Есенин и мент

утра не на работу.
*
Ройзман:
- «Фриц Янович усадил нас полукругом возле письменного стола
и с характерным для него акцентом объяснил,
что всегда хозяин дома обносит гостей чаркой вина.
Он же, Цируль, хочет, чтобы гости обнесли его чаркой поэзии».
*
То есть – главный мент Москвы и области
взятку с издательства и кафе решил взять стихами.
А сам – даже не налил.
Как–то невежливо.
*
И нельзя не предположить,
что в тот день Цируль накрыл лёгкую полянку в своём кабинете
и по поводу своего переезда в Москву,
и по поводу нового назначения,
и по поводу знакомства с интересными людьми, друзьями Есенина –
человек, долго проживший в Средней Азии
дорогих гостей насухую не встретит.
*
Несмотря на то, что Цируль приятельствует с Янисом Рутзутаком,
которого сам Ленин прочил на пост генсека вместо Сталина, 
(логично предположить, что Рутзутак и вытащил Цируля в Москву)
Фрицу Яновичу и самому нужно вливаться в московский бомонд.
И делать это следует не всухомятку.
*
Тут надо вспомнить –
и Шершеневич, и Мариенгоф –
моднейшие поэты Москвы.
Отец Шершеневича известный адвокат,
мать оперная певица Львова.
Родственник Мариенгофа – заведующий Центропечати Борис Малкин.
Есенину (через Блюмкина) сам Троцкий даёт журнал.
А журнал тогда – как ТВ канал сейчас.
И большие деньги.
*
И кстати, не факт, что на той встрече не было Якова Блюмкина –
он тоже состоял в членах «Ассоциации вольнодумцев –
просто писать о Блюмкине куратор из соответствующих органов Ройзману не советовал.
*
Как помним – отец Роймана директор кафе Союза поэтов.
Цирулю нужны эти люди и их связи,
это не только поэты –
это деловое знакомство с деловыми людьми Москвы.
И далеко не последними.
Цируль обязан был выкатить поляну.
Или он не главный мент Москвы и губернии.
*
Ройзман:
- «И мы по очереди стали читать свои стихи…»
*
Бедный Цируль – сколько их там?
Не всякий мент выдержит столько стихоплётов в такой подозрительно мужской компании.
И рискну предположить, что пришли все они к Цирулю
с жёнами и любовницами.
Есенин – с Августой Миклашевской:

                Заметался пожар голубой
                Позабылись родимые дали.
                В первый раз я запел про любовь,
                В первый раз отрекаюсь скандалить.

Драчки, значит, не будет – поэт в завязке.
*
Шершеневич наверняка был с красавицей–актрисой Юлией Дижур,
(жаль тут нельзя вешать по тексту фото)
*
Мариенгоф со своей женой – актрисой Никритиной.
(тоже ничего девушка, только со злыми глазами).
*
Мейерхольд придёт с Зинаидой Райх –
Хоть Мариенгоф и пишет, что она была «дебелой дамой с лицом как тарелка»,
на фотографиях Райх очень даже и красотка.
Грузинов – с гражданской женой, поэтессой-скандалисткой Ниной Хабиас.
И Блюмкин тоже не брезговал красивыми женщинами.
*
Ну и выпили, конечно, за знакомство, закусили.
Первый тост, второй…
И погнали стихи читать –
поэты же.
*
Наверное, начал Шершеневич, как самый старший,
своё самое модное в те годы стихотворение,
кстати, посвящённое Яше Блюмкину
(и кто сказал, что его на той пирушке не было)

                Другим надо славы, серебряных ложечек,
                Другим стоит много слёз, –
                А мне бы только любви немножечко,
                Да десятка два папирос.

                А мне бы только любви вот столечко,
                Без истерик, без клятв, без тревог,
                Чтоб мог как–то просто какую-то Олечку
                Обсосать с головы до ног.
                ...

Тут Цируль мог подметить:
- Клакол «апсасать» – какой–то... фроде и уместный, а ф тоже фремя и неадекфатный – дефушек, скорее аплизыфают, чем апсасыфают. А вот девушки... ну, да это пукфоетстфо.
*
Потом читал Мариенгоф:
             
                А ну вас, братцы, к чёрту в зубы!
                Не почитаю старину.
                До дней последних юность будет люба
                Со всею прытью к дружбе и вину.

                Кто из певцов не ночевал в канаве,
                О славе не мечтал в обнимку с фонарём!
                Живём без мудрости лукавой,
                Влюбившись по уши, поём.
                ...
*
Ну, может, Иван Грузинов прочёл своё бессмертное:

                Затылком вши
                И ветер ёрником на ляжки
                Бегущего авто.
                Фальшивым облаком торгуя
                Косоворотка
                Ночную муть жуёт как медленную жвачку
                Слюнявит десятиаршинные
                Морщины п**д.
                Подмышкой мышку придушить
                И выпрет день дебелым животом
                У ротной
                Прачки.

                (лирическое отступление:
                и вот тут случился затык -
                нехорошее слово было с одной звёздочкой
                и то ли автомат сработал,
                то ли кто-то излишне бдительно читал
                но статью забанили,
                потому что по новым законам
                звёздочек должно быть две)

«Ротная прачка», правда, слегка напоминает «Лунную прачку» Альбера Жиро,
да и п***ы у поэта Грузинова всё... какие–то... глобальные, семиметровые...
(За что, кстати, поэт Грузинов был арестован ГПУ и отсидел несколько месяцев)
На что тов. Цируль должен был заметить:
- Тофарищ поэт! Такие пальшие п**ты «слуняфить» – слуны не хфатит. Да и в платнОм мире куннилингус не очень атапряют - у них это назыфается «ф пилотку лазать».
*
Эпатажнице Нине Хабиас, с её похабно-затейливыми уляля–шарашурами,
читать точно не дали.
см. «Графиня Похабiас» –
http://www.proza.ru/2017/07/01/87
*
Наверное, Матвей Ройзман прочёл:

              В ёмкий, незадетый ничем,
              В сумрак за окно пролиты
              Два стальные глаза свечей,
              Два, - слезящие молитвы.
              Прячется голубкою рука
              Под большой платок в цветочках
              Что начнут бутон распускать,
              Сыпя крапом лепесточным.
              Только стеарин зашипит,
              Жаля бронзовый подсвечник,
              И стучат в поднос тишины
              Капли, капли слов неспешных.
              И напрасно каплю ловлю
              Залежи души обрызнуть,
              Чтоб забил запоздалый ключ
              Голубой, нездешней жизни.
              Верно радость мне не дана
              Средь пророчеств балагурных
              Повторить: «Ато Адонай!»
              В неживой, отпалый сумрак.

Не берусь оценить, хорошие это стихи или совсем не очень,
но тут Цируль тоже должен был поправить:
- Атонай – это вчерашний тень челофека. Непроизносимый имя Пога Атонаи лутше заменит на Палитбюро ФэКаПэ(пэ).
*
Сахаров, к счастью, стихов не писал.
Настал черёд Есенина…
*
Ройзман:
- «Есенин с большим подъёмом прочитал отрывок
из «Страны негодяев».           
Цируль был взволнован.
- Какой вы молодец, - сказал он Сергею, – Какой большой молодец!»
*
Говорят, читал Есенин, как бог.
И думают, что это у него от рождения.
Однако, если внимательно читать воспоминания,
то выяснится, что Есенин ещё в 1915-том
был уроки в Петрограде у одного из лучших мастеров сценической речи.
*
А в чём, собственно, большой молодец Есенин?...
Кроме потрясающего чтения.
Обычно печатают так:

                Чекистов:
              - Ну и ночь! Что за ночь!
                Чёрт бы взял эту ночь
                С ... адским холодом,
                И такой темнотой...

Но в стенах Моссовета,
с видом на Тверскую и обелиск Свободы
(раньше памятник Скобелеву, сейчас Юрию Долгорукому)
Есенин, наверное, прочёл «с ... ядским холодом»...
                ( второе лирическое отступление:
                тут случился второй затык -
                было ещё две буквы б и л
                и это, видиомо, стало второй причиной забанить)
Молодец Есенин –
начальнику Московской губернской милиции Цирулю понравилось.

                Чекистов:
          - Мать твою в эт–твою
                (читай правильно)
            Ветер, как сумасшедший мельник,
            Крутит жерновами облаков
            День и ночь...
            День и ночь...
            А народ ваш сидит, бездельник,
            И не хочет себе ж помочь.
            Нет бездарней и лицемерней,
            Чем ваш русский равнинный мужик!
            Коль живёт он в Рязанской губернии,
            Так о Тульской не хочет тужить.
            То ли дело Европа?
            Там тебе не вот эти хаты,
            Которым, как глупым курам,
            Головы нужно давно под топор...

Чекистов у Есенина хает и полоскает всех –
«грязную мордву», «вонючих черемисов», русский народ:

          - Я ругаюсь и буду упорно
            Проклинать вас хоть тысячи лет,
            Потому что...
            Потому что хочу в уборную,
            А уборных в России нет.
            Странный и смешной вы народ!
            Жили весь век свой нищими
            И строили храмы Божии...
            Да я б их давным-давно
            Перестроил в места отхожие.
            Ха–ха!
            Что скажешь, Замарашкин?
            Ну?
            Или тебе обидно,
            Что ругают твою страну?...

Молодец Есенин –
все уже догадались, что Чекистов, это Троцкий –
И менту–Цирулю нравится.
Мать твою, ё... твою! – звучит в Моссовете на Тверской.
Потом приходит бандит Номах:
             
                - Что другие?
                Свора голодных нищих.
                Им всё равно...
                В этом мире немытом
                Душу человеческую
                Ухорашивают рублём,
                И если преступно здесь быть бандитом,
                То не более преступно,
                Чем быть королём...
                Я слышал, как этот прохвост
                Говорил тебе о Гамлете.
                Что он в нём смыслит?
                Гамлет восстал против лжи,
                В которой варился королевский двор.
                Но если б теперь он жил,
                То был бы бандит и вор.
                Потому что человеческая жизнь
                Это тоже двор,
                Если не королевский, то скотный.

Ай, молодец Есенин!
Всем понятно, что Номах это,
как сказал бы Цируль:
- Фылитый Нэстор Махно!

                Номах:
            - Со мною несчастье всегда.
              Мне нравятся жулики и воры.
              Мне нравятся груди,
              От гнева спёртые.
              Люди устраивают договоры,
              А я посылаю их к чёрту.
              Кто смеет мне быть правителем?
              Пусть те, кому дорог хлев,
              Называются гражданами и жителями
              И жиреют в паршивом тепле.
              Это все твари тленные!
              Предмет для навозных куч!
              А я – гражданин вселенной,
              Я живу, как я сам хочу!

Ай, как хорошо!
Если б Цируль получил не «домашнее» образование,
он должен был знать:
гражданин вселенной, по-гречески означает - космополит
и придумал его Сократ (470 – 399 до н.э.),
который по утверждению Эпиктета (50 - ок. 140) сказал:
(правда, через триста лет)
«Если верно то, что утверждают философы
о родстве между богом и людьми,
тогда на вопрос о родине
человек должен отвечать словами Сократа:
я не афинянин или коринфянин,
а я космополит»
(«Беседы»).
А вот ещё  Номах–Махно:
     
                - Я знаю мою игру.
                Мне здесь на всё наплевать.
                Я теперь вконец отказался от многого,
                И в особенности от государства,
                Как от мысли праздной,
                Оттого что постиг я,
                Что всё это