Фото: Лиля Романова.
Харьков.Парк им.М.Горького, 1948 год
Первый раз я влюбился в семилетнем возрасте. В школу я тогда ещё не ходил, но в сентябре собирался идти в первый класс. Девочка, которую я полюбил, жила на соседней улице. Настоящее её имя я не знаю, но все её подружки и мы мальчишки звали девочку просто — «Мака». Что означало это слово, и кто её так назвал, никто из нас понятия не имел. Мака и Мака…
Девочка симпатичная, может быть даже красивая (с точки зрения моей и моих друзей). А меня почему-то все звали «дед». Между прочим, это прозвище осталось на всю жизнь. И в молодости и теперь, когда я уже на самом деле стал дедом (вернее прадедом), по-другому ко мне не обращаются. Я привык...
Компания наша была большая, примерно половина мальчиков и столько же девочек. Почти все мы были ровесники («малышня» в счет не бралась). Играли в разные детские игры, но почему-то всегда около дома Маки.
Она была среди нас лидером, любила командовать и мы все подчинялись ей беспрекословно. Мака крикнула: «Побежали!» и все, сломя голову, неслись по улице, пугая уток, кур и гусей. Звучала новая команда: «Играем в прятки!» и мы лезли в кусты, крапиву, канавы, обдирая голые ноги, руки, лица.
Мне лично нравилось умение Маки руководить нами. И я, как верный раб, старался всегда держаться рядом с нею. И когда однажды, кто-то из мальчишек, обидевшись на Маку, за то, что она при всех назвала его «трусишкой», замахнулся на неё хворостиной, я начал с ним драться.
Но любовь моя как внезапно началась, так внезапно и окончилась. И вот почему…
Мака знала, что моя тётя, у которой я воспитывался, хорошая портниха и что у неё много цветных «Журналов мод». Она видела журналы, когда приходила к нам домой со своей мамой. Тётя шила ей платье или юбку. Мака сказала мне, чтобы я из журналов вырезал фотографии моделей и принес вырезки ей. Чего не сделаешь для девочки, в которую ты влюблен!
Я искромсал ножницами несколько журналов, выполняя эту оригинальную просьбу. Когда тётя увидела, что я испортил «Журналы мод», можете себе представить, какое наказание меня ждало. Оказалось, что эти журналы она принесла на некоторое время домой из «Ателье», где работала, и должна вернуть их назад. Я получил все, что мне причиталось. Но самым страшным наказанием стал запрет ходить на соседнюю улицу, где жила Мака.
Прошло время. Я пошел в школу и больше до 8 класса девочки меня не интересовали. Я хорошо запомнил проделки Маки и не хотел больше попадать в такие неприятные ситуации.
Но любовь пришла и села рядом со мною за стол. После войны в нашей школе вместо парт в классах стояли столы.
Где-то в начале учебного года в классе появилась новенькая девочка Лиля Романова. Поскольку я сидел за столом один, её посадили ко мне. Я узнал, что она с родителями приехала в наш городок из соседнего района.
Девочка была умная, начитанная, училась только на пятерки. Мне она понравилась сразу. Мы быстро нашли с ней общий язык по всем вопросам, понимали друг друга. Короче, началась самая настоящая дружба, уже почти взрослых мальчика и девочки.
После окончания школы Лиля поступила в Харьковский педагогический институт, а я в мединститут. Мы продолжали дружить с ней и в Харькове, пока я не встретил свою будущую жену Тамару.
По субботам и воскресеньям я ходил в общежитие пединститута на танцы. Наши общежития находились недалеко друг от друга.
Мы часами могли бродить с Лилей по парку имени Горького или шли в кино.
Но жизнь есть жизнь и однажды я встретил девочку, в которую влюбился, как говорят, «по уши». Лиля каким-то образом почувствовала, что моё отношение к ней несколько изменилось. Я этого не замечал, а девичье сердце, очевидно, более чувствительно к таким вещам. Мне кажется, что с Лилей мы расстались по-доброму, как порядочные люди, без взаимных обид и упреков. Мы встретились с ней школьниками и считали свою дружбу нерушимой. Но жизнь внесла свои поправки в наши отношения.
Мы встречались с Лилей еще несколько вечеров.
По-моему, она уже догадывалась о нашей предстоящей разлуке, но делала вид, что все идет нормально. Наверное, мое поведение давало ей основание так думать. Но никаких вопросов по этому поводу она не задавала. Все шло как обычно. Встречались и расставались мы, как всегда. Последний вечер мы гуляли с Лилей в парке. Разговаривали, шутили, смеялись, вспоминали школу, друзей. Тема расставания не затрагивалась. Сходили в кино на сеанс, который начинался в 21 час. Смотрели какой-то трофейный фильм. Я проводил ее до входа в общежитие. Тянуть с объяснением я уже не мог. Как не тяжело, но надо сказать ей правду. Не мучить ни её, ни себя.
У крыльца общежития я осторожно обнял её, она не отстранилась, а наоборот как-то теснее прижалась ко мне. Я негромко сказал:
— Лиля! Родная, моя девочка! Я очень любил тебя! Ты это хорошо знаешь. Прости меня, но я больше не приду к тебе. Я полюбил другую девочку…
— Тамару Селезнёву... с дошкольного факультета? - спокойно спросила она. - Желаю вам счастья. Я знала об этом давно и хочу, чтобы она любила тебя так же, как я…
Ни один мускул не дрогнул на ее лице, она не плакала.
Я поблагодарил ее за всё, что было между нами хорошего. Мы дружили с ней, наверное, года четыре. Мы обнялись и поцеловались на прощанье. Она не плакала, но явно загрустила. Я еще раз обнял её, она прижалась ко мне, уткнулась лицом в ворот шинели. Я крепко пожал и поцеловал её холодную руку и быстро пошел на остановку трамвая, а она поднялась на крыльцо общежития.
Когда, отойдя несколько шагов, не выдержав, я обернулся, увидел Лилю. Она стояла на крыльце одна, какая-то поникшая, смотрела мне вслед и, увидев, что я обернулся, как-то радостно встрепенулась, и помахала рукой. Я ответил тем же, но не стал травить душу ни себе, ни ей, и больше не оборачивался. Завернул за угол дома, ускорил шаг и пошел на остановку трамвая.
На душе было тоскливо, тяжело, было ощущение, что я потерял что-то очень, очень дорогое. Мелькали мысли: «Вернись! Не уходи! С кем ты расстался? Подумай! Еще не поздно… Она ведь так любит тебя. Всего несколько шагов назад…».
Но вернуться к Лиле я уже не мог. Я долго не мог забыть тот печальный вечер.
Первая любовь или школьный роман – это на всю жизнь...
