Лестница

назад.

    - А вы? - спросила она только что пришедших.

    - Мы уже две недели топаем. А что?

    - Странно, - задумчиво проговорила Марта.

    - Что в этом странного? - Дженнифер глядела на нас удивлённо и недоверчиво.

    И тут я решил объяснить непонятливым людям, что они как были неудачниками, так и останутся ими, сколько бы ни стремились к удаче:

    - Странно здесь то, что, логически рассуждая, мы никак не могли встретиться в этой точке...

    - Это почему? - состроив наглую физиономию, перебил меня мужчина.

    - А вы сами посудите, - продолжал я. - Вы начали спуск с первой ступени лестницы две недели назад, Марта вышла оттуда же два месяца назад, а мне для преодоления этого же расстояния понадобилось меньше недели. Ответьте мне, как такое возможно?

    - Ну, не знаю... - Лицо Роберта застыло в тупом недоумении двоечника, не знающего урока.

    - Да перестань ты путать нас! - отмахнулась от меня неунывающая Дженнифер. - Терпеть не могу эту математику. В ней сам чёрт ногу сломит...

    - Вот именно чёрт, - пробурчал я.

    - Всё, хватит разводить тут пессимизм! - В больших чёрных глазах Дженнифер вспыхнуло столько презрения и гнева, что я сжался. - Марта, не слушай этого паникёра. Наверно, ему нравится путать людей. Посмотри на него, он же ловит кайф от твоего уныния. Садист проклятый! Пойдём лучше с нами. Втроём веселее.

    Она схватила Марту за руку, и та послушно, правда, с явной неохотой, последовала за друзьями. И ни разу не оглянулась на меня. Увы, не убедили её мои доводы, не сумел я снять с её испуганного разума железный шлем упрямой веры в невозможное, а она даже не попыталась найти выход из тупика...

    - Да, да, именно так! - воскликнул я. - Лестница - самый настоящий тупик, теперь я в этом не сомневаюсь. Неужели из десятков, а, возможно, и тысяч топающих по этим ступеням лишь я один понял это?

    Я смотрел на уходящую от меня троицу, верящую в то, что движениями ног, рук или языка возможно достичь удачи, счастья, а быть может, и вечной жизни, и слёзы текли по моим щекам. Но я оплакивал не горечь одиночества, а бессмысленные перемещения тел и душ, надежд и вер, мечтаний и заблуждений, называемые почему-то жизнью.

    Наконец я стряхнул с себя мрачные мысли и вошёл в туман. Но не успел выйти из него на другую сторону, на сторону своего личного Эдема, как услышал какой-то писк, доносящийся с лестницы.

    «Какая-то странная птица пытается исполнить арию любви, - подумалось мне. - Хотя бы сперва петь научилась».

    Я уже покинул стену, но писк повторился, уже громче и настойчивее.

    Может быть, птенец выпал из гнезда? Надо бы помочь бедняге.

    И я вернулся на лестницу. И остолбенел от изумления: на ступени растерянным, испуганным комочком сидел маленький котёнок и жалобно мяукал, глядя на меня желтовато-зеленоватыми глазами. Он был серый, с белым пятном на груди и белым кончиком хвоста. Точь-в-точь моя Снуффи, кошка, которую недавно переехал грузовик! Я вырастил её из такого же беспомощного комочка и полюбил как лучшего друга, да и она меня любила так сильно, что, когда я возвращался с работы домой, она не отходила от меня ни на шаг, ночью спала в моей постели, мурлыча у меня под боком, а по утрам будила меня, облизывая мне нос.

    Но откуда взялся котёнок на этой лестнице? Может быть, его оставили те двое, Дженнифер со своим мужчиной? Или он вылез из рюкзака Марты? Но почему я сразу его не заметил?

    И вдруг я замер, поражённый фантастической мыслью: а что если я уже умер и поэтому попал на лестницу, которая может стать адом для тех, кто продолжает бежать от себя, или раем для тех, кто нашёл лазейку из этой порочной бесконечности? А погибшую Снуффи Бог, истинный изобретатель и хранитель этого умопомрачительного сооружения, подкинул мне в виде котёнка, чтобы я и после смерти заботился о ней. Эта гипотеза показалась мне до смешного нелепой, но, когда я вдумался в неё, она окрасилась в привлекательные цвета и наполнилась радостью.

    Я поднял со ступени котёнка, сунул его за пазуху и, громко напевая «Лестницу в небо», поспешил в дом у спокойной реки.

    - Привет тебе, подружка Снуффи! - войдя в дом, говорил я котёнку, пригревшемуся у меня за пазухой. - Теперь-то мы с тобой заживём по-настоящему. Я буду рыбачить, а тебе давать рыбьи хвосты, головы и потроха. А за приличное поведение ты будешь получать и филе щуки.

    И всё же, как ни весело мне было в те благословенные минуты, я не стал отгонять от себя и печальной правды. Я понимал, что через несколько дней меня снова потянет к людям, и я не раз ещё буду возвращаться на лестницу, осторожно выглядывать из стены тумана и завязывать разговор с теми людьми, кто не вызовет у меня подозрения. Но уже не стану убеждать несчастных в том, что они не правы и что выбрали неверный путь вверх или вниз. Я буду просто жить, любить Снуффи и ждать того, кто не ищет ни власти, ни славы, ни денег, ни коварной удачи, но кому просто нужен близкий человек.