С Владимиром Игнатьевичем Слепыниным я познакомился в августе 1952 года в Чугуевском военном лагере где слушатели, призванные на Военно-медицинский факультет при Харьковском медицинском институте, проходили военную подготовку.
Слушателей отбирали в мединститутах Российской Федерации, Украины, Белоруссии, Средне-азиатских республик, Кавказа. Я учился тогда в Харьковском мединституте и после четвертого курса был призван на факультет. В лагере мы учили Уставы Вооруженных Сил, знакомились со стрелковым оружием времен Великой Отечественной войны. Несколько часов в день занимались на спортивных снарядах и строевой подготовкой. Из вальяжных и слегка разболтанных студентов офицеры и старшины сверхсрочной службы, прошедшие войну, в течение месяца превратили нас в стройных и подтянутых офицеров. Одновременно с приказом министра обороны о призыве на военную службу всем слушателям было присвоено воинское звание лейтенант медицинской службы.
Несколько дней мы обустраивали лагерь. Ставили палатки, грибки для дневальных, оборудовали нары. Местность там была песчаная. Чуть ветер подует - и песок во рту, в носу, на постелях. Из палаток песок не успевали выметать. Присягу приняли 14 сентября 1952 года. В этот день в лагерь приехали начальник факультета полковник медицинской службы Макаров, его заместители полковники медицинской службы Слуховский, Турчин, начальник военной кафедры генерал-майор Самонов. В столовой военторга, где мы питались, был праздничный обед, правда, без спиртных напитков.
Володя прибыл на факультет из Львова. Мы оказались с ним в одном взводе, и спали в одной лагерной палатке на нарах рядом. Не знаю почему, но мы как-то сразу подружились. Володя, спокойный, добрый, я бы сказал, интеллигентный, получил прозвище «Слёпа» - за невозмутимый характер так его прозвал Слава Малыгин, весельчак из Ростова-на-Дону. В Львове у Володи остались мама и старшая сестра. Он так любил свой город, Карпаты и так много рассказывал мне о них, что много лет спустя, впервые приехав в Львов и побывав в Карпатах, я словно вернулся в давно знакомые места. Я видел знаменитый красивый оперный театр, был в картинной галерее, в Карпатах, на Личаковском мемориальном кладбище, в самой старой в СССР аптеке–музее. Впечатления мне трудно описать - это надо видеть воочию.
Я тоже рассказывал Володе о моем городке Короча в Курской области, школьных друзьях, семье, в которой воспитывался, увлечениях. Нам всегда было о чем поговорить. Мы оба были книголюбами и очень любили кино. Прочитали много книг, посмотрели почти все советские и трофейные фильмы, знали много всякой книжной всячины, и вели бесконечные разговоры и споры о русской и зарубежной литературе, кинофильмах.
В середине сентября мы вернулись из лагеря в Харьков. Административный корпус факультета располагался на улице Тринклера, рядом с Сумским базаром. Там же появились несколько новых для нас кафедр: «Санитарно-химическая защита и токсикология», «Военная эпидемиология» и другие.
...Небольшое отступление. На кафедре «Организация и тактика медицинской службы» нашу группу вел преподаватель полковник медицинской службы Ястребов М.Е. Очень строгий и требовательный. Когда в 1976 году меня перевели в Москву, я узнал, что он служил, а после увольнения работает на Военно-медицинском факультете при Центральном институте усовершенствования врачей. Мы с Володей поехали на факультет, встретились с Ястребовым, долго вспомнали Харьков. Ястребов был уже в возрасте, но все еще продолжал работать на кафедре преподавателем и радовался за нас:
– Вы, мои ученики, догнали меня. Стали полковниками, занимаете такие высокие должности...
...После возвращения в Харьков, слушателей поселили в общежитии факультета у Конного рынка, рядом со стадионом «Локомотив». В нашей комнате стояло шесть или восемь железных солдатских кроватей. Наши кровати с Володей стояли рядом и снова после отбоя в полголоса начинались наши длинные беседы, пока кто-нибудь не останавливал нас:
– Кончайте шептаться! Спать давно пора…
Всё это было на пятом курсе.
Володя, как и я, любил футбол, и мы ходили с ним на небольшой стадион с двумя небольшими трибунами (за воротами их не было) и деревянными лавками. Благо стадион находился за забором нашего общежития. Тогда освещения на стадионе отсутствовало, поэтому команды играли только днем и, как правило, по субботам и воскресеньям. Болели мы за городскую команду «Локомотив». Однажды не достали билетов, и пришлось лезть через довольно высокий бетонный забор, отделявший двор нашего общежития от трибун. Лезли в спортивных костюмах. Решили, что в форме лезть через забор и позорить офицерское звание не стоит.
Помню, когда в марте 1953 года умер Сталин, слушатели круглые сутки поочередно стояли в почетном карауле возле бюста вождя. Мы с Володей тоже выстояли свои положенные часы у высокой подставки в коридоре общежития.
На пятом курсе слушателей назначали помощниками дежурных врачей в различных клиниках. По нашей просьбе начальник нашего курса полковник Павленко П.Д. на дежурства всегда назначал нас с Володей вместе.
Из многочисленных дежурств запомнилось одно - в клинике военно-полевой хирургии. Поздно вечером скорая привезла в клинику старушку с ущемленной паховой грыжей. Во время операции дежурный хирург, которому мы ассистировали, сказал нам:
– Я практикую давно, но впервые оперирую человека, которому больше ста лет. Запомните, коллеги, этот случай.
Старушке было сто два или сто три года. Операция прошла благополучно и вскоре бабушку выписали. Интересными и сложными запомнились дежурства в клинике акушерства и гинекологии, военно-полевой терапии. Уму-разуму нас учили врачи, прошедшие войну.
На шестом курсе нам разрешили жить на частных квартирах. Мы с Володей сняли комнату на улице Чернышевского, напротив закрытого старого кладбища, недалеко от общежития мединститута, в котором я прожил четыре года. Квартира помещалась на первом этаже, а наша комната была проходной. Хозяйка по фамилии Голендер жила с дочкой школьницей. Имя и отчество хозяйки я не помню, а звали мы её Голендерша. Ее мужа мы не видели. Вокруг этой дамы с пышными формами, паслись табуны любовников – и каждый шел через нашу комнату. Положительных эмоций от этих гостей мы, понятно, не испытывали, но уходить на другую квартиру не хотелось: административный корпус факультета, некоторые кафедры находились близко. В клиники военно-полевой хирургии и военно-полевой терапии, которые находились на улице Пушкинской, добирались на трамвае.
В нашей комнате стояли две железные скрипучие кровати с сеткой на пружинах, кривоногий небольшой стол, который мы накрывали газетами и читали их во время утреннего чаепития, четыре венских стула и одна убогая тумбочка без дверцы. В углу стояли этажерка и фигурная вешалка для одежды. До нас Голендерша сдавала эту комнату двум курсантам пожарного училища, которое было недалеко от дома. Кстати, там учился первый советский чемпион мира в классическом конькобежном многоборье, чемпион мира, призёр олимпийских игр Олег Гончаренко. Я познакомился с ним на танцах в общежитии педагогического института, куда мы оба ходили.
Володя, как и я, любил футбол. Но кроме футбола, у него было еще одно увлечение – скачки. Как-то он уговорил меня пойти с ним на ипподром, который был недалеко от улицы Чернышевского. Я согласился. Пришли. Он купил программку, долго изучал её, выбирал лошадей и жокеев. Хотя ни он, ни тем более я, не знали на кого надо ставить. Потом он пошел в кассу, сделал ставку и проиграл. Следующий забег и снова проигрыш. Когда у него кончились деньги, он обратился ко мне:
– Сколько у тебя денег? Давай сюда. Попробую поставить на другую лошадь.
Я отдал ему все деньги, что были у меня, и он снова проиграл. Больше мы на скачки не ходили.
Зимой 1953 года я познакомился со своей будущей женой. Тамара училась в педагогическом институте и жила в общежитии за парком имени М.Горького, недалеко от стадиона и спортзала «Динамо». После прогулок по заснеженным улицам я приглашал Тамару в свою комнату, поесть, согреться, выпить чаю. Голендерша относилась к этому очень спокойно. У неё-то часто ночевали любвеобильные мужички. С нами Голендерша общалась редко, хотя она и дочка ежедневно ходили через нашу комнату. Правда, мы рано уходили на занятия и возвращались поздно в дни, когда была, так называемая, самоподготовка или изучение секретных документов. Нам читали специальный курс по атомному оружию и показывали секретный фильм о первом испытании в СССР атомной бомбы.
Отмечая День Советской Армии и Военно-морского флота, Володя, я и Тамара выпили бутылку портвейна. С увлечением играли в карты и не заметили, что уже за полночь. Вахтерши в общежитии Тамары запирали входную дверь в двадцать три часа и открывали только в шесть утра. Тамара расстроилась. Что делать? Попросила нас проводить её до общежития.
– Но общежитие закрыто до утра! – сказали мы.
– А я влезу в окно!
Мы знали, что её комната на первом этаже и со двора общежития через небольшую пристройку можно влезть в окно.
С большим трудом уговорили не делать глупостей и остаться у нас. Телефона у Голендерши не было, и сообщить подругам, где она находится (через дежурную вахтершу), Тамара не могла. На остановке трамвая, недалеко от нашего дома, стояла будка «Телефон–автомат», но решили ночью туда не ходить. Тамара чувствовала себя неловко, долго смущалась, что осталась ночевать у нас. Но войти в общежитие она бы просто не смогла. А допустить, чтобы девушка лезла в окно, мы не могли.
Девчонки, которые жили в одной комнате с Тамарой, без конца интересовались у нас «когда будет свадьба?». Мы долго искали с Тамарой комнату (снять квартиру мы не могли – таких денег у нас не было), ездили куда-то на окраины города, далеко за площадь Тевелева, в район тракторного завода, на Холодную Гору, но ничего подходящего не нашли.
Незадолго до нашей свадьбы в Харьков приехала моя тётя Шура «якобы к подруге», а на самом деле она хотела познакомиться с Тамарой. Я не писал домой о том, что хочу жениться и тем более о невесте. Останавливалась тётя Шура у подруги, а мой брат Вася, его жена Зина и мы с Тамарой были приглашены «на смотрины». Тамара боялась встречи с тетей Шурой и не хотела идти, но тете Шуре она понравилась. Хотя все мои тети очень хотели, чтобы я женился на Лиле Романовой, с которой
