профессионально...
Нарочито громко сказав: "Щас приду, держите мне место, Дмитрий Давыдович!", устремился к выходу.
Сквозняков, оставив огромную сумку на своем сидении, не спеша, занял место Травкина и повернулся к соседке: - Извините, я видел, вы знакомы с Вадимом Романовичем?
Тонкое лицо настороженно повернулось, и Сквознякова смутил печальный взгляд со злыми искорками.
- С Вадькой? Конечно. Кто ж с ним не знаком.
- Видите ли, я корреспондент и готовлю о нем очерк.
- О Вадиме? - в ее глазах потеплел интерес, - Он стоит того.
- Вы знаете, сегодня, пожалуй, мне вдвойне повезло: у вас как раз такой типаж, что очень подошло бы к фото о специфике вашего института. Если бы вы разрешили мне сделать несколько снимков после лекции...
- Что вы, я не фотогенична, - она тряхнула головой и опустила глаза.
- Ну почему вы все так говорите? Я сделаю хорошие фотографии... Как я могу вас называть?
Девушка неприступно подняла лицо и Сквозняков с изумлением увидел выражение острой горечи и детской обиды.
"блиииин...." - подумалось ему досадливо, - "какая-то шизанутая....".
- Простите, если вас чем-то обидел, - еле слышно выдохнул он предельно деликатно.
Девушка судорожно глотнула и, широко раскрыв глаза, молча отвернулась, а Сквозняков с тяжелым чувством откинулся на скрипучем сидении.
На сцену героически взбирался какой-то толстяк, отжимаясь от ступенек правой толчковой и удерживая себя руками за колени. В зале приутихли, но несколько последних ехидных реплик явно ему адресовались.
- Товарисчи, - несопоставимо тонким голосом прокричал толстяк, - Григорий Савельевич задерживается с очередным его казусом, и я тут, кстати, решил поднять вопрос о дисциплине, - он отерся мятым платком и, уронив его мимо кармана на пол, продолжал:
- Вчера мы провели проверку, многие надолго запомнят! - он обличающе обвел зал маленькими заплывшими глазками, - Очень неутешительно. Есть лица, которые спорят, не желают предъявлять у входа. А другие меня увидели и сразу повернули назад. Думали, что походят где-нибудь часок, отсидятся. Они просчитались: мои помощники в это время фиксировали на рабочих местах. Выявлено двадцать семь нарушителей, из них шестеро злостных и двое - матерых. В столовой тоже безобразие. Зеленые билетики все время лезут в очередь красных, путают установленный регламент раздачи.
Хлопнула дверь, и в зал вошел Вадим.
- Нарушителей дисциплины мы пометим, снизим им КТУ, вымараем из премиальных списков.
Вадим с усмешкой направился к своему месту.
- Вот какая дисциплина, - даже тут никак не соберемся! - выдал ему в спину толстяк.
В зале зашумели. Сквозняков пересел, поставив сумку у ног, и Травкин, возбужденно дыша, повалился на сидение, качнув весь блок. В тот же момент опять хлопнула дверь и вошел Нефертити.
Толстяк замахал рукой:
- Товарисчи, успокойтесь. Вот вам ваш Нефедов!
Шум моментально стих.
- Прошу, Григорий Савельевич, - толстяк, обстоятельно ступая на каждую ступеньку толчковой ногой, спустился с неуютной сцены. Нефедов подал ему оброненный платок, и толстяк на ходу отер им шею.
Как-то буднично Нефертити бросил взгляд за широкие окна, где над верхушками тополей с залитыми солнцем кронами виднелась сияющая белизной цепь гор, посмотрел в зал, добродушно прищурился и негромко сказал:
- Не берите в голову, товарищи... Настраиваемся на работу.
Кто-то коротко заржал. Непередаваемая потусторонность Нефертити, нисколько не подходящая к этому актовому залу, заряжала интригой.
- На основе представлений из прошлой лекции, попробуем понять ключевые явления психики, и это позволит экстраполировать эволюцию разума. Мы воочию увидим...
Дмитрий наклонился к Вадиму.
- Так это просто научная лекция?
- Нет, но похоже. Можно фильтровать слова, самое главное само себя покажет.
И точно, Нефертити только в самом начале заговорил как университетский препод. Он вплетал такие ярко-зримые и завораживающие фрагменты, что в целом, скорее, создавалось впечатление сеанса психотерапевта. Тем более, что в зале раздалось сомнамбулическое мычание.
- Поэтому у нас еще есть невидимые, но катастрофические проблемы... - Нефедов замолчал.
- Ой!.. опять! - послышался женский выкрик из зала, пополам с грохотом падающих вещей и треском ломающейся мебели. Некто с довольно массивной фигурой непомерно откинулся назад в круговом движении торса, воздев широко раскачиваемые руки, в точности как это показывали по телику на сеансе Кашпировского. Седалищный блок оказался не рассчитан на такое, и тело завалилось чуть ли не затылком на пол, а соседи, не успев выскочить из кренящегося блока, хором рухнули, окончательно развалив фанерную конструкцию.
- Ну вот, зачем это?!! - раздалось сразу несколько негодующих голосов, - Каждый раз кому-то вступает в голову и мешают другим!
- С каждым разом эта чертовщина все забористее!.. - откликнулись явно недоброжелатели.
Нефедов выжидал с непроницаемым лицом.
- Внимание!.. - наконец перекрыл он своим удивительно выделяющимся голосом весь шум, - У нас научный институт и здесь сидят грамотные научные сотрудники... Приношу извинения тем, кто, не поняв моих намерений, оказался шокированным, испытал неприятные моменты в прошлый раз, - Нефертити сеял спокойствие умиротворяющей интонацией, - никакой чертовщины и волшебства, конечно... Я настоятельно предупреждал, что особо впечатлительным людям, плохо переносящие необычное, не следует посещать мои презентации...
Он выждал, когда в зале восстановилась тишина и продолжил.
- Чтобы избежать новых психотравм, нужно научиться не придавать происходящему слишком большое значение. Давайте вернемся мысленно в прошлое и представим, как бы реагировали люди в библейские времена, услышав ответ, скажем, на такой интригующий вопрос как: "что такое смерть"? Для нас с вами ответ на этот вопрос в его естественнонаучном аспекте как бы очевиден. Но вот, вообразите, некто аргументирует перед древней аудиторией эти наши современные представления, в частности наработки нашего ОКБ ИИ. Какова будет реакция? Религиозность просто не позволит многим воспринять столь шокирующее новое. Аналогично и в наше время догматизм в науке создает непримиримое непонимание. Но нас интересуют неверующие. Те, кто способен воспринимать новое - как возможную гипотезу. Такие есть у нас, я знаю. Остальных прошу покинуть зал.
Он подождал, но все сидели напряженно-непоколебимо.
- Все, кто пришел, ожидая какого-то необыкновенного и грандиозного представления, получат негатив потому, что увиденное они не осмыслят. Только постепенно, узнавая все больше о предмете, человек убеждается в значимости отношения к нему, и тогда сведения становятся знанием. Знанием того, во что конкретно воплощаются эти сведения в тех или иных случаях. А чем больше опыт познания, тем больше человек уверен в своих знаниях. Мы уверены в том, что нами проверено. И нам безразличен хоть целый океан истин, самых, быть может, важных и грандиозных, если они, пока, никак не связаны с нашим опытом. В лучшем случае они просто шокируют, привлекая внимание.
"А любит он говорить", - подумал Сквозняков, убаюкиваясь словами фраз, смысл которых ускользал от понимания. Он, конечно, воспринимал значения отдельных слов, но не успевал осмысливать и поэтому все казалось бессмысленным словесным потоком. Большинство в зале, судя по их виду, вполне проникались сказанным. Экспозиция фотосъемки была уже надежно выверена, а палец лежал на спуске чтобы не упустить момент. Нефертити воспринимался как бы издалека.
- Люди занимаются тем, что преобразует сведения в знания, и затем - в убеждения, другими словами - в свою сущность и поэтому все в большей степени человечество зависит от познанных истин. Не разумно ли предполагать, что мы сольемся в итоге со всей совокупностью локальных знаний Вселенной - в одно общее вместилище? Я точно знаю, что это будет так, и хочу постепенно донести это знание до вас.
Давайте поставим опыт. Я дам определенный ответ на вопрос о смысле жизни. Затронет ли он вас или покажется неактуальным и даже банальным?
И тут Нефертити замолчал на некоторое время. Было заметно, что он терзается какой-то мыслью, посматривая на так и не вышедшего из зала сомнабулического сотрудника, который, очнувшись, перебрался на свободное место.
- Лучше бы показать наглядно... - пробормотал он так, что его услышали только первые ряды. Видимо, поборов искушение, он продолжал, обращаясь ко всем:
- Смысл жизни можно определить - как личную оценку значимости всего того, что в этой жизни у него есть и на что он способен влиять. Поэтому смысл жизни индивидуален и в целом представляет собой личную ценность отношения, сформированного жизненным опытом. Но жизненный опыт так формирует индивидуум, что тот начинает отвечать потребностям общества, занимая социальную нишу.
Корреспондент Сквозняков опять потерял нить рассуждения. Он просто наблюдал как все напряженно вникают в каждое слово и выискивал фото-момент как охотник в засаде. Но лица слушателей не проявляли достаточно ярких эмоций. Правильнее было бы встать, чтобы получить более широкий обзор и сцены и зала, но Дмитрий не решался заскрипеть, вставая и нарушить напряженное внимание в зале. Опять его нелепые для профессии мотивации мешали ему. Вот почему на самые горячие задания посылали других репортажников.
- Хотя возникает достаточно понимаемая модель представлений, - сказал Нефертити, - но, думаю, что в таком виде это мало кого тронет из вас. Это нужно пережить самому. Для этого я и провожу интерактивные демонстрации. Сейчас мы практически прочувствуем то, что индивидуум - это целая совокупность моделей "я", развитых для всех важных ситуаций, как общество - совокупность их носителей. Мы - это множество разных "я", которые берут управление в ситуации, для которой они наиболее опытны.
В этом месте Сквознякова зацепило утверждение, что у него в голове копошатся много разных его "я". В самом деле он наблюдал, что его коллега, алкаш Василий, в трезвом состоянии был совершенно другой личностью, чем его пьяная ипостась. Да и сам он только что, пытаясь познакомиться с соседкой Вадима, ощущал себя и ситуацию совсем не таким, каким был сейчас.
- Выяснив принципы взаимодействия "я" в мозге, мы могли бы использовать это как закон уже не просто природы, а социума. Главным в мозге является личная система значимости, откликающаяся на все в виде смысла всех ситуаций жизни. Мы можем произвольно менять значимость момента и, тем самым, подключать другое свое "я" с другими желаниями и целями.
Каким-то образом это начинало проникать в голову Сквознякова. Вспомнилась недавняя поездка, когда непрерывно курящий водитель редакции поначалу сильно досаждал, чуть ли не до порывов вспылить. Но горячая разборка ничего бы не изменила, ведь водила не смог бы перестать курить. И тогда Дима отключил непримиримость своего отношение к дыму, и это был уже не воинственный, а вполне конформистский, другой Дима.
Сквозняков невольно начал вслушиваться.
- В мозге нет главнокомандующего, координирующего поведение каждого из "я". В обществе это значило бы, что только общая культура является судьей всех его членов. Если бы
