Наивное противостояние

наиболее желанное для него и приемлемое для нее. Постепенно с этим процессом его отпускало тягучее оцепенение и возвращалась его исконно собственная воля.
Они все узнали друг о друге или легко догадывались, и не было у Вадима никого ближе во взаимном понимании, чем Влади. Неужели он предпочел такое имя из-за созвучия с собственным?.. Он узнавал ее далекий удивительный мир ее пониманием, а она видела земные вещи и узнавала их его памятью.
Гораздо позже Вадим узнал, что во всем этом была одна главная методологическая хитрость: было не столь важно точно найти взаимно желаемое соответствие, которое со временем могло сильно измениться, а главное было - оказаться с очевидностью убежденным в выборе, ведь это и был собственный выбор отклика чувств того, что означало то или иное качество партнера. И тогда эта убежденность приобретала настолько предельно высокий характер, что ничто не могло уже ее поколебать.

Инспектор Черный с тяжелым чувством миновал двойную дверь и, принимая подобающе подчиненный вид, вытянулся было у порога, но мирно рокочущий отеческий тон убедил его в хорошем расположении духа начальства.
- Проходи, Саша. Ничего, что я тебя так поздно вызвал?
Они поздоровались за руку, и инспектор уселся на стул по другую сторону огромного стола.
- Да всегда, как говорится, готов служить...
- Что у нас сегодня плохого?
- Я, Петр Наумович, в ауте, - признался Черный вдруг неожиданно для самого себя, и его схема последовательного и делового изложения фактов скомкалась.
- Что же так?
- Вы помните ростовское дело?
Добродушно-усталое лицо Петра Наумовича померкло, и он досадливо задумался.
- Помня ли я это дело, черт бы его побрал?!
- Сейчас мы столкнулись, по-моему, с гораздо худшим.
- Опять, значит, мафия... Ты однозначно разобрался?
- Однозначнее не бывает, Петр Наумович.
- Е....!.. Ты, это... не высовывайся тогда, Саш.... Ну их к дьяволу. Замурыж дело. В таком раскладе это уже не наша забота.
Черный вздохнул с облегчением, и мир опять повернулся к нему передом.

Вадим вернулся в свою лабораторию и неожиданно оказался в кромешной темноте. Только далекая тонкая полоска света намекала на дверь. Он осторожно пробрался между стеллажей и попробовал замок, уверенный, что лабораторию уже заперли снаружи. Но дверь открылась, и он вышел в плохо освещенный коридор. Соседняя комната была распахнута настежь, там горел свет. Вадим чуть не столкнулся с выскочившей Наташей.
- Привет. Ты что так поздно засиделась?
- Уже было уходить собиралась, но шеф попался и сказал, чтобы твою дверь не опечатывала пока ты не вернешься. Я и осталась ждать.
У Вадима вдруг от голода слегка закружилась голова.
- Спасибо!.. Но я сейчас сдохну, если хоть что-то не съем! - он с надеждой посмотрел на чайный столик в углу комнаты.
- Бедненький! - Наташа порылась в тумбочке и вытащила пакет с пряниками, - Сейчас я чай согрею.
Небольшой, но важный исторический факт: глазированные пряники были в то время всенепременнейшим атрибутом корпоративных, а в то время - коллективных чаепитий. Различаться могла форма пряников: круглая или продолговатая. Один пряник на одного человека за чаем - общепринятая этическая норма, напрямую следующая из суммы сброса с каждого рыла: двадцать советских копеек. Сдвоенные, слипшиеся плоскостями пряники как-то еще можно было выдать за норму, но это требовало нетривиальной изворотливости и остроумия, после демонстрации чего двойной паек засчитывался.
Вадим замер с отрешенным взглядом, уходящем в бесконечность, настигнутый необыкновенно желанными образами. На далекой планете Лейенс, в плавучем городе-дереве со свисающими домами-сотами, искрящимися в восходящих клубах оранжевого Сонгмо, окаймленными зелеными кружевами быстро тающих облаков, на тонкой как лезвие площадке над бездной полулежала Влади и думала о нем... Зов промышленных структур в океане был слабым и благодушным, ничто не предвещало беспокойства в ближайшее время, и Влади беззаботно слилась ментальностью с Вадимом - ее самым близким человеком из суровой и мужественной эпохи, прямым и отзывчивым, в экзотической пещере комнаты с нелепо замершими кульманами, облезлыми, еще не списанными на свалку столами и нервно подмигивавшей люминесцентной трубкой на потолке.
- Что-то забыл, Вадим? - Наташа вытряхнула из чайника старую заварку в мусорную корзину.
- Нет, все в порядке, потом расскажу, - он подошел к столу и уселся на шаткий стул. Голод опять накатал приступом, и он совершенно естественно внял предложению Влади, которое она сделала с радостной нежностью и без тени ревности, как если бы они сто лет как были вместе и доверяли как самому себе. Он сдвинул стаканы и тарелку с пряниками в сторону.
- Наташ, погоди, поставь сюда этот чайник, - Вадим нетерпеливо взял у нее из рук чайник и сам поставил его на край стола.
- Садись. Нафиг эти пряники.
Заинтригованная Наташа пожала плечами и села рядом.
- Только не вздрагивай, все будет нормально.
На столе стали появляться совершенно незнакомке вещи. Наташа вытаращила глаза и замерла. Вадим взял чайную ложку и, осторожно зачерпнув из широкого матово-оранжевого цилиндра густую массу, попробовал на вкус. Хоть он и представлял вкус по наведенному восприятию Влади, но голод и новизна собственного впечатления обострили непередаваемый аромат и гамму ощущений, не сравнимую ни с чем. Улыбаясь от удовольствия, Вадим зачерпнул другой ложкой и передал ее Наташе.
Та с усилием взяла ложку за кончик дрогнувшей рукой и, едва не выронив, поднесла ко рту.
- Спокойно, Наташа, все в порядке. Лишь бы нам вахтер здесь не пришил аморалку.
- Да я уже насмотрелась сегодня чудес. Так реально все...
Они молча принялись есть, и Наташа, немного привыкнув, заметила грустно:
- Ты стал заметно другим, Вадик.
Женщины четко ощущают такие перемены.
- Каким?
- Скрытным. Что-то здесь такое происходит, и мне никто не хочет объяснить... Шеф нервный весь, испуганный. Молчит. Анна Ильинична - та всегда была не от мира сего. И ты вот...
- Хочешь работать в кооперативе? Там, где был Нефедов.
- В кооперативе?.. Не знаю я теперь чего хочу. Все как по сне. Устала, наверное.
Они распробовали деликатесы. Потом Вадим одним движением смахнул инопланетные чудеса в небытие и повернулся к Наташе.
- А сейчас будем лечиться. Ничего не бойся.
Она не успела опомниться. Все произошло очень быстро. Как бы поток горячего воздуха всколыхнулся от Вадима, и марево исказило предметы вокруг. Тело у Наташи перестало весить, а жилы запульсировали в горячем тугом ритме. Нестерпимо зачесалось, закололо исцелением ненавистное место, хотелось разодрать грудь, но непослушные ватные руки не поднимались. Наташа жалобно застонала в изнеможении, но все быстро начало сходить. Она почувствовала власть над телом, но губы еще дрожали от пережитого напряжения.
- Господи, Вадик! - выдохнула она в растерянности.
- Давай посмотрим! - предложил он нетерпеливо.
Она испуганно замотала головой и невольно подняла руки к груди.
- Хорошо, дома сама посмотришь. Пойдем отсюда?
Они закрыли дверь и ответственно опечатали лабораторию. Пустой коридор гулко отозвался на их шаги. Вахтер подслеповато вскинул голову от кроссворда:
- Это ты что ли очнуться должен был? - насмешливо спросил он Вадима.
- Да, это он, - торопливо заверила Наташа.
- Вот научники! Совсем себя не жалеют! Одного уже вынесли... Хорошо, что Михалыч предупредил, - вахтер закашлялся, - а то вдвоем тут, видишь ли, наукой занимаются ночью! - он погрозил пальцем и, тяжело подняв зад с ободранного кресла, выбрался из-за столика замыкать дверь.
Ночь в необыкновенной тишине улицы пахнула теплым ветерком. Непривычно чистый воздух с легким ароматом ночных цветов, звезды в безоблачном небе и простор безлюдной улицы сняли напряжение у Наташи. Она взяла Вадима под руку и шутливо пихнула в бок:
- Где колдовать научился?
- Нефертити перед смертью заклинание успел нашептать. Ты где обитаешь?
- Во-он в тех многоэтажках.
- И вот через эту жуткую стройку ходишь?
- Все ходят.
Стройки в то суровое время могли тянуться десятилетиями. Они прорастали специфической флорой и там заводилась специфическая фауна, - обычно в виде переродившихся хомо. Некоторые артефакты были не менее опасны, чем предметы из повести Стругацких "Пикник на обочине".
Тротуар уперся в необъятный дощатый забор с проломанным лазом. Наташа привычно пронырнула первой.
- Вадька! Неужели ты меня вылечил? Не верится как-то. Я думала раньше, что с ума сойду от радости, - болтала она, вглядываясь под ноги.
- Ты просто еще не осознала!
Биоструктурам в океане стало зябко с утренним течением, приносящим пищу. Влади поднялась с паутинного ложа, не отталкиваясь, сорвалась в бездну с площадки и заскользила в тугом воздушном потоке.
У Вадима захватило дух, и он споткнулся.
- Держись за меня! Я здесь уже все знаю, могу не глядя. Здесь неделю назад девушку повешенную нашли.
- Женщинам в этих дебрях ночью лучше не появляться...
- А мужчинам, думаешь, можно? Что-то мне даже страшно стало...
Вдоль узкой извилистой тропки, по-муравьнному упорно проложенной народным потоком, освещенной негасимым даже днем светом зенитных прожекторов, угрожающе соседствовали различные ненавидящие людей предметы, предательские кучи и сооружения. Все они обладали собственным характером. Поэтому ветераны уже знали, где нужно беречь одежду от распарывания или измарывания, куда не дай бог ступить, в какую сторону лучше не смотреть и где следует затаить на несколько шагов дыхание.
Муравьиные повадки снующих здесь утром, в обед и вечером настырных людишек проявлялись во всем. Вот широкий бетонный блок, уложенный поперек тропы в попытке пресечь движение, но протоптаны две новые в обход. Вот лоснится аккуратно разлитая на другом месте тропы лужа строительной смолы, но только одна жертва оставила здесь свои ботинки, а поверх уже брошены намертво влипшие доски, по которым с тупым упорством продолжали ходить именно здесь. Ну не обходить же огромную стройку если можно срезать по прямой?!
Полоса препятствий завершалась неглубокой канавой, за которой столь же косыми рядами, как и фантазия породившего их архитектора, стояли многоэтажки.
Они подошли к пещерному зеву подъезда, и Наташа повернулась к Вадиму, выпустив его руку.
- Вадик? Ты опять смотришь куда-то... никуда. Даже страшно.
Вадим добродушно улыбнулся и смущенно опустил глаза,
- Ты стал такой странный, Вадим! - Наташа отступила, всматриваясь в его лицо, - точно, совершенно другим стал! И знаешь... у тебя были раньше постоянно поджаты губы в напряжении, а теперь... мне кажется ты внутренне светишься!.. Там было так классно?..
- Да!.. - он открыто улыбнулся.
- Спокойной ночи, спать сильно хочется, - Наташа устало поморщилась, порывисто подошла к нему, ткнулась холодными губами в щеку и так застыла. Вадим неловко погладил ее жесткие волосы.
- Конечно устала. Ждала до самой ночи.
Влади вместо того, чтобы нырнуть в океан, осталась парить в восходящих потоках, скользя над поверхностью и погрузившись в сопереживание с Вадимом. Она радовалась ему и окутывала поддерживающей уверенностью и нежностью.
- Спасибо, Вадик, - Наташа повернулась и побежала в дом, гулко застучав каблучками по ступенькам.
Вадиму почему-то