Глава вторая. Полет на конференцию
Интересно, куда уходят люди? Да, это странный, загадочный вопрос. Они, люди, все рано или поздно уходят в неизвестном направлении. Это неминуемая участь всех. Нет ответа на этот вопрос. Зачем тогда его задавать? В нем нет никакого смысла. Или все же ответ есть? Да, он есть. Но что он может дать? Этот ответ такой: никуда. Это странно, потому что есть откуда уходить. И обыкновенно уходят откуда в куда-то.
Об этом я подумал с печалью, добираясь до места конференции на самолете. Было, о чем подумать, находясь в подвешенном состоянии между небом и землей. Но мою грусть как рукой сняло присутствие симпатичной женщиной, сидевшей рядом. Мы разговорились, побеседовали о жизни и случайно узнали, что летим в одно и то же место, - на конференцию. Она хорошо знала русский язык, а я с детства самостоятельно изучал английский и хотя говорил с акцентом, который сам чувствовал, но с грехом пополам мог изъясниться и прочитать без словаря, полагаясь на интуицию детскую книжку на английском языке. Просто я привык многие годы читать художественную, а не научную или техническую литературу на английском языке. К тому же под рукой всегда или почти всегда можно было найти перевод книги на русский язык, выполненный специалистом английского языка. Поэтому мои глаза привыкли к английским словам, как к своим родным, русским. Вот уши запаздывали с пониманием английской речи. Пробел во времени пытался заполнить мой мозг, точнее говоря, мой ум. Ум у меня сносный, только мозг быстро устает. Он слабый. Наверное, поэтому я некоторые книги, и не только на английском языке, но и на русском языке, на котором я читаю намного больше и чаще, не могу дочитать. У меня просто не хватает терпения. При этом книги довольно интересные и классные, образцовые. Я давно заметил за собой такую особенность: откладывать на потом самое хорошее, если не лучшее, избранное, на лучшие времена, к которым следует специально готовиться.
Так вот, одно мое ментальное наблюдение. Есть люди слабоумные и, если можно так выразиться, «слабомозговитые». Я отношусь к последним. Мне привычно быть под высоким напряжением мозга. И благодаря диалектики я научился преодолевать сопротивление серого материала, который в целях собственной безопасности всячески мне препятствует в мыслящей активности, зная о слабости своего устройства. Но что делать, нет у меня такой силы мозга, какая была у классиков-основоположников. Несмотря на это я не вижу умом никакой разницы между собственной ясностью сознания и этих самых классиков, без помощи которых вполне возможно разобраться в любой загадке того же самого человеческого сознания.
Вернусь к своей собеседнице. Я сделал ей комплемент, сказав, что не видел еще в одном лице столько ума и красоты. Она пропустила мой комплимент мимо ушей, как нечто незаурядное, но должное, сообразное моменту беседы с собеседником противоположного пола. Она больше меня расспрашивала, чем я ее. Женщину звали Миленой, она была из, как сказали бы в годы советской власти, не из братской республики, что ближе, а из народной демократии, что значительно дальше, но не слишком, как из капиталистического окружения. Летели же мы туда, что прежде называли третьим миром, в страну не развитую, но развивающуюся. Ныне же моя страна не то, что развитая, но даже уже не развивающаяся.
Нашей беседе никто не мешал. В салоне самолета бизнес-класса было тихо, ощущалось только редкое мелкое дрожание корпуса воздушного судна и ровное дыхание бортовой вентиляции. Неспешный светский разговор, наконец, дошел до цели полета – до темы конференции. Милена оказалась специалистом по земным цивилизациям. Я спросил ее, как и чем на ее взгляд специалиста по цивилизациям могут отличаться земные от космических.
- Знаете, Николай Александрович (так меня зовут, любезный читатель; и не судите меня строго за то, что я не представился еще в первой главе, - важно не имя, а то, что им называется), я ученый специалист и поэтому не могу ничего сказать определенного, так как у меня нет опыта сравнения земных цивилизаций с космическими, - я не знаю ни одной, кроме нашей, земной. Да, и то она одна в общем, абстрактном смысле. Между тем существует множество отдельно взятых, уже конкретных цивилизаций, у которых, как и у нас, человеческих индивидов, своя судьба, своя история, свой характер, свое, наконец, лицо и имя.
- В этом сравнении я с вами, Милена Батьковна, как соглашусь, так и нет, возражу вам. Кстати, как вас по батюшки?
- Какое у меня отчество?
- Да-да.
- Леонардовна.
- Милена Леонардовна, то, что вы ученые специалисты называете абстрактным, является для меня, имеющего дело не с суммой фактов, а с понятием конкретно всеобщим, то есть, в смысле, в концепте связанным мыслями в целую концепцию. Поэтому я связываю со всеобщим не общее, как вы, в качестве цивилизации, а отдельно взятое, самого человека, который имеет особенность личную, а не цивилизационную. Цивилизация, как, впрочем, и культура есть общий признак человека, символизируемый его языком как культурным, социальным явлением. Вот мы нашли общий язык друг с другом в русском языке как социальном феномене, явлении цивилизационного порядка. Здесь цивилизация играет роль не субъекта и не его цели, но только средства сообщения одного субъекта с другим в границах целого сообщества таких же субъектов, человечества, одним словом человечества.
- Как замысловато вы выражаетесь. Я не настолько хорошо знаю русский язык, чтобы полностью или частью понять. Так понятно?
- Все понятно. Как вас не понять. И все же я остаюсь при своем. Правда, в одном не могу не согласиться. Вы, ученые, стремитесь к упрощению, потому что нацелены на решение поставленной проблемы, мы, же, люди уже не знания, а мысли, пытаемся осмыслить тайну познания. Тем более, если это тайна мысли женщины.
- Какая таинственность. Где нам, женщинам, до настоящих тайн мироздания, когда рядом философы, как специалисты по тайнам.
- На мой счет вы, к сожалению, ошибаетесь. Я есть никудышный специалист, точнее, я - никакой специалист, потому что слишком серьезно принимаю философию, вплоть до иронии. Для меня философский образ мысли и жизни – это иронический образ, образ иронического отношения к тому, чему люди в массе придают больше значения, чем оно того заслуживает.
- Интересно, и чему они придают большее значение, чем оно того заслуживает?
- Миру вещей и миру человеческих отношений, которые чрезмерно регламентируют в ритуальном аспекте. Что касается этих отношений, то им уделяется повышенное внимание в традиционных культурах.
- Если судить по вашим словам, то уже у нас, в Европе, мы больше уделяем внимания вещам?
- Ну, конечно. Так дает о себе знать стиль или метод европейской жизни: очеловечивать вещи и овеществлять людей, превращать их в человеческий капитал.
- Николай Александрович, вы неисправимый, как у вас говорят, «махровый», марксист, - заметила со смешком Милена Леонардовна.
- Ну, какой я махровый марксист, я чистый идеалист. Многие, бывшие интеллигенты говорят об идеях, а живут материей. Я же живу, как говорю, а говорю, как думаю. Думаю, в итоге, как могли думать в полдень люди футуристического века, о чем братья Стругацкие писали в прошлом веке. Или как у Ефремова в век простоты вещей. Если бы они сами так жили.
- Разве так можно жить? И живете? Не умираете?
- Как видите! Не имей сто долларов, а имей сто мыслей.
- Разве так можно жить! Не верю! Вы наверняка продешевили.
- Можно. Мои мысли не стоят и одного доллара, ни цента. Вот такая жизнь, похожая на смерть. Одно утешение: мало потеряю, когда умру. Ведь все это барахло, которым дорожат люди, не утащишь в могилу. Но они, вопреки этому, пытаются, устраивают себе пышные похороны, отстраивают себе роскошные апартаменты на кладбище. Видимо, деньги некуда девать после смерти. И вечная жизнь в памяти людей, и картинка на загляденье с видом на тот свет в качестве живописного памятника. Одним словом, видит бог, язычество.
Можно торговать вещами, людьми, собой, даже словами, но мыслями – не получится. Они идеальные. Они – смерть для материи. В этом то и дело. В них смысл и ничего помимо него.
- Да, печальная история. Вы – пессимист.
- Нет, идеал-реалист. Нет повести печальнее на свете, чем повесть об идее и предмете. Что это я все о себе. Вы каким боком получили приглашение? И, вообще, странная конференция о внеземных цивилизациях и внеземном разуме. И главное: где она проводится!? В банановой республике.
- На банановом острове.
- Понимаете, Милена Леонардовна, - я принялся опять за свое, - идеальная, райская жизнь для многих – это жизнь без работы, В ней можно ничего не делать, потому что все само собой, богом делается. Что делают люди в церкви? Они заняты церковными делами. Что же они будут делать в раю? То же самое, рассказывать друг другу сказки и разводить церемонии, ритуалы. Только в раю это будет не работа, а отдых. В молитве они будут не работать, а отдыхать. Она будет для них отдыхом. Вы не замечали, что без дела мы теряем чувство времени и находимся в вечности. Вечный покой. Какая скука. Нет. Это, конечно, не тяжелая работа, но работа, интересная работа. Она сама по себе интересная, а не по тому, что за нее можно получить. Это бесплатный труд, труд без капитала.
- Это все одна утопия.
- Да, она никак не приживается к человеческому характеру. Утопия утопией, но для меня живая жизнь, жизнь идеей.
- Жизнь идей?
- Нет, жизнь идеей, не в идее, но идеей в реальности.
- Так вы идеальный?
= Что вы. Сам я не идеальный, но живу
