Теперь ему пришла на ум мысль о том, зачем дьявол явился Еве в земном раю в виде змея, искушающего ее сорвать яблоко с древа познания? Неужели он не мог удержаться от соблазна наивной, но любопытной женщины знанием добра и зла? И, главное, чем он сопроводил свое пожелание? Тем, что сорвав яблоко и разделив его с Адамом, они отведают знание и станут как боги. Он, как червь отведав изведав много яблок в райском саду, знал в них толк. В чем же толк знания? В сомнении в вере. Не это ли сомнение в абсолютной неизменности всего привело Монтеня к философскому скептицизму?
В самом деле, не является ли сомнение во всем, во что люди верят, признаком знания? Знания чего? Добра и зла? Добра как положительного, хорошего и зла как отрицательного, плохого. Но хорошо ли сомневаться? Плохо, если делаешь сомнение целью мышления. Вот тогда и получаешь скептицизм как философскую теорию сомнения, но если сомнение становится средством преодоления заблуждения ради истины, то хорошо. Истина в мысли есть то же самое, что добро на деле. Если делаешь, то делай хорошо, добро, добротно или, вообще не делай. Добро – это преодоление зла, уклонение от делания зла, как и уклонение от лжи в стремлении к познанию реальности.
Значит, сомневаться можно и нужно, следует не в реальности, точнее, не в представлении, которое соответствует реальности, а в том, соответствует ли твое представление реальности, соответствуешь ли ты сам этой реальности, не ошибочно или иллюзорно твое представление и переживание, аффектация от реальности. Сама аффектация, эмоциональное отношение к реальности может искажать указанную реальность. Ну, да, она не просто может, она не может не искажать, ибо является собственным наложением на нее, а порой и подменой собой самой реальности. Эта подмена возможна при условии сведения всей реальности к своей личности, ввиду собственного эгоцентризма.
Поэтому несомненным в сомнении должно оставаться не только само сомнение как факт внутреннего опыта души, засекаемый интеллектом, умом (в этом смысле ум есть ухватка данного опыта представления и переживания души, их внутреннего (изнутри) созерцания), но и того кто, кому дается, придается этот факт сомнения. Речь идет о самом сомневающемся, а значит несомненность сомнения есть факт, свидетельство самосозерцания, созерцания, удержания самого себя на сомнении, откровения того, что я есть в мысли как представляющий, переживающий и доопределяющий своим воображением тот, кто есть реально, что есть в реальности и что сама реальность есть кто. Вот тогда реальность есть реальность субъекта объективно, объективная реальность субъекта, то есть, такая реальность субъекта, которая не зависит от его воли, чувства и мысли, находится за порогом его сознания.
Что это? Мы находимся на границе человеческой личности внутри него самого. Именно здесь мы соприкасаемся с тем, что можно назвать «Я». Наше, мое ли это Я. Да, это мое Я, как и любого другого существа, которое на него выходит. Оно в том смысле находится за порогом сознания, в каком уже всегда есть еще до того момента времени, в которое я обнаруживаю его в себе и являюсь им, отождествляя себя в представлении, переживании и воображении с ним, понимая его понятием. Это есть идея Я как меня самого. Она вечная и вездесущая. Она и есть Дух, Бог как сердце, средоточие и прямая, которая прямо связывает чувство и разум. Будучи за порогом сознания, она толкуется, истолковывается для понимания уже в сознании самим сознающим, лицом, находящимся в сознании либо умным Я, либо верящим Я в зависимости от того рода духовной деятельности, которой указанное лицо занимается.
В человеке есть тот, кого условно можно назвать «внутренним человеком», alter ego, потусторонним Я, по ту сторону сознания меня как существа или человека внешнего внутреннего, но посюстороннего миру, который мне является обычным образом снаружи. Именно таким внешним меня видят и принимают, признают другие. Сообразно им признаю себя и сам я. И где я вижу себя искаженно, превращенным образом: внутри себя или снаружи себя? Вот этот вопрос заставляет меня страдать и мучиться, будучи живым парадоксом меня лично, как и любого другого существа, занятого самопознанием.
Есть ли я? Если есть, то кто Я? Неужели Бог дает мне свое место центра мира, точки реальности, которая приобретает размеры, меру, ум меня самого. Не есть ли это - динамическое воплощение Духа в качестве меня, постижимое умом? Я умом понимаю того, кем воображаю себя и в этом представлении переживаю и проживаю. Не иллюзия ли это? Является ли субъективный образ объективной реальности самой этой реальностью? Если является, то это и есть иллюзия как таковая. Не иллюзия, а истина есть то, что это иллюзия, такова истина иллюзии, лжи. Но что тогда истина самой истины? Неужели то, что есть субъект и есть объект, а также есть их связь отражения? Она есть только отражение или есть еще и творение, излучение, которое не все отражается? Не творим ли бога мы сами в себе? Да, мы творим его представление и переживаем его, воображая себя богом. Но только ли это мы творим, излучаем? Не творим ли мы то, что представить, пережить и вообразить не в состоянии, не можем и помыслить? Не в этом ли положении находится Бог, творя нас? Можем ли мы быть в неведомом согласными с Богом?
Вот какие мысли овладели существом принца. Он чуть не запутался в них. Но, слава Богу, нашел себя на пороге собственного сознания. Что было там, за порогом сознания? Он не ведал точно. Но что-то там и, главное, кто-то там был точно. Вот такая получилась точная и строгая, я сказал бы, предельная, пороговая неопределенность, то есть, неопределенность в определении, а определенность в неопределенности или даже в неопределимости, предельность в беспредельности. Этим пределом явилось собственное Я принца. Но было ли оно только Я принца? Не от лукавого ли оно было? Оно могло быть Я от лукавого, но только в границах сомнения. В несомненности оно стало Я от прямодушного и великодушного. Это было не эксклюзивное, а инклюзивное Я, не надуманное, а умудренное опытом духовной жизни. Оно стало не выводом из жизни, а наведением на нее как на жизнь в духе, духовную жизнь. Не из меня все выводится и на мне все сходится, а я во всем нахожу другие Я. Этим и дорога, важна для меня, имеет смысл и значение любая жизнь. Следует ее спасать, бывает, от нее же самой, от того зла, которое есть в ней. Это зло – смерть.
Но как преодолеть смерть? Вот тот вопрос, на который принц не знал ответа. От раздумий его отвлек неожиданный стук в дверь. Это был лакей, который принес письмо от его невесты, Луизы де Бурбон. Читая слова на конверте, принц поморщился от раздражения, что его сбили с мысли о сокровенном.
- Вот пусть она сама и помучается, отвечая на мой вопрос. Не все мне одному мучиться, - решил принц, сказав это вслух.
Глава третья. Свидание
Невеста принца была чувствительная девушка. Она была приятна лицом. Иных девушек и не заметишь. Но эта имела фигуру. В наше время о такой девушке сказали бы: "Да, она вылитая фигуристка". Но во времена принца женщины скрывали тело под длинным платьем. Так что кавалерам приходилось включать свое воображение, чтобы домыслить силуэт своей дамы.
Особенно симпатичными были глаза Луизы де Бурбон, графиня де Суассон. Они привлекали внимание наблюдателя своим задумчивый видом, который так шел мадемуазель Лизы, что сразу приходило на ум нашему наблюдателю, что он наблюдает за умным человеком. Признаюсь вам, великодушный читатель, что я люблю умных женщин. С ними чувствуешь и себя умным человеком. Не так с умным мужчиной. С ним находишь себя дураком. Точнее, никак не можешь точно сказать, кто именно дурак, - ты или он.
Стояла золотая осень. Но было еще тепло, потому что пришло "бабье лето". Они встретились в саду графини. Когда принц еще ехал на встречу со своей невестой, он откровенно скучал. Но увидев графиню, он буквально замер от ее очаровательного вида. Падавший с клена золотой лист задел ее за блестящие на солнце волосы, отливавшие каштановым цветом, и она невольно отклонила свою голову, чтобы он, не дай Бог, не запутался в них. Это было так мило, что принц расчувствовался до слез. Он сразу понял, что этот эпизод в его жизни он запомнить на всю жизнь. Пройдет время, он многое забудет, но будет помнить это едва уловимое движение своей невесты. Теперь он точно знал, что влюбился в Луизу. Будет ли он любить ее, когда влюбленность пройдет, принц не знал, но помнить будет точно.
Обменявшись с графиней любезностями, принц завел разговор о ее матери, которая недавно отдала Богу душу. Он спросил о том, снилась ли та Луизе, заранее извинившись, если ей тяжело вспоминать об усопшей.
- Я принимаю ваши извинения. Знаете, принц, на прошлой неделе мне снился странный сон. И я до сих пор не могу его понять. Мне снилась мама в черном платье, на котором не было застежек. Мама звала меня к себе, пойти куда-то далеко-далеко, - сказала с грустью Луиза и замолчала, растревожив принца своим ответом.
- Луиза, скажите, пожалуйста, во что вы были одеты, в платье какого цвета? – торопливо спросил принц.
- Я была не одета. Генрих, значит, я скоро умру?
- Глупость. Ни в коем случае.
- Принц, вы никогда еще не говорили, что я глупая.
- Простите, Луиза, это я глупый, что так спросил.
- Ничего, ничего. И почему: «ни в коем случае»?
- Да, потому что это не тот случай.
- Тогда какой случай? Я слышала, что если мертвый человек зовет спящего к себе, то он скоро умрет. Тем более мама была одета так странно и вся в черном. Это зловещее предупреждение.
- Луиза, не будьте столь категоричны к тому, что вы видели. Но действительно вы должны быть осторожны. Может быть, ваша мама с того света предупреждает вас о грозящей вам опасности. Поэтому будьте начеку в ближайшее время и держите ухо востро.
- Какие страхи. Я и так всегда осторожна. Нет, здесь что-то другое.
- Знаете, Луиза, мне, кстати, сегодня было видение о былых временах и потом я думал о смерти. У нас есть нечто общее. Вам снилась мертвая мама, мне пришла мысль о смерти, о том, что она такое для нас. Вот мы умрем, и что с нами будет?
- Ничего, - нас просто не будет, - коротко ответила Луиза.
- Как это так? Совсем не будет?
- Здесь тогда не будет.
- Где же мы будем?
- На том свете! Принц, как будто вы не знаете.
- Что значит: «на том свете»? Как говорят: в раю или в аду? Или это выражение говорят только для того, чтобы