Пойдем ко мне? - Травкин набрал код, но дверь молчала.
- Пароль что ли сменили?.. - Травкин постучал.
Сквозняков посмотрел на часы, - Вообще-то мне еще в одно место на съемку надо.
Дверь открылась.
- Быстрее заходите! - раздался женский голос.
Сквозняков послушно шагнул в комнату и смущенно остановился. Чуть прищурившись, на него смотрела та самая девушка, а над ее головой широкими кругами с громким фыркающим звуком летал попугай, ловко лавируя в сплетениях стеллажей.
Девушка виновато улыбнулась:
- Кеша вылететь может...
Попугай уселся чуть выше человеческого роста на бронированный кабель, образовав на фоне приборов великолепный кадр "Девушка и попугай", но Сквозняков не посмел словить эту удачу.
- Вы уже знакомы? - неуверенно спросил Вадим.
- Можно я попробую угадать ваше имя? - поспешил спросить Дмитрий у девушки.
- Попробуйте!
- Наташа.
- Вадька сказал?
- Нет, - Травкин честно вылупил глаза.
Сквозняков довольно ухмыльнулся:
- Я почтя наверняка могу по лицу назвать имя. Здесь определенно есть соответствие. А меня зовут Дима, - он чуть кивнул головой.
- Очень приятно. Пойдемте чай пить, я только что приготовила, Сквозняков еще более демонстративно посмотрел на часы:
- Только ненадолго...
Они гуськом прошли между стеллажами, опять вспугнули Кешу и под его фыркающее порхание уселись за стол.
- Мне попугая Вадим подарил на день рождения, - призналась Наташа, разливая чай, - Держать его приходится здесь потому, что в обшей комнате его выпускать нельзя, слишком часто открывают дверь. Так и хожу его кормить и прогуливать.
- Напрасно ты с лекции ушла! - сказал Вадим, - откусывая традиционный глазированный пряник.
- Было не так ужасно, как в прошлый раз?
- Не знаю, как у вас было в прошлый раз, - встрял Сквозняков, - но такое уже никогда не забудешь.
- Так ты же и в прошлый раз убежала! Откуда знаешь, что было ужасно?
- Да все только и говорят.
- Понятно, что говорят, - Сквозняков отхлебнул, - Так у человека и крыша может поехать, а если он не свихнется, то и прежним не останется. Мне все это по силе потрясения напомнило недавнее... - он запнулся.
- Если что-то личное, можешь не рассказывать, - посоветовал Вадим.
- Да ничего. Прихожу вечером к сестре - у нее свой дом. Захожу, а в передней ее мужик лежит с дырой в голове. Рядом ружье. Я сразу понял, что это - финиш. Парень такой добродушный был - дальше некуда. И на морду смазливый и не дурак и все, в общем-то, у них было. А тут... такое... Потом увидел записку: "Нет смысла жить дальше. Ввел шприцем в вену воздух. Смерть не наступает. Остается ружье." Так вот...
- А дети у них были? - тихо спросила Наташа.
- Детей не было, - кивнул Сквозняков,
- Тогда понятно.
Кеша спланировал над самыми головами и уселся на свою клетку.
- Такие случаи все переворачивают. У меня вот тоже, - в тон Сквознякову заговорил Вадим, - со вчерашнего дня все не так. Никак вот не могу начать работать.
Сквозняков одним глотком допил чай и засобирался.
- Hе подумай, что я тебя гоню, - смутился Вадим.
- Мне давно идти надо, спасибо вам, - Сквозняков поднялся, - Я позвоню, когда снимки будут готовы, интересно, чем кончится...
- А чем это может кончится? - Вадим пожал плечами и токе встал.
- Кто знает. Ну, до свидания, - он кивнул Наташе и пошел к двери, - Как у вас открывается?
- Сейчас, - Вадим проводил Сквознякова и, вернувшись к столу, сел на свое место.
Наташа, встав на стул, задвинула в клетку поддон зерна и сменила воду.
Тут Травкин понял, чего еще не хватает в цепи сегодняшних событий. Не успев как следует осознать это, он поднял голову и опрометчиво, совсем как в советских фильмах сказал:
- Наташа! Выходи за меня замуж.
Вот так просто, но деловито, искренне и решительно.
Казалось, она ждала этого и, не допуская шутки, как-то очень спокойно и плавно, как во сне, повернулась, осторожно сошла со стула и безвольно встала, опустив глаза. На лбу у нее собралась горькая складка, одна бровь чуть приподнялась и тонкое лицо заострилось. Вадим испугался.
- Ты же знаешь, я серьезно... - он встал. Она вздрогнула и быстро отступила.
- Не надо, Вадим, - в ее глазах заблестели злые искорки, - Я ни от кого не хочу слышать этих слов и особенно от тебя...
- Извини... Какой я дурак... мне почему-то казалось... - он тряхнул головой и что-то было в его облике такое, отчего Наташа смягчилась. В ней произошла борьба, и она трагически покачала головой:
- Ты просто не знаешь...
Вадим с замиранием посмотрел на ее бледнеющее лицо.
- Ну так скажи, клянусь, что все пойму правильно...
- Тогда, помоги мне! - задыхаясь, она вдруг начала расстегивать пуговицы платья, и Вадим оцепенел. Наташа, не дожидаясь его помощи, рванула одежду, и Вадим с ужасом увидел омерзительную язву или дефект на ее теле - в целом это не укладывалось у него в сознании.
- Вылечи меня! - сдавленно вскрикнула Наташа и дрожащими пальцами принялась торопливо застегиваться. Она вдруг начала икать и, заплакала жалобно, как ребенок. Потом села за стол, уронив голову на руки.
Вадим с застывшими от смятения мыслями подался к ней, принялся гладить ее длинные, неожиданно жесткие волосы и от этих прикосновений все внутри у него рвалось на части.
Потом он сел рядом. Она подняла голову, почти придя в себя, с испугом посмотрела на него.
- Наташа, - он глупо улыбнулся, - это ничего не меняет...
Она грустно покачала головой.
- Конечно не меняет! - Вадим заговорил уверенней. - Ты только стала мне ближе, и я многое понял. Не знаю кем бы ты была иначе, но сейчас ты удивительная девушка. Я таких не встречал... А это мы вылечим.
- Пока я такая, Вадим, - медленно и тихо сказала Наташа, - пока я такая... у нас все будет по-старому, - она поднялась, чуть пошатнулась на каблуках и вышла из комнаты.
Никто не знает почему женщины принимают подобные решения за всех и на все будущее, несмотря на очевидную абсурдность. Сами женщины - тоже не знают. Да и решениями это не назовешь потому как явно ничего не обдумывалось, а творится в порыве по наитию.
И, все же, были те, кто это понять может - именно разумом, те, кто разобрался, как и почему возникают реакции, когда не было времени их осознать. Нефертити или Вадим - вполне разобрались, но первый просто был не в теме, а второму и в голову не приходило анализировать поведение той, от которой у него давно уже самого сносило крышу.
День разделился на две части. Полоса поражающих воображение событий заканчивалась и оставалось ждать какой-то явно неизбежной развязки. Вадим отчетливо ощущал это. Как бы готовясь к финальному стрессу, мысли постепенно освобождались от напряжения. Чтобы помочь этому и отвлечься, он принялся разбираться со своим синаптическим коммутатором на тысячу цепей, - единственное, чего пока не хватало для макетной реализации его представлений об организации мозга. Как минимум, необходимо было иметь около миллиона таких вот коммутаторов, да еще с коннекторами хотя бы раз в десять меньше. Он и сам не знал, на что надеялся.
В дверь постучали, Вадим потянулся к фарфоровой унитазной ручке, - неизменному атрибуту всех туалетов того времени, подвешенной на толстой леске, идущей до двери, потянул ее, дверь и отомкнулась. Эта система не была нарочитым приколом юмора, - она всеми воспринималась совершенно естественно - как одна из многих самоделок.
В то время купить можно было очень ограниченный по функциональности набор изделий, а все хоть сколько-то нетривиальное приходилось изобретать самому. Кроме специализированных магазинов со всяким хламом, был еще один источник материала для самоделок: склады вторцветмета, никем не огороженные и доступные для всех самоделкиных. Поддатые охранники, лениво матерясь, взимали символическую плату, и то редко.
Когда возникала альтернатива: делать дистанционный открыватель двери, скажем, в виде электронной системы, потратив уйму времени или же просто приспособить что-то подручное, но с не меньшей, а подчас и более надежной функциональностью, конечно же, Вадим выбрал второе. Нельзя сказать, что система была полностью лишена эстетической составляющей потому как при каждом спускательном дергании ручки, когда из дверного проема выплывал взлохмаченно-озабоченный шеф, это доставляло Вадиму именно эстетическое самоудовлетворение. И поэтому он неплохо научился по манере стучания в дверь распознавать стучащего. Если это была Наташа, то он сам подходил к двери. Иногда он даже, в нарушении строгого указа сообщал ей четыре цифры кода двери, в то время как шеф никогда не был в состоянии их запомнить, даже не пытался.
В комнату вплыл трагически взлохмаченный шеф без определенных намерений.
- Ты чего лыбишься?... Ширинка у меня, вроде, застегнута, - он убедился в этом рукой, строго посмотрел, как Кеша клюет зерно, смешно проворачиваясь на жердочке вниз головой, потом подошел к Вадиму и принялся дышать ему через плечо. Это Вадим в нем больше всего недолюбливал.
- Вы что-то хотели, Юрий Михайлович?
- Ты это, Вадик, про отчет не забывай. Отпечатать еще нужно успеть. Это сейчас - самое важное, а ты не понимаешь, вот опять своим нейроном занимаешься...
- Надо же довести до конца. Статью-то написал, а еще ни фига не проверено.
- Нужно уметь вычленять главное из второстепенного. Конца у тебя никогда не будет. А вот излишняя категоричность и своеволие без учета реальных обстоятельств у тебя уже есть. Кстати, в статье это так и выпирает.
- Ну так пришлось все лаконично излагать, без политики и угождению заказчикам.
- Ты слишком торопишься, хочешь все сразу...
- Знаете, Юрий Михайлович, вот вы мне помогаете советами по статье, а я не могу тем же вам помочь, так жаль... Но может быть и вы что-нибудь готовите к публикации?
Шеф выпрямился, поджал губы и засопел.
- Пока не готовлю, - сказал он наконец сухо, постоял еще немного и, сердито шмыгнув носом, пошел к двери, - если отчет завалишь, будешь козлом... отпущения.
В этот день в комнату часто стучались всякие, и Вадим механически дергал ручку, и только Наташа больше не заходила. А он не мог решиться заглянуть в соседнюю комнату, упрекал себя в малодушии, хотя ему просто не с чем было появляться перед ней. И только к концу дня созрело совершенно очевидное для него убеждение, что если кто и может как-то помочь, то это - Нефертити. Вадим и сам не мог обосновать такого вывода, к нему его подталкивала зыбкая интуиция.
Все сразу отошло на второй план, не говоря о ненавистном отчете.
Он выскочил из комнаты и в несколько порывистых шагов оказался около выцарапанного черепа, но дверь не отзывалась на стук и не поддавалась как приклеенная. С досадой Вадим вернулся к себе, отложив визит до утра.
По дороге домой он купил себе килограмм пломбира вразвес, залил домашним клубничным вареньем и съел минут за десять под музыку самодельного усилителя, самодельных колонок и самодельного магнитофона.
Поутру, вежливо выждав полчаса, Травкин направился, к резиденции Нефертити. Но там что-то происходило непонятное...
Около двери, распахнутой настежь, толпились сотрудники как это бывает на месте трагического происшествия. Тут же стоял осунувшийся, беспомощный и в то же время предельно официозный директор. Шеф Травкина, держа в охапке большую бордовую штору, протиснулся в комнату. Вадим успел шагнуть следом за ним, несмотря на предостерегающие возгласы.
Прямо на полу, рядом с поваленным
