кандидатов наук, особенно по терапии...
Володя получил большую трехкомнатную квартиру в новом кирпичном доме недалеко от метро «Сокол». Вика работала в институте имени И.В. Курчатова. От первого брака у неё была дочь Наташа. Она любила с нами играть, когда мы приходили с Тамарой к ним в гости. Мы часто встречались с Володей и Викой, помогали друг другу. Подобных им настоящих друзей я в своей жизни больше никогда не имел. Вика и Володя были хорошо знакомы и дружили с отцом Владимира Высоцкого. Он лечился у Володи, бывал у них дома. Подарил им уникальные записи сына. Когда мы с женой приходили к ним в гости, Вика включала магнитофон на полную громкость и в квартире звучали песни Высоцкого. Специально для меня Вика всегда ставила кассету с песней:"Скажи, Серега..."
Вспомнил, как на праздновании Дня медицинского работника в Центральном Доме Советской Армии, Володя представил меня и Тамару легенде советской военной медицины Ефиму Ивановичу Смирнову, которого он лечил. Смирнов, генерал-полковник медицинской службы, академик АМН СССР, Герой Социалистического труда. Во время войны (1941-1945) он был начальником Главного военно-санитарного, а после войны – Главного военно-медицинского управления Советской Армии. В 1947-1953 годах был министром здравоохранения СССР. Автор многочисленных трудов по организации и тактике военно-медицинской службы, истории военной медицины. Я смотрел на него, как на икону, а он был очень простой в общении, весело разговаривал с нами, расспрашивал меня о службе на Дальнем Востоке и в Средней Азии.
Какова судьба сына Володи от первого брака Сережи – не знаю. Я слышал, что он очень хотел уволиться из армии. Володя просил меня помочь ему пройти военно-врачебную комиссию. Но Сережу я так и не увидел. Помню его только маленьким в люльке.
Однажды Володя позвонил мне и пригласил нас с Тамарой в гости, сказав, что в субботу к нему придет наш однокашник по Харьковскому факультету Слава Малыгин с женой. Слава был похож на цыгана, носил тонкие усики. Остряк, анекдотист, весельчак и юморист. Знал много анекдотов и рассказывал их с мимикой, жестами, акцентом, колоритными деталями. Он был артистичен.
Когда мы еще учились на факультете, он в кармане гимнастерки носил две небольших записных книжки с анекдотами. В одной были общедоступные, а в другой, как говорили раньше, "сальные". Он не писал анекдот полностью, а только главную фразу, по которой мгновенно восстанавливал весь текст.
На перерывах между занятиями мы всегда просили его рассказать какой-нибудь анекдот. Слава спрашивал:
– Из какой книжки?
Он прекрасно копировал многих наших преподавателей. На кафедре химзащиты преподавал полковник медицинской службы Егоршин. Был маленького роста, толстый, круглый, как мячик, и окал. Рассказывая нам о применении хлора во время первой мировой войны, показывая на плакат, эмоционально и окая, почти кричал:
– СмОтри, смОтри! ЭтОт уже упал, а этОт еще бежит!
Слава настолько точно передавал его речь, голос, выражение лица, что мы поражались его таланту. Любил пошутить над Толей Самокешевым, с которым приехал на факультет из Ростовского мединститута. Толя был здоровяк по комплекции, в институте занимался в секции альпинизма, любил рассказывать о покоренных им вершинах. Слава частенько копировал его рассказы о приключениях в горах. Звучали они, примерно, так: «Доползёшь, бывало, до вершины, откроешь банки три мясной тушенки, рыбные консервы, сгущёнку. Слопаешь всё, и так легко становится на душе…».
Я не видел Малыгина с 1954 года и не знал о его судьбе. На встрече у Володи узнал всё. Слава служил в Институте медико-биологических проблем, но оставался прежним весельчаком и балагуром. Где-то читал лекции, возможно в мединституте. Но поскольку он всегда был вольнодумцем и иногда мог сказать что-то «не то…», кто-то якобы записал его лекцию на магнитофон и передал сотруднику КГБ. Славу от преподавания отстранили. Студенты, как говорил Володя, очень любили его, и в аудитории, когда он читал лекции, никогда не было свободных мест.
У Володи была мечта собрать всех однокашников третьего взвода, служивших в Москве, в каком-нибудь ресторане. Кроме нас с Володей, в Москве служили Касум Дадаев (ГВКГим.Н.Н.Бурденко), Борис Колотухин (ГВМУ МО), Веня Маслов, Слава Малыгин. Но мечта так и осталась мечтой…
…Моя тётя говорила: «Горе не надо искать – оно само вас найдет». Тамара страдала врождённым поликистозом. Кисты были в печени, почках, яичниках. Однажды, когда я был в командировке в Тбилиси, началось кровотечение.
Она позвонила в ЦВВК хирургу Редовскому А.И. Он связался с Володей и Тамару срочно доставили в госпиталь имени П.В. Мандрыка. Оперировал её Главный гинеколог Министерства обороны генерал-майор медицинской службы Виталий Петрович Пичуев. Я немедленно возвратился в Москву. Через некоторое время кровотечение повторилось, и Пичуев удалил всё, что можно и нужно было удалить. После второй операции мы пошли с Володей в реанимацию. Тамара только проснулась после наркоза, обрадовалась нашему приходу и расплакалась. Володя, чтобы успокоить её, улыбнувшись, сказал:
– Прекрати плакать! Лучше скажи, когда будет борщ и мой любимый компот?!
Тамара успокоилась, улыбнулась и ответила:
– Будет... Будет обязательно, Володя...
После увольнения из армии Володя перенес инсульт. В разговоре по телефону со мною как-то сказал:
– Хожу, как пьяный. Бросает из стороны в сторону. На улице стыдно показываться.
Потом был ещё один инсульт, который надолго уложил его на госпитальную койку, а третий закончился печально. Мой друг Владимир Игнатьевич Слепынин умер в 2002 году. В госпитале имени П.В.Мандрыка морга не было. Прощались с ним в госпитале Бурденко. На панихиде были офицеры и врачи почти всех Центральных госпиталей, заместитель начальника ГВМУ МО генерал-лейтенант медицинской службы Юров, много генералов, бывших пациентов Володи.
Я и офицеры ЦВВК стояли в почетном карауле у гроба. Цветов было много. Я подошел к Вике и Наташе, выразил свои соболезнования, поговорил с ними. Я не стал говорить у гроба добрые слова о Володе. Боялся, что не смогу сдержать слёзы. Хотя из всех присутствовавших в зале прощания, наверное, только я знал его пятьдесят лет.
Тамара отказалась ехать в морг. Она плакала весь день, а мне сказала:
– Я не хочу и не могу видеть Володю в гробу. Для меня он навсегда останется живым…
Фото из архива автора
