Анамнезис2

буром сверлила его голову:- "Ты слишком мало любил ее, слишком мало. Ты не отдал ей своего сердца до капли, ты все-таки утаил какой-то кусочек. И поэтому ее больше нет – и никогда не будет". Он поднял глаза вверх и увидел, что потолок приблизился к нему почти вплотную – оставались какие-то дюймы. "Господи, пусть он раздавит меня, только не оставляй меня здесь одного!" Потолок опустился, навалился на него всей своей массой, сдавливая голову, тело, мысли, перемалывая их в одну бесформенную массу, но Сэм успел подумать свою последнюю мысль: "Соедини меня с ней, Господи".
    Фред позвонил Доре. Она еще ничего не знала, но он должен был ей сказать это.
-Дора…
Дора что-то булькнула, потом он услышал:
-Самолет… самолет…
Фред ничего не понимал и переспросил:
-Самолет? Что такое?
-Он взорвался!- Фред услышал даже по телефону, что у нее истерика и постарался хоть как-то привести ее в чувство.
-Дора, дорогая, расскажи мне, что случилось,- произнес он как можно мягче. Дора всхлипнула, но сказала довольно-таки четко:
-Ты же знаешь, что Мэдхен и Макс должны были улетать сегодня в Москву. Так вот именно этот самолет… при взлете…- больше она не могла говорить. Фред не решился ей сказать, что Сэм лежит в коме. Сейчас главным было, чтобы ею поскорее занялись профессионалы из службы 911. Он позвонил туда, ему подтвердили, что к Доре уже выехала машина. Фред сел и обхватил голову руками. "Что за судьба?!"- в отчаянии подумал он, и слезы подкатили у него к горлу…

***42

    Додик крайне взволнованный позвонил мне и сообщил, что не смог встретить друга. Макс с женой должны были прилететь еще утром, но прошли слухи, что самолет при взлете взорвался. Додик что-то еще мне говорил в возбуждении, но я плохо соображала, потому что не выспалась, да и не могла ни о чем думать, кроме как об отъезде Кирилла.
    Утром, ни свет, ни заря, меня разбудил телефон. В такую рань нам никогда и никто не звонил, и уже одно это встревожило меня не на шутку. Кирилл взял трубку, долго слушал, потом ответил:
-Все понял. Буду. Перезвоню тебе через час.
    Никогда я не слышала в его голосе таких нот, да и выражение его лица было настолько чужим, что я сразу почувствовала озноб. Кирилл усадил меня и начал подчеркнуто спокойно, но от этого я задрожала как от лихорадки.
-Алечка, мне нужно ненадолго уехать,– это очень важно. Вам придется пожить с Юлькой одним, без меня, но лишь несколько дней. Все будет хорошо, обещаю. Попал в беду один очень дорогой мне человек, друг, я как-то рассказывал тебе о нем – Пират, может, помнишь. Его сын с двумя напарниками должен был лететь на вертолете, чтобы выполнить работы по установке канатной дороги. Вертолет вчера потерпел катастрофу в горах. А ведь я профессионал и имею жетон спасателя международного класса.
-Но там же есть свои спасатели!- воскликнула я.
-Аля, это сын моего друга! Полет был коммерческим, и наверняка не заявленным. Не знаю уж, что они там нарушили, какие правила безопасности полетов. Сейчас речь идет о жизни двадцатилетнего мальчишки и его напарников, а с его отцом я десять лет в горы ходил и не раз рисковал жизнью.
    Его прошлая жизнь, горные восхождения – все это являлось легендой, красивой и романтичной, но он всегда был только моим, никакие горы никогда не составляли мне конкуренцию. Я почувствовала леденящий ужас, и тело мое сотрясалось от сумасшедшего озноба, а зубы стучали, словно от холода, но я нашла силы и пролепетала:
-Конечно, дорогой.
    Он оделся и уехал к Жене, а через час привез мини-радиостанцию и четыре экспериментальных навигатора, программы для которых мы готовили по заказу МЧС, а потом стал собирать свой рюкзак. Я с ужасом смотрела на поразивший меня наряд: грубые ботинки спецназовца, не менее грубый комбинезон, какие-то шнуры и обвязки, что-то металлическое и тяжелое. Знакомой и родной осталась только родинка над губой. Я прижалась к нему, но после короткого поцелуя он решительно меня отстранил, взял рюкзак и, резко развернувшись, вышел. Подскочив к окну, я увидела машину, из которой вышел Женя и открыл Кириллу багажник. Оба подняли головы и взглянули на меня, но я видела только глаза Кирилла.
    На следующий день Додик притащил мне газету, и я читала, хотя почти ничего не понимала:
    "Две группы спасателей России с необходимым оборудованием прибыли, чтобы спуститься в расщелину на горе Фишт под Сочи, где обнаружен разбившийся в четверг вертолет Ка-32. Корпус потерпевшего катастрофу вертолета находится на глубине 100-120 метров. О судьбе людей, находившихся на борту, пока ничего неизвестно. По предварительным данным, их было девять человек: это четыре члена экипажа, а также пятеро пассажиров. По версии МЧС, Ка-32 падал в расщелину по наклонной плоскости, что привело к полному разрушению кабины. Обломки машины разбросаны на значительном расстоянии. Вертолет Ка-32 (бортовой номер 32025), принадлежавший краснодарской компании "ПАНс", вылетел в четверг в 11:20 из поселка Солох-Аул Лазаревского района Сочи в район приюта "Лунная поляна" на горе Фишт. В запланированное время - 12:30 - экипаж не вышел на связь. Вертолет должен был выполнять работы по установке канатной дороги. По предварительным данным, он потерпел катастрофу из-за плохой видимости".

-Скажи, ведь это опасно?- трясла я за плечи Додика, а он снимал очки, протирал их в десятый или двадцатый раз и говорил:
-Аля, они очень хорошо экипированы, а, кроме того, они профессиональные спасатели с какими-то там особыми жетонами, мастера спорта, имеют военные специальности…
    Накануне я в полубезумном состоянии не спала всю ночь. От Кирилла ничего не было, хотя он должен был звонить. Мы десятки раз звонили в службу МЧС Сочи, но там ничего определенного сказать тоже не могли. Ответ был один: "Идут спасательные работы, в горах резкое ухудшение погоды". На вопрос о связи со спасателями нам отвечали, что в горах это всегда очень проблематично, и даже очень надежные рации порой не работают. Днем приехали мои родители и забрали Юльку. Я только сидела часами возле телефона, Додик и Алекс тоже ходили как тени, пытались меня кормить, но я смотрела на них дикими глазами. В конце концов, Додик остался у меня ночевать. Мы вздрагивали от каждого звонка, но звонили родители, друзья, знакомые.
    Оказывается, вся моя прошлая жизнь была счастьем – самым прекрасным, самым невероятным. И даже то время, когда бывало скучно жить, даже когда меня мучила депрессия. Я поняла это только сейчас, когда у меня вынули внутренности без анестезии, а саму оставили умирать на песке. Моя жизнь чередой картин проходила перед глазами, и я понимала, что без Кирилла она попросту невозможна: словно сердце удалили из круга кровообращения – организм остался, но существовать не может. Останавливаются все системы, не поступает питание к органам, разрываются связи между аксонами, гибнут нейроны, высыхают жизненные соки. Все мои идеи и открытия оказались только игрушками, в которые я играла, а он делал все для того, чтобы я чувствовала себя хорошо, чтобы была довольна и счастлива. Теперь я понимала, о каком испытании для сердца говорила мне Бабушка в своих странных хитрых речах. "Если с ним что-нибудь случится…"- подумала я как во сне, но тут же запретила себе додумывать продолжение, а приказала, закричала внутренне:- "С ним все будет хорошо! Ведь я так люблю его!"
    В странно замеревшей квартире я проснулась в три часа ночи, услышав, как Додик на кухне разговаривает с кем-то по телефону. Ужас сковал меня, и я как лунатик прошла и встала прямо перед ним, молча взирая на него, не в силах произнести ни слова. Глаза его сказали мне, что случилось нечто ужасное, страшное, невозможное, но я не хотела верить и остервенело крутила головой, отрицая все, что он только еще хотел мне сказать. Но вдруг он взял меня крепко за плечи. Крайне удивленная, я посмотрела на него – Додик в моем сознании по определению не мог меня так крепко держать, его неожиданная сила отрезвила меня на минуту.
-Аля, ты должна собраться, взять себя в руки...
-Что с Кириллом?!- выкрикнула я.
-Не знаю. Известий так и нет.
-Тогда что?!- закричала я. Он все так же удерживал меня и говорил почти спокойно, хотя я видела, как он бледен, видела капли пота у него на лбу.
-Звонил твой папа.
-Папа?- удивилась я.- Что он хотел в три часа ночи?
-Алечка… Юлька… Она заболела. Ее увезли в больницу. И твою маму.
Я ничего не могла понять. Еще вчера Юлька была абсолютно здорова, я разговаривала с ней и с родителями по телефону.
-Мама поехала с ней?- спросила я.- А почему папа не поехал?
-Нет, маму тоже увезли – ей стало плохо с сердцем.
Ноги мои подкосились, и Додик подхватил меня, чтобы я не сползла вниз как тряпичная кукла.
-У Юльки резко поднялась температура. Твой папа вызвал скорую, но пока машина ехала, малышка потеряла сознание. У нее начались какие-то судороги.
-И что теперь? Скажи!
-Диагноз – менингит. Она в реанимации, состояние критическое. И мама… Сердце.
Некоторое время все уплывало у меня перед глазами. Весь мой мир разрушался, расползался как радужное пятно на воде, а мысли разлетелись как брызги в стороны, я слышала то-лько гулкий стук своего сердца. Но вдруг Додик резко и зло мне сказал:
-Нет, я не позволю тебе раскисать! Ты будешь сильной! Будешь!
И… ударил меня по щеке, а потом снова и снова – сильно, наотмашь.
-Мы поедем сейчас к Юльке, ты должна поддержать своего папу. Мы будем там, мы все узнаем про твою маму! С ними все будет хорошо! Кирилл вернется и по-другому не может быть!
Я словно очнулась и кивнула:
-Да, ты прав. Все так и будет, по-другому быть просто не может.
Мы стали одеваться, он вытер мое лицо от крови, потому что разбил мне нос, но я не чувствовала боли, я вообще ничего не чувствовала, кроме каких-то клещей внутри. В детской больнице мне дали халат и я, увидев папу, побежала к нему через весь коридор. Он плакал и, обняв меня, говорил:
-Юлька без сознания, мама в кардиологии, господи… Кирилл пропал….
Я встряхнула его решительно, он удивленно взглянул на меня.
-Папа, ты всегда был сильным. Сейчас ты должен ехать в больницу к маме. А я останусь здесь.
Он кивнул и пошел, сначала медленно, а потом все быстрей и бегом. Подъехавший Алекс уже с кем-то из врачей разговаривал, кого-то о чем-то просил, требовал, сердился. Ко мне подошла женщина-врач:
-Вы мама Юли Шуваловой?
Говорить я не могла, у меня перехватило горло, и я, судорожно хватая воздух, кивнула. Сзади мой локоть сжал Алекс и сказал:
-Все будет нормально. Слышишь?!
Врачиха что-то мне говорила, но я слышала ее как в тумане:
-У девочки было критическое состояние, но сейчас оно стабилизировалось.
-Что? Что это значит? Я могу ее увидеть?
Она молчала, но Алекс зашипел на нее:
-Я прошу вас!
Врачиха с недовольным видом кивнула и повела меня куда-то. В открытую дверь я увидела, как на белом полотне лежит растерзанное маленькое тельце, опутанное какими-то проводами и трубками, совершенно голое. Юлька смотрела прямо на меня своими черными глазищами.
-Юля!- закричала я пронзительно, врачиха испуганно попыталась заткнуть мне рот, но я вырвалась и бросилась к дочери.
Моя маленькая девочка прошептала:
-Мама, мамочка, мне было страшно, и ты пришла.
Я стала целовать ее, но меня уже