Блогер, чао!

смысле, что теперь у него жилья более чем достаточно, что дети будут учиться в частных гимназиях и поступят в МГУ или в МИФИ, или в Высшую школу экономики, да мало ли куда?! (Не чета «Лиге Плюща»). И что они превратятся «в образец очень высокопсихических личностей». Эта глупейшая фраза, источника которой он не помнил, давно крутилась у него в голове, как шарикоподшипник. Но в следующий момент прочитал во взгляде экс-жены Зинки такую непререкаемость, такую ненависть и такое всемирное зло, что понял, пусть лучше дети будут мучиться в зачуханном Казахстане, пасти коз и верблюдов, чем жить с ним в одном городе. Вот, блин, дура, подумал он, и неожиданно для себя пожаловался, старясь разжалобить её даже ценой унижения:
– А меня посадят…
– И правильно сделают! – радостно оскалилась экс-жена Зинка, её мышиные глазки засияли радужными огнями.
И Мирон Прибавкин еще раз убедился, что все женщины хамят одинаково.
– Мама! – приоткрыла дверь Лиза-старшая. – Не кричи на папу!
– Пап… оставайся с нами… – высунулся сын-задрот.
– Спать! – срываясь на клёкот, закричала экс-жена Зинка. – Спать! А ты иди! – и вытолкнула его в коридор подальше от греха.
И они, как неприкаянные, вымелись из дома каждый при своём понимании ситуации.
Народ валил в метро. Горели цветные огни. Машины сновали, как цветные жуки. А в бездонном небе сияли яркие русские звёзды.
– В общем, так… – непререкаемым тоном сказала экс-жена Зинка, глядя на него, как Гулливер на лилипута, – если не хочешь сесть, с тебя двадцать тысяч «евриков»!
– Где ж я их тебе возьму? – отшатнулся Мирон Прибавкин, полагая, что она зло пошутила, но тут же понял, что экс-жена Зинка сейчас вцепится в него всеми кошачьими коготками и оставит на лице кровавые полосы, ходит потом объясняйся, что экс-жена сошла с ума.
– Где хочешь! – неожиданно закричала ему в лицо экс-жена Зинка. – Где брал, там возьмёшь ещё раз, иначе изменю показания! – выплюнула она во гневе.
Мать моя женщина! Екибастуз обломанный! Мирону Прибавкину сделалось плохо, захотелось прыгнуть в свою «люську» и бежать очертя голову на край света. Гори оно всё синим пламенем, решил он, и почувствовал себя, как прежде, забитым и убогим.
– Нет у меня ничего! – упёрся он на исходе сил, понимая, что экс-жена Зинка обдерёт его как липку.
– Машину продай! – указала она на «люську», и лицо её окончательно подурнело: лоб стал тяжёлым, в складках, глаза поблекли, как шерсть у мыши, а на верхней губе обнаружились белесые усики.
– Машина куплена на мои деньги… – робко напомнил он.
– Откуда у тебя свои деньги? Откуда?! – изумилась экс-жена Зинка. – Следствие докажет, что это деньги моей бедной мамочки! –истерически всхлипнула она, как гейзер.
И Мирон Прибавкин понял, что попал в ловушку, что экс-жену Зинку науськали, что её инструктировали дюже умные люди с длинные носами, которые любят совать их не в свои дела, мол, он или сядет, или приползёт как побитый пёс.
Сука! – подумал он, вот сука, жить не даёт! Екибастуз обломанный!
– Ты что разговаривала с Шаланцевым? Не слушай его! Он шкура! –вырвалось у него.
Но это был глас вопиющего в пустыне.
– Эта шкура, как ты говоришь, – язвительно заметила экс-жена Зинка, сощурив свои и из без того блеклые глазки, – открыла мне глаза на твои источники дохода!
Экс-жена Зинка, не знала одного, что в ту же самую минуту Илья Шаланцев, придя домой и выпив водки, лёг на левый бок, не услышал привычного стука сердца, испугался и умер.
В свою очередь Мирон Прибавкин похолодел, как покойник, ибо понял, что Илья Шаланцев стал копать слишком глубоко, а это становилось опасным. Мир жесток и екибастузен, привычно понурился он в душе.
– Ладно, – заикаясь от избытка чувств, пообещал он, – я найду деньги, но при одном условии…
Бабе, чтобы получить хорошую душу?.. да ни за что, подумал он об экс-жене Зинке. И где-то в ожидании замаячила Галина Сорокопудская, которую он наделил, в отличие от всех других женщин, абсолютно совершенным характером.
– Какая же, дрань ты этакая?! – закричала экс-жена Зинка, размахивая руками, как мельница крыльями. – Детям нужные деньги на жизнь и учебу и вообще!..
Она едва не проговорилась, что Каримов посулил ей личный строительный магазинчик в центре и три ночлежки на трассе Нур-Султан-Темиртау. «А там, глядишь, и развернёмся», – клялся он, преданно глядя на неё карими восточными глазами. И она поняла, что нашла ещё одного дурака по жизни, и с удовольствие села ему на шею. Пусть тащит! – решила она.
– Ты напишешь расписку, что взяла деньги! – неожиданно для самого себя потребовал Мирон Прибавкин и даже смело дёрнул ножкой.
– Ещё чего! – взвилась экс-жена Зинка. – Голос прорезался! А вот это видал?! – сунула ему под нос фигу. – Выкуси! Захочу, будешь платить мне каждый месяц! – Ещё мгновение, и она готова была кинуться на него, как кошка на мопса.
Но подошёл наряд ППС и козырнул.
– Товарищ капитан, у вас проблемы?..
Экс-жена Зинка дышала, как перед инфарктом.
– Нет, спасибо, всё нормально, – опомнился Мирон Прибавкин, хотя мог сделать ППС замечание за обращение не по форме.
– Можно вызвать машину, вас отвезут домой? – предложил ППС.
– Спасибо, – сказал Мирон Прибавкин, – мы разберёмся…
– Ну тогда… – наряд ППС отдал честь и отошёл в сторонку, но следил за кошачьими коготками распоясавшейся экс-жены Зинки.
И экс-жена Зинка, разинув рот, глядела на Мирон Прибавкина с диким изумлёнием. Она и думать не могла, чтобы кто-то отдавал ему честь, она привыкла его видеть битым скалкой на полу в ванной, да ещё попранного ножками в тапках.
– Хорошо, – вдруг спокойно сказал Мирон Прибавкин. – Значит, сяду…
– Что значит, «сяду»? – вылупила она блеклые, мышиные глазки. – А деньги?.. – и снова дёрнулась было коготками, ещё с большей ненавистью глядя на него, но что-то в её дивной головке происходило на уровне умозаключения: муж-то, оказывается, вовсе не дурак и деньги где-то достал, и устроился… А что это значит?.. Впервые она засомневалась в Каримове, как о не самом лучшем варианте в бесконечной борьбе за место под солнцем. Однако, как истая женщина, понимала, что все мосты с Мироном Прибавкиным сожжены и новых не предвидется. Но где-то там, в глубине души, куда она заглядывала по великими праздникам и светлым воскресеньям, теплилась слабая надежда на лучшее в этой вечно треклятой, бесконечной нервотрепке под названием жизнь.
– Деньги я тебе дам! – пообещал Мирон Прибавкин и с надеждой подумал о Галине Сорокопудской. – Дам в два раза больше, – добавил на голубом глазу. – Тебе хватит на новую квартиру, только детей в Казахстан не увози. А если нет, то можешь меня сажать! Но учти, если будешь меня шантажировать, я сразу скажу, что ты улучшила свои жилищные условия за счёт меня, и тебя возьмут за цугундер.
– За что-то?.. – удивилась экс-жена Зинка, но коготки уже не выпустила, опасаясь ППС и протокола за порчу государственного имущества.
– За лжесвидетельствование! – огорошил её Мирон Прибавкин по закону талиона .
– Кто тебе поверит?.. – усомнилась экс-жена Зинка, но в её тоне появилась оторопь.
Она ещё не до конца осознала, как это её непутевому мужу отдают честь и даже берут под защиту закона? Это было выше её понимания.
– Будет назначена экспертиза, и ты сядешь вместе со мной, – стращал Мирон Прибавкин её между тем страшными терминами.
Она стушевалась, как перед чёртом:
– Обманул… – выдала все свои горечи, – хочешь выйти сухим из воды?..
– Меньше слушай прокурорских, – посоветовал он ехидно, прыгнул в «люську» и укатил победителем, а экс-жена Зинка осталась стоять с разинутым ртом, не зная, что ей делать.
Женщина, которая вышла замуж не по любви, а по согласию, во второй половине брака становится монстром, подумал на прощание Мирон Прибавкин.

***
Пётр Васильевич Каретников умер. Выглядело это так. Пётр Васильевич присел, якобы завязать шнурки на ботинках, как вдруг упал на бок и захрипел. Его полуторагодовалый внук-вундеркинд Кирюша, который до этого притворялся, что не умеет ходить, бодро шмыгнул на кухню и вернулся с сигаретой в зубах. Кот Африканыч, голубых кровей русской породы, вылез из-под дивана, где всю жизнь прятался от окриков и тычком Петра Васильевича, тут же нагло окропил его домашние туфли и завыл басом не хуже ротвейлера, а филадельфийский вуалехвост по кличке Бамбула, которого Пётр Васильевич всегда дразнил мотылем с наружной стороны стекла, сделал кульбит из аквариума и радостно запрыгал по дорожке.
Пётра Ивановича благополучно схоронили, а его сын, Гектор Петрович Каретников, шизофреник на почве идей освобождения людей от совести, доселе стоматолог-бездельник, мот и хитрован по жизни, от которого смертельно устала жена, абсолютно случайно нашёл в отцовском гараже тайник с тремя чемоданами казённых денег в банковских упаковках и с гербовыми печатями. Оказалось, что усопший папаша на должности начальника районной нефтебазы был классическим неразоблачённым взяточником. С Гектором Петровичем случилось просветление, он пожадничал, не стал, как все, заливать горе водкой и поить до икоты медбратию, а взялся за ум и придумал фирму для народа, странную прояпонскую компанию, о которых читал в «дзене» – «Рога», но не копыта, а «белые тапочки», в том смысле, что никто ничего подобного до этого не делал, а «тапочки» – чтобы запомнили с первого раза.
Конкуренция даже не предвиделась за авантюрностью проекта, и дело неожиданно, хотя и со скрипом, завертелось. Оказалось, что очень и очень многие в Москве хотят, прямо-таки горят нетерпением исчезнуть на веки вечные то ли из поля зрения жены-гатеры , то ли от всевидящего ока государства. И дело было даже не в коронавирусе, а в крестцовом мозгу общества, который не подчинялся никакой логике и пребывал своей самостоятельной жизнью пустожителя.
Однако обладая трезвым мышлением дантиста, Гектор Каретников сообразил, что при таком положении дел, можно запросто кувыркнуться, куда угодно, и не выкарабкаться даже при всём своём желании, поэтому Гектор Петрович открыл малое, крайне индивидуальное, почти конспиративное предприятие, чтобы затеряться в толпе мелких лавочников, бакалейщиков и прочих негоциантов. Но кого этим удивишь? Официально – никого, ведь никакой перспективы такое предприятие не сулило и сулить не могло. По документам он значился посредником в туризме и транспортных услуг, а, на самом деле, отчитывался только за ту часть доходов, которая не вызывала интерес государства, всё остальное прятал в мошну и услугами чёрного рынка пользовался крайне осторожно и крайне редко. На первых порах Гектору Каретникову помогала жена, Алевтина Мартыновна, служащая МЦФ , в дальнейшем он оброс знакомствами, связями, и дело стало проворачиваться с регулярностью поступления заказов. Причём никто не понимал и не догадывался о конечном смысле его мероприятия, даже жена – так он всё устроил. Но это тайной, как священный шкаф Блаватской. В первый год он утроил капитал покойного папаши и начал обрастать капиталистическим жирком безмятежности. Однако неожиданно явились «братки», и ему стоило больших усилий доказать, что он нищий и босый несчастный индивидуалист-одиночка, что доходов нет и не предвидится и что он перебивается с хлеба на квас, и