали, зашевелились. Было слышно, как шумно захлопал крыльями и громко запел их повелитель Абрикос Петрович. Поддерживая их, загоготали в соседнем сарае утки. Фыркнула и зашуршала сеном в третьем сарае Милка. Даша проследовала в самый дальний угол двора. Там находился хлев – владение самого грозного существа – свиньи Машки. Свинья тоже почуяла девочку, слышно было, как она встала на ноги и пытается просунуть в щель розовый, и широкий, как блюдце, пятачок.
Тихо стукнула дверь и во двор вышла тётя Люся.
– Ну что, птичка, уже вспорхнула, – сказала с улыбкой тётя. – На, одень жилетку, вишь, как на дворе свежо.
Теперь начиналось действие возвышенное, настоящий гимн этому маленькому раю – тётя Люся насыпала зерна в кормушку и открывала сарай-курятник. Первым, как обычно, вылетал злой-презлой Абрикос Петрович. Он был красно-рыжего цвета. Куры, кудахча, как в панике, вылетали вслед за ним, и он, для порядку, клевал каждую их них. Затем, Абрикос Петрович начинал делать возле кур презабавно-угрожающие пассажи, но Даша уже спешила к следующей картине. Там открывался второй сарай, и утки, рябо-серые, вперемежку со снежно-белыми, бежали к корыту, наполненному водой, и к кормушке, с насыпанной жёлтой кукурузой. Ценность этой картины заключалась в том, что Даша никак не могла для себя определить, кто из них красивее: белые, либо рябо-серые. Белые отличались чистотой, и казалось свежи, как первый снежок, который помнила с зимы Даша. А у серых красотой могли похвастаться два селезня, с зелёными головками, да и уточки были забавны в своих пёстрых серо-коричнево нарядах.
Жизнь возрождалось с новой, ликующей от избытка, силой. Девочка ходила хвостиком за тётей. В этом дворе она видела свою сказку: тётя была царицей этого эдема, а она, как любимица царская, допущена в него.
Между тем, жизнь набирала обороты. Из приятно пахнущего комбикорма тёплой водой заваривалась каша, вслед за тем поднималась маленькая дверца, и под довольное хрюканье, Машке вываливался корм. Наконец, наступал ещё один приятный момент: открывался коровник и перед взором девочки представал её главный любимец – бычок Гришка. Он был маленький ещё, телёнок, и когда Даша гладила его, он был совсем не против, лишь иногда подрагивая тёплой короткой шёрсткой, и оглядываясь на девочку несмышлёными детскими глазами.
А потом наступало самое вкусное зрелище в раю: тётя Люся выводила огромную Милку под навес, и, привязав хвост к её ноге, обмывала тщательно вымя, и вот уже первые белые струйки били в дно. Наконец, через марлю, цедился божественный напиток и Даше преподносились священные дары: краюха домашнего хлеба и кружка парного молока.
Вскоре вставал на работу дядя Жора, и тётя Люся собирала его в дорогу. Дядя Жора шутил с Дашей легко – то подбросит её высоко, то сделает козу, но разговаривал с девочкой по-взрослому: чем занимается папа, вкусный ли борщ варит мама, куда сёстры ездили на море? Девочке нравились этот тон, это обращение, этот человек, и она мысленно его занесла в свои любимцы.
Но уходил дядя Жора, и теперь предстояло провожать на луг корову. После этого с тётей Люсей они готовили обед , а потом опять шли на луг, на полдневную дойку, а после всего шли в магазин. И везде, знакомые тёти Люси (как видно, и положено в раю), восхищались Дашей, говорили приятнейшие комплименты: «Ах, какая помощница, у тебя, Люся» «Ты откуда приехала к нам, красавица?» «Сразу видно, городская» «Это кто же твоя мама, и кто папа?». Девочка отвечала охотно, не стесняясь: «Мои мама и папа в городе, на работе, а я приехала пить молоко». Взрослые охали, улыбались, часто даже смеялись от её речей. Поистине, мир этот её лелеял и благословлял.
Так проходили дни, вернее улетали, как быстрый сон ребёнка. Но сегодня свершилось чудо, даже в этом необычном мире. После прихода из магазина, тётя Люся пошла в курятник, и показалась вскоре в дверях, таинственно улыбаясь. Потом она взяла племянницу за руку и сказала одно слово: «Пошли». Войдя в полутёмное помещение, тётя сразу направились к закутку. Там, за перегородкой, в корзине, наполненной золотой соломой, сидела клуша.
– Ты слышишь? – спросила тётя Люся.
– Кто-то пищит, как мышка, – сказала девочка.
Тётя полезла рукой под курицу и достала что-то. Когда она раскрыла перед Дашей ладонь, на ней оказался ритмично пищащий комочек. Комочек шевелился, вертел головкой и пытался встать на ноги.
– Что это? – спросила девочка.
– Это цыплёнок, он вылупился из яйца.
Ребёнок стоял, как громом поражённый. Это открытие переворачивало весь детский мир – из ничего являлось всё.
– На, подержи, он уже обсох, – где-то потусторонне звучал голос тёти.
Жёлтый комочек перешёл в детскую ладонь. Он оказался такой нежный, чистый и пушистый. Цыплёнок её чуть слышно клюнул, и девочка пришла в себя. Она во все глаза глядела на чудо, которое чувствовала, но пока не понимала.
Вдруг снова что-то открылось в ней, то ли какие-то неведомые чувства, то ли нечто предшествующее слову. Будь Даша взрослой, она бы объяснилась: этот цыплёнок был такой же ребёнок, как она. Но она видела яйцо (вместе с тётей Люсей она подкладывала под клушу яйца) – чем был он раньше, до себя. А значит, чем-то была раньше и она. А до этого она была ещё чем-то – и так всегда, везде. Так вот оказывается какой являлась жизнь в раю!
Вечером произошло ещё одно, земное чудо. На машине приехали мама, папа, сёстры, братик Ромка – всё семейство. Это чудо, и жданное, и нежданное, предстало в виде объятий и восторгов. Столько надо расспросить, столько рассказать. Но девочка была уже не та. Девочка перешла в другую жизнь. И мама с папой заметили это и ждали что-то от неё. Наконец, Даша объявила:
– А у нас сегодня родился цыплёнок!
И все наиграно удивились, но понял истинное лишь один отец – свершилось рождение вселенной. И все пошли лицезреть это чудо из чудес. И сёстры, тоже, хоть и подростки, но и дети, уже восхищались искренно – а цыплят появилось уже пять штук.
Перед сном Даша должна была задать вопрос и получить ответ. Она знала, только папа готов к такому диалогу. Сидя у отца на коленях, она спросила у него:
– Папа, мы можем родиться и не быть?
Этот вопрос для отца оказался неожиданным .
– Нет, нас не было, пока мы не родились, а теперь мы есть, нам надо жить, – отец попытался объяснить просто и доходчиво.
– А если родиться нам наоборот? Мы будем жить и там, где нам не быть?
– Нет, там, где наоборот, нет жизни, там просто ничего, – отпарировал отец.
– Но мы же родимся, и мы будем жить… только другая это будет жизнь, – подумавши, сказала Даша.
– Закрывай глазки, они давно у тебя хотят спать, – сказал отец. Он поцеловал уже полусонное дитя и отнёс её в кроватку.
Немного погодя все четверо взрослых собрались за вечерним чаем. Люся заметила:
– Даша – ребёнок удивительный. Она не просто открывает жизнь. Она её делает своей.
Однако Павел с грустью отвечал:
– Она ещё не знает слов «умереть» и «вечность». А это такие бездны, которые порой не одолеть.
– Но вся вселенная уже открыта, – говорила Люся. – Вселенная – это она, Даша. Из вечности в вечность ей теперь ходить.
– Я помню, всё это было у меня, – говорила мама Лена. – Потом, уже взрослой, я много думала об этом. Это такой феномен – бессмертие ребёнка. Он был и будет, зачем ему слово «умереть».
Все молча пили чай, задумавшись, каждый о своём. Наконец Павел произнёс:
– Она почувствовала что-то, она узнала всё про нас.
Но подытожил разговор Георгий:
– По-моему, нам пора всем разойтись. У вас, конечно, космические мысли, но завтра наступит новый день, в нём будет пища для взрослых, и много случится вопросов у детей.
Так иллюзии о Рае разбиваются о суровую реальность.