Есенин и мент

договор,
                Договор зверей окраски разной.
                Люди обычаи чтут как науку,
                Да только какой же в том смысл и прок,
                Если многие громко сморкаются в руку,
                А другие обязательно в носовой платок.
                Мне до дьявола противны
                И те, и эти.
                Я потерял равновесие...
                И знаю сам –
                Конечно, меня подвесят
                Когда–нибудь к небесам.
                Ну, так что ж!
                Это ещё лучше!
                Там можно прикуривать о звёзды...

Ах, как фсё это слафно –
фисеть ф петле и прикуривать от сфёзд!
Маладец, Есенин! Пальшой маладец!
*
Ещё немного, всего пару лет и дав месяца
и ему дадут прикурить в «Англетерре».
От трубы парового отопления.

            Замарашкин:
              - Уходи…
            (Трясёт винтовкой.)
    - А не то вот на этой гитаре
      Я сыграю тебе разлуку.

                Номах:
                (смеясь)
      Слушай, защитник коммуны,
      Ты, пожалуй, этой гитарой
      Оторвёшь себе руку.
      Спрячь–ка её, бесструнную,
      Чтоб не охрипла на холоде.
      Я и сам ведь сонату лунную
      Умею играть на кольте.

                Замарашкин:
        -  Ну и играй, пожалуйста.
          Только не здесь!
          Нам такие музыканты не нужны.

                Номах:
            - Все вы носите овечьи шкуры,
              И мясник пасёт для вас ножи.
              Все вы стадо!
              Стадо! Стадо!
              Неужели ты не видишь?  Не поймешь,
              Что такого равенства не надо?
              Ваше равенство – обман и ложь.
              Старая гнусавая шарманка
              Этот мир идейных дел и слов.
              Для глупцов – хорошая приманка,
              Подлецам - порядочный улов.
              Дай фонарь!

Ай, как харашо!
Немного только не в струе ВКП(б) –
Номах–Махно – он же анархист и бандит,
но всё равно очень хорошо.
Но и комиссары у Есенина не лучше.
Комиссар Рассветов рассказывает  в салон–вагоне поезда комиссару Чарину, как однажды в Америке
с прощелыгой–индусом попалили из ружей золотой пылью в скалу,
а потом впарили эту скалу, как золотоносную жилу и наварили кучу денег.
Но тут комиссар Чарин не согласен:

                Значит, по этой версии
                Подлость подчас не порок?

Если б Цируль не был сыном батрака
и образофание получил не «начальное» и «домашнее»
он бы спросил:
- Это наферно, Острофский – «Пэтность не парок»?

                Рассветов:
                - Места нет здесь мечтам и химерам,
                Отшумела тех лет пора.
                Все курьеры, курьеры, курьеры,
                Маклера, маклера, маклера.
                От еврея и до китайца
                Проходимец и джентельмен,
                Все в единой графе считаются
                Одинаково - business men,
                На цилиндры, шапо и кепи
                Дождик акций свистит и льёт.
                Вот где вам мировые цепи,
                Вот где вам мировое жулье.
                Если хочешь здесь душу выржать,
                То сочтут:  или глуп, или пьян.
                Вот она – мировая биржа!
                Вот они – подлецы всех стран.

- Так - страна некаяеф – это канэшна, Амэрика! – должен был догадаться Цируль.
- Ну, естественно! – наверное, ответил бы ему Есенин, – Не СССР же.

                Первый  голос:
          Ну конечно, в собачьем стане,
          С философией жадных собак,
          Защищать лишь себя не станет
          Тот, кто навек дурак.

                Рассветов:
            Дело, друзья, не в этом.
            Мой рассказ вскрывает секрет.
            Можно сказать перед всем светом,
            Что в Америке золота нет.
            Там есть соль,
            Там есть нефть и уголь,
            И железной много руды.
            Кладоискателей вьюга
            Замела золотые следы.
            Калифорния — это мечта
            Всех пропойц и неумных бродяг.
            Тот, кто глуп или мыслить устал,
            Прозябает в её краях.
            Эти люди – гнилая рыба.
            Вся Америка – жадная пасть,
            Но Россия... вот это глыба...
            Лишь бы только Советская власть!...
            Мы, конечно, во многом отстали.
            Материк наш –
            Лес, степь да вода.
            Из железобетона и стали
            Там настроены города.
            Вместо наших глухих раздолий
            Там, на каждой почти полосе,
            Перерезано рельсами поле
            С цепью каменных рек-шоссе.
            И по каменным рекам без пыли,
            И по рельсам без стона шпал
            И экспрессы и автомобили
            От разбега в бензинном мыле
            Мчат, секундой считая доллар.
            Места нет здесь мечтам и химерам,
            Отшумела тех лет пора.
            Всё курьеры, курьеры, курьеры,
            Маклера, маклера, маклера...

Если б Цируль получил не «домашнее» образование,
он бы усёк – «курьеры, курьеры, курьеры…» – это Гоголь…

                От еврея и до китайца,
                Проходимец и джентельмен —
                Все в единой графе считаются
                Одинаково – bisnes men.
                На цилиндры, шапо и кепи
                Дождик акций свистит и льет.
                Вот где вам мировые цепи,
                Вот где вам мировое жулье.
                Если хочешь здесь душу выржать,
                То сочтут: или глуп, или пьян.
                Вот она – Мировая Биржа!
                Вот они – подлецы всех стран…

Ну и так далее.
Вплоть до «стальной клизме» России.
А стальная клизма –
это Сталин,
с его индустриализацией.
Ай, как хорошо!
*
Хоть Есенин и превратил в поэме
войну Белой и Алой  Роз
в войну белой и алой рож,
а точнее ж*п – ...
                (третье лирическое отступление:
                в этом ужасном слове я не поставил звёздочку.
                Но как пристально и бдительно
                читают тут некоторые пысменники.
                Которые, обычно, кроме себя ничего не читают)

...в поэме нет ни одного положительного героя,
один Замарашкин
и тот замарашкин –
но главный мент Москвы остался доволен.
*
Матвей Ройзман:
- «После этого Фриц Янович выдвинул ящик своего письменного стола,
достал протокол обследования «Ассоциации»
и сказал, что мы работаем хорошо.
Он посоветовал нам выступать на заводах.
Приехавший Мейерхольд пригласил Цируля побывать в своём театре.
Фриц Янович сослался на то, что очень занят,
но обещал в ближайшее же время посетить театр.
Он сделал надпись наверху протокола и объяснил,
в каком отделе подучить справку о перерегистрации «Ассоциации».
*
И всё?...
И вся история?
Если б мы её не досочинили жёнами да стихами
и читать бы там было нечего.
*
По совести рассуждая –
не Цируль должен был проставляться,
а имажинисты (имажиОнисты) должны были накрыть ему стол в «Стойле Пегаса» –
не они нужны Цирулю,
Цируль нужен им.
Что, вполне возможно и произошло –
посидев немного у Цируля в кабинете,
все плавно переместились в  «Стойло»,
продолжать банкет,
благо, это от Моссовета пять минут ходьбы по Тверской...
*
И вот там уже Есенин и потешал и Цируля, и публику «Страной негодяев»,
а Грузинов своим «морщинами»
Да так оно, скорее всего и было.
Только вот зачем Матвей Ройзман,
явно писавший свои воспоминания под контролем КГБ,
упомянул имя Цируля...
*
                продолжение - http://www.proza.ru/2019/10/19/453