Юродивый

в пол тысячелетия. Они незаметны, их не признают, их не понимают. Но никто не может отнять у них несомненное и гордое право - право мыслить широко и свободно, отбросив все веками накопленные миром догмы.

Я услышал за спиной чьё-то прерывистое дыхание и обернулся. Передо мною стояла Иришка.
- Я всюду ищу Борьку, - препуганно сообщила она, - он куда-то исчез. Ты его не видел? А что?.. Что случилось?

Я посветил фонарём на окровавленный затылок Юродивого.

- Полюбуйся! Вот что сделал твой Борька!

Она не стала ничего отрицать и выгораживать его, она даже не удивилась, только сказала:

- Борька говорил мне, что когда-нибудь сведёт с ним счёты, что Блаженный ему надоел. Но я думала, что он просто шутит. Да и мне, признаться, он тоже надоел. Никто о нём плакать не будет. Какая вообще от него была польза обществу?

Что-то сдвинулось в моём сознании. В считанные секунду я понял причину сходства Ирины с Юродивым.

- Какая польза, говоришь? - желчно переспросил я. - Да он никому не делал зла. А тебя он любил и берёг. Знаешь, почему?

Я перевернул труп лицом к верху и осветил его фонарём.

- Посмотри получше. Неужели ты так слепа? Твой нос, твои губы, разрез глаз, подбородок, и волосы вьются, как у тебя. Это твой отец, Ирина! Артемий Павлович Штерн!

Она схватилась за голову, из груди её вырвался мучительный, долгий крик.

- Нет, нет, нет! Этого не может быть, это неправда!!! Ты чудовище!.. Нет!..

Выкрикивая эти слова, она скрылась во мраке.
С тех пор много лет я её не видел, не знал, где она, что с ней, мучает ли её совесть.

Блаженного похоронили рядом с кладбищем, и на простой деревянной доске написали только одно слово: Юродивый.

Никто не стал искать его убийцу, никто не пожелал знать, кто он. Местная милиция дело возбуждать не стала, и вскоре все позабыли о старике, как будто его и не было никогда.

После похорон профессора я зашёл в его скромную обитель и там обнаружил горы исписанной бумаги, научные труды, гипотезы, теории и расчёты, полные гениальных идей и открытий.
Их я по сей день храню у себя до лучших времён. Эти работы настолько опережают наше время, что лучше с их публикацией подождать. Хотя я уверен, настанет срок...

***

И только по прошествии нескольких лет я узнал, что профессора, академика Артемия Павловича Штерна за чересчур "вольнодумные труды" и "идеалистический ненаучный подход" к физике сначала исключили из Академии наук, затем, когда он попробовал отстоять свои идеи, к нему применили более суровые меры.

Около десяти лет провёл он в сумасшедших домах и психиатрических клиниках тюремного типа, где его держали и "лечили" принудительно.

Ему, наконец, удалось сбежать, и больше о нём никто ничего не знал и не слышал. Он просто исчез. Но я-то знаю его дальнейшую судьбу. Я знаю всё, и со временем обязательно верну ему доброе имя, признание и славу. Это мой долг перед моим Учителем.

***

Спустя десять лет я вновь приехал в ту деревню на берегу моря, чтобы поставить на могиле профессора большой надгробный памятник.

К моему удивлению, могилка оказалась ухоженной, и вокруг ней бурно цвели маргаритки.

Памятник получился на славу. Я старательно украсил могилу и поставил ограду. На мраморной поверхности под фотографией из того самого научного журнала было крупными буквами выгравировано:
Академик Артемий Павлович Штерн (1928-1987).
Каждый день, пока я гостил там, я посещал эту могилу.

Тётка Поля, которая сильно постарела за эти годы и уже с трудом передвигала ноги, глядя на меня, всё качала головой:

- Эх, Коленька! Вроде, известным учёным стал, доктором наук, а как посмотришь, - всё тот же Юродивый. Ну, что ты к нему на могилку-то всё бегаешь? Памятник зачем-то мраморный отгрохал. Неужели, как ты говоришь, он великим учёным был?
- Да, тётя, был. Можешь не сомневаться.

Однажды, возложив на могилу свежие цветы, я распрямился и увидел перед собой стройную, красивую молодую женщину в чёрном.

Она серьёзно смотрела на меня, улыбаясь краешками губ. Рядом с ней стоял рыжий, вихрастый мальчуган лет девяти, очень похожий на мать.

- Здравствуй, Николай, - низким, мягким голосом произнесла женщина и нагнулась, чтобы положить букетик цветов, - спасибо за памятник.

Я внимательней вгляделся в её лицо.

- Не может быть!.. Ирина!

- Да, это я, - сказала она и наклонилась к уху мальчугана, - это дядя Коля, Артём. Помнишь, про которого я тебе много-много рассказывала? Это он поставил памятник на могилу твоего дедушки.

Мальчик поднял на меня свои внимательные, серьёзные, не по-детски мудрые глаза. У меня бешено подпрыгнуло сердце. В тонком античном профиле и правильных чертах лица угадывалось что-то моё, что невозможно было не заметить: мои гены, моя кровь.

- Почему?.. Почему ты не сообщила мне?.. Почему ты тогда исчезла? - задыхаясь от волнения, пробормотал я.

- Я думала, ты меня никогда не простишь и никогда не захочешь больше видеть. Но я расплатилась за всё сполна. Так что, теперь моя совесть спокойна.

Я с грустью смотрел на эту молодую одинокую мать без обручального кольца на руке. От той юной, задорной, порхающей девочки в ней почти ничего не осталось. Зато появилось что-то новое, что нравилось мне гораздо больше.

Я сгрёб их обоих в объятия, задыхаясь от счастья, и понял, что пришёл конец одиночеству, теперь я их никуда от себя не отпущу.

- Дядя Коля... Папа, - сказал мальчик, беря меня за руку, - пойдём на берег моря, а? Послушаем Вечность?..