Дело было в конце 50-х или начале 60-х годов прошлого века. Я служил старшим врачом топографического отряда в городе Шимановск Амурской области. Однажды меня вдруг срочно вызвал к себе командир отряда подполковник Бычков Иван Владимирович и приказал принести медицинские документы на старшего топографа капитана Петра Ананских. Я принес ему медицинскую книжку. Других документов на офицеров у меня не было. Бычков внимательно прочитал медкнижку от первой до последней страницы. На столе у него лежало личное дело Петра. Очевидно, он уже успел ознакомиться с ним.
Ко мне Бычков никогда не обращался по имени, отчеству, фамилии или званию. Для него, как и для всех офицеров отряда, я был просто «доктор». Закончив чтение медкнижки, он обратился ко мне:
— Доктор! Расскажите мне все, что Вы знаете о капитане Ананских.
Я подробно рассказал ему, когда и как мы познакомились, о его семье, детях, о наших встречах и беседах с ним. Не знаю почему, но с семьёй Петра мы дружили и часто с женой бывали у них. У него была большая библиотека, он много читал, выписывал «толстые журналы» - «Новый мир», «Октябрь», «Знамя», а также ворох газет, но я никогда не слышал от него недовольных высказываний о командовании, властных структурах, политике КПСС. Политические вопросы мы в своих беседах никогда не поднимали, потому, что оба были беспартийными. Жизнь парторганизации отряда нас особенно не интересовала. Мы больше беседовали и спорили с ним о новых фильмах и прочитанных книгах.
Кстати, раньше в воинских частях, как шутили офицеры, существовала «обязаловка». Каждый офицер и сверхсрочнослужащий должен был обязательно выписать три газеты: «Правда», «Красная звезда» и ещё окружную - «Суворовский натиск». Другие газеты и журналы офицеры выписывали по желанию. Знаю, что информация о ходе подписки на газеты и журналы докладывалась в политотдел специальных частей гарнизона, который находился в городе Белогорске.
Петр хорошо разбирался не только в литературе, но и в классической музыке. Хотя в доме у них не было даже балалайки. Помню, как однажды он услышал по радио прекрасную нежную музыку, но автора и название композиции запомнить не успел. Тогда он в тот же день написал письмо в Радиокомитет, сообщил день, время, когда передавалась музыка, и попросил сообщить ему фамилию композитора и точное название музыкального произведения. Его жена и мы шутили над ним: «Кому ты нужен со своей музыкой? Никто искать ничего не будет...» А он через некоторое время получил письмо из Москвы с ответами на все вопросы.
Петра уважали все офицеры отряда. Начальник штаба, уходя в отпуск, оставлял его вместо себя. В трудовой книжке моей жены, которую я храню до сих пор, остался автограф Ананских.
...Командир отряда открыл личное дело Петра и подал мне, отпечатанную на машинке, подробную служебную характеристику на него. Я прочитал её. Бычков сказал мне:
— Вы напишите медицинскую. Я подписал направление на госпитализацию его в психиатрическое отделение окружного госпиталя и освидетельствование военно-врачебной комиссией для определения годности к военной службе. Командировочное предписание и проездные документы получите в строевой части. Завтра утром вы должны выехать с ним в Хабаровск. Соответствующие указания начальнику госпиталя медицинской службой округа уже даны. Личное дело Ананских спецсвязью завтра будет отправлено в госпиталь. Не бросайте его одного без присмотра, особенно на больших остановках. Все понятно? Вопросы есть?
— Никак нет, - ответил я и встал из-за стола, поняв, что беседа окончена.
Возвращаясь из штаба в медпункт, я размышлял, но так и не мог понять, с чем связана экстренная госпитализация Петра, да ещё и в психиатрическое отделение. Психиатрию я знал в том объеме, как нам преподавали её на кафедре психиатрии. Не более. Никаких психических отклонений у него я никогда не наблюдал.
После работы, вечером мы с женой сходили к Петру. Я сказал ему, что следует взять с собой в госпиталь. Начальник отдела, в котором он служил, уже предупредил его о предстоящей поездке. Жена Петра плакала, не могла понять, что произошло, почему его, абсолютно нормального офицера, надо везти в психиатрическое отделение. Мы с женой как могли успокаивали её. Я пообещал ей заходить к ним вечером после работы, хотя абсолютно не был уверен, что у меня будет какая-то информация о ходе обследования Петра.
Утром в вагоне я попросил Петра показать мне содержимое его небольшого фибрового чемоданчика. Помня о правилах перевозки больных в психиатрическое отделение, я забрал у него только опасную бритву. На его вопрос: — А как я буду бриться? Я ответил:
— Там побреют. Не волнуйся…
Дорога от Шимановска до Хабаровска была долгая — более 800 километров. Проехали Свободный, Белогорск, Райчихинск, Биробиджан. Петр всё время лежал на полке, что-то с увлечением читал. Иногда мы общались на отвлеченные темы, как всегда спорили о новинках литературы. Никаких вопросов о болезни я ему не задавал. На больших железнодорожных станциях гуляли с ним вдоль вагонов.
На перроне станции Хабаровск нас встретила врач на санитарной машине. Очевидно, вся информация о нашем перемещении имелась в окружном госпитале.
В приемном отделении с Петром побеседовал начальник психиатрического отделения госпиталя кандидат медицинских наук подполковник Бачериков Н.Е. Несколько раз перечитал характеристики, а затем, вздохнув, произнес, обращаясь к дежурной медсестре:
— Оформляйте…
Мне Бачериков задал всего несколько малозначащих вопросов: как пациент спал в пути, не высказывал ли суицидальных мыслей, связной ли была речь, как он кушал, с кем общался в вагоне, кроме меня.
Мы попрощались с Петром, он передал привет жене и детям, а я вышел из отделения и пошел пешком по улице Серышева на вокзал.
Прошел, примерно, месяц или больше и командир отряда снова вызвал меня. В кабинете у него сидел заместитель по политической части подполковник Галкин и майор Глебов — начальник отдела, в котором служил Петр. Бычков достал из стола конверт, вынул из него бумагу и молча, подал её мне. Это было свидетельство о болезни, согласно которому капитан Ананских по заболеванию «Психопатия с неустойчивой компенсацией» был признан военно-врачебной комиссией 301 окружного военного госпиталя не годным к военной службе в мирное время.
Когда я прочитал весь документ Бычков, обращаясь ко мне, сказал:
— Я думаю, доктор, что вы, конечно, читали опубликованный в газете «Правда» рассказ Михаила Шолохова «Судьба человека»?
Я ответил утвердительно.
— А критические, вернее хвалебные или отрицательные отзывы на этот рассказ читали?
— Читал, но не все, - честно признался я. Во всех центральных газетах и солидных журналах после появления рассказа были только восторженные, хвалебные отзывы. Рассказ Шолохова «Судьба человека» впервые был опубликован в газете «Правда» в конце 1956 года. «Как степной цветок, живым пятном» встаёт среди произведений М.А. Шолохова рассказ «Судьба человека». (Так писали в одной из центральных газет!). Ни одной критической рецензии на этот рассказ я не читал.
— Так вот, доктор, слушайте дальше. Ананских, прочитав в газете рассказ «Судьба человека», написал на него огромную, крайне отрицательную рецензию, в которой разнес в пух и прах великого писателя, и отправил её в редакцию газеты «Правда». Вскоре начальнику Топографического управления округа из редакции газеты пришло очень «серьёзное» письмо, на основании которого начальник Управления принял решение направить капитана Ананских на военно-врачебную комиссию для решения вопроса о его годности к военной службе в армии. Результат перед вами.
Мои познания в психиатрии и неврологии в то время были на уровне студента. Какой существовал порядок опротестования постановления военно-врачебной комиссии, установленного диагноза, я тогда просто не знал. На кафедре психиатрии нас в такие тонкости не посвящали. На Высшие Академические Курсы по неврологии при Военно-медицинской академии имени Кирова я был направлен гораздо позже этого случая.
Почти все офицеры отряда, узнав о том, что Ананских увольняют из армии по болезни, удивлялись и возмущались, но изменить никто ничего не мог. А я тогда, к сожалению, и понятия не имел, что имею право с командиром отряда обратиться в Центральную военно-врачебную комиссию Министерства обороны с просьбой о направлении Ананских на контрольное обследование и медицинское освидетельствование в Главный Клинический военный госпиталь имени Бурденко в Москву с целью пересмотра диагноза заболевания и постановления госпитальной ВВК. Но этому нас на Военно-медицинском факультете в Харькове не учили.
Да и вряд ли командир отряда решился бы опротестовывать постановление ВВК, поскольку направить Петра на ВВК приказал старший начальник. Я просил у Ананских копию или черновик его рецензии на рассказ Шолохова. Мне хотелось прочитать её, но на мою просьбу он ответил примерно так: «У меня ничего не осталось... Я понял одно — нельзя критиковать великих. Себе дороже обойдется».
…Страшно вспоминать, но было время, когда с инакомыслящими расправлялись руками психиатров. Петр был уволен из армии по болезни и уехал к родителям на родину в Пензенскую или Саратовскую область. Перед отъездом смеялся:
— Я нигде не пропаду. Работа для топографа есть везде...
Провожали их семью тепло, очень многие офицеры отряда и члены их семей, а не только сотрудники отдела, в котором он служил. Как сложилась судьба Петра после увольнения я, к сожалению, не знаю. Адрес свой он при отъезде никому, даже мне, не оставил.
