со стороны ответчика.
- Там были свидетели. Из поселка. Я думала, что они расскажут всю правду. А они все повторили то, о чем заявила Сычева.
- Ладно, разберемся. Собирайтесь! Поедем в поселок.
- Не поеду.
- Почему?
- Все равно бесполезно. Я знаю. У неё связи. Она и свидетелей подкупила. Когда мы сидели до суда в коридоре, эти люди выражали мне сочувствие, говорили, что ни в чем не виновата, а на суде они вдруг стали говорить совсем обратное. Подтвердили все, как велела им Сычева.
- Откуда вы знаете, что она им велела?
- Мне после суда Виктор Николаевич сказал: мол, «прости, но я боюсь её, она меня сдаст».
- На суде был Виктор Николаевич?!
- Ой! Он просил, чтобы я его не выдавала.
- Идиот! В протоколе же все выступления зафиксированы. Это чтоб вы знали, что мы будем поднимать все дело. Впрочем, я с ним еще разберусь.
- Еще у нее справка есть из диспансера.
- И что? Знаете, Мария Сергеевна, у нас, у русских, с древних времен повелось, что в ходе сражения пока рука может держать оружие, солдат не сдается на милость врагу, а борется до последнего вздоха.
- Но я же не солдат.
- Мария Сергеевна, вы учите будущих солдат. Какой пример вы им подаете?
Изучив все материалы дела, а также пообщавшись со всеми возможными свидетелями, адвокат Виктор Николаевич в ходе очередной встречи с директором обстоятельно сообщил о следующих результатах:
- Обжалование решения районного суда и встречный иск в городском суде приняли. Хотя мы с обжалованием и опоздали на день, был учтен тот факт, что в районном суде были нарушены процессуальные нормы, так как не были выслушаны свидетели со стороны ответчика. Судья должна была проинформировать ответчицу о праве вызова на суд своих свидетелей. Она этого не сделала. Вообще, мне сразу показалось странным, что все как-то быстро прошло: в одно заседание. А дело непростое. Кроме того, обнаружились кое-какие нестыковки. Скажем, в справке из психоневрологического диспансера видно, что с 29 июня по 15 июля Сычев В.А. находился на лечении в диспансере. А соседи Сычевых и приятели Виктора утверждают, что в эти дни он был дома, гулял, посещал увеселительные мероприятия. Насколько я знаю, из диспансера так просто свободно не выйдешь погулять. Короче, я уверен, что частное определение городской суд отменит, так как Березина не нарушала никаких этических норм: Сычев не школьник, на момент происшествия он был уже совершеннолетним, да и нанесения побоев в пощечине не усматривается. Здесь был факт защиты чести и достоинства.
- Вот-вот, и я об этом же говорил! – обрадовался Иван Степанович.
- Да. И в этой части Березиной предъявить нечего. Однако суд может вынести решение удовлетворить иск Сычевой по части нанесения душевных травм её сыну, и она должна будет уплатить компенсацию потерпевшему за моральный и материальный ущерб.
- А причем тут материальный ущерб? – воскликнул Иван Степанович?
- Сычева заявила в суде, что ей пришлось покупать какие-то дорогостоящие лекарства. Впрочем,
я намерен еще побеседовать с врачом, выдавшим справку, чтобы выяснить степень морального и материального ущерба. Уж слишком большую сумму эта дамочка запросила. А вы, Иван Степанович, побеседуйте, пожалуйста, со своими односельчанами, выясните, если это возможно, с какого бодуна они переметнулись на сторону Сычевой? Фамилии здесь. – Адвокат выдал директору копию протокола.
Свои беседы со свидетелями обвинения Иван Степанович начал с учителя физвоспитания.
- Скажите, пожалуйста, Виктор Николаевич, свои показания в суде вы излагали добровольно или под чьим-то давлением?
- Почему вы решили, что под давлением?
- Да уж очень сильно отличается от правды та картина, которую вы нарисовали в суде.
- И что же такого я там нарисовал?
- Ну, вам лучше знать. Я же на суде не был. Но судя по протоколу, вы заявили, что, во-первых, Березина с первых дней работы с классом постоянно третировала Виктора Сычева, публично оскорбляла его и настраивала против него весь класс. Во-вторых, на сцене она не просто влепила пощечину, а сильно ударила так, что Виктор едва устоял на ногах. В-третьих, вы подтвердили слова Сычевой о том, что в школе царит нездоровая атмосфера взаимоотношений между педагогами и учащимися. Учителя друг с другом ссорятся, натравливают друг на друга учеников, а директор «самоустранился от работы с коллективом», занявшись «личными делами». Виктор Николаевич, я цитирую ваши показания. Но ведь вы же прекрасно знаете, что все это ложь. Поэтому я и спрашиваю, эта ложь ваша собственная, или вам её кто-то подсказал?
- Лично я не считаю, что сказал неправду.
- То есть, вы и сейчас целиком подписываетесь под всеми теми показаниями, которые вы выдали в суде?
- Что вы от меня хотите?
- Я хочу услышать от вас конкретный ответ: вы сейчас подтверждаете свои показания в суде?
- Я не желаю больше на эту тему разговаривать. В конце концов, я не в суде в качестве обвиняемого.
- Спасибо! Я думаю, что вам трудно будет в дальнейшем работать в нашей школе.
- Это почему же?
- Вы сколько лет у нас работаете?
- Ну, два года.
- А я уже сорок два, уважаемый…
После разговора с физруком Иван Степанович позвонил Масленникову.
- Юра, там недалеко от вашего универа по Ростовской в 167 доме живут родители Сычевой. Вероятно, она с сыном сейчас у них обретается. Ты, пожалуйста, как-нибудь после занятий потусуйся возле дома у них и выясни у соседей или приятелей Виктора, были там Сычева с Виктором летом в июле-августе и чем занимались? Очень прошу, если тебя это не сильно обременит!
- Обижаете, Иван Степанович! Когда это ваши просьбы меня обременяли? Для вас я готов сделать все.
- Ну и лады! Адрес записал?
В конце ноября в школу без всякого предупреждения нагрянула комиссия из области в количестве 3 человек. Сопровождала эту комиссию новая заведующая муниципальным отделом образования района Кулик Вера Петровна. Перешерстили в школе все: планы, программы, классные журналы с оценками, отчеты, финансы, учебные нагрузки каждого из учителей. В выделенный для работы комиссии пустующий кабинет завуча вызывались для беседы в индивидуальном порядке все учителя, интересующие комиссию школьники и их родители. Члены комиссии без предупреждения посещали уроки и проверяли у учителей поурочные планы. Копались проверяющие во всем неделю, а потом так же без предупреждения уехали, не объявив никому никаких результатов.
Директор все эти дни сидел на таблетках, и два раза даже ему вызывали на дом «скорую». Школу трясло на все девять баллов по шкале Рихтера. Поселок гудел, как развороченный улей. Каким образом в таких условиях осуществлялся учебный процесс, не ведал, видимо, и сам Господь Бог.
Через неделю из районного центра прислали переводом нового завуча: Валентину Васильевну Горяеву, весьма привлекательную женщину лет тридцати. До приезда в Старое Село Валентина Васильевна работала воспитателем-психологом в местной школе-интернате для детей с проблемами в умственном и физическом развитии.
- Я к вам ненадолго, - сразу же объявила она директору. – Меня прислали навести тут у вас порядок.
- А что у нас в беспорядке?
- Всё.
- А-а, ну наводите. До вас одна уж тут наводила.
- Я в курсе.
В первый же день своей деятельности Валентина Васильевна пригласила к себе Марию Сергеевну Березину.
- А вы совсем не похожи на революционерку, - сказала завуч, оглядевши учительницу с головы до ног. – Но мне нравятся такие люди, как вы.
- Какие?
- Решительные, смелые, умеющие постоять за себя. Знаете, я тоже считаю, что этим малолетним обормотам ни в коем случае нельзя позволять садиться себе на шею. С ними надо работать жестко и бескомпромиссно. Учитель должен быть над учеником, должен подчинять волю ученика и требовать от него полного и четкого выполнения всех возложенных на него обязанностей. А у нас в школах расплодилась этакая бесхребетность под видом демократии. Учеников следует как можно больше загружать всевозможными заданиями и занятиями, чтобы у них не оставалось времени на всякие безобразия. Разве не так?
- Вам, видимо, лучше знать.
- Разумеется. Видите ли, я по профессии психолог, поэтому знаю, что говорю.
Потом новая завуч собрала всех учителей на совещание. Вернее, попросила директора, чтобы он собрал. После того, как Иван Степанович представил женщину коллективу, она взяла слово. Говорила очень много и долго. В её речи звучали преимущественно сказуемые повелительного наклонения и безличные предложения: «Надо сделать…, нужно выполнить…, добиться… . Следует решительно отказаться…», - и все в таком же духе.
«За что боролись, на то и напоролись», «было хорошо – стало еще лучше», - с горечью подумал каждый присутствующий. Спорить с новой метлой, принявшейся мести по-старому, никто не решился.
И опять начались проверки, посещения уроков, переписывания планов и учебных программ. Классным руководителям было выдано предписание составить список неблагополучных детей, родителям которых необходимо было ежедневно отправлять сообщения о поведении и успеваемости их ребенка.
В середине декабря директора вызвали в отдел образования района. Заведующая Кулик В.П. уведомила Ивана Степановича, что приказом отдела образования он временно отстранен от должности директора.
- На каком основании? – изумился Иван Степанович.
- На основании указания сверху, - ответила заведующая.
- Но почему?! В моей работе есть серьезные нарушения, обнаруженные комиссией?
- Есть и нарушения. Но главное, что у вас предстоит суд.
- Помилуйте! Во-первых, на суд я вызван только в качестве свидетеля. Причем, вызван свидетелем ответчика, а не истца. Во-вторых, предстоит не уголовный суд, а гражданский. По этим причинам людей не лишают работы.
- Вы не принимаете в расчет, что вы не обычный работник, а руководитель. К тому же, педагог. К работникам сферы образования применяются особые моральные требования. И вас освобождают временно. Хотя лично я советовала бы вам уволиться по-доброму, скажем, по собственному желанию, а еще лучше – на пенсию. Возраст вам это позволяет. Уйдете торжественно, с почетом. Мы вам какую-нибудь грамотку выпишем. А насчет школы не беспокойтесь: у нас тут есть подходящие кандидатуры на ваше место.
Иван Степанович вышел из кабинета сам не свой. Все летит к чертовой матери! Все, что годами по крупицам выстраивалось в целостный добрый и слаженный механизм, теперь рушилось в одночасье. Понятное дело, что временное отстранение – это всего лишь отговорка. Они уже и кандидатуры подобрали. И, разумеется, не из его родного коллектива, в котором достаточно опытных педагогов, достойных принять должность директора. Пришлют своего, удобного и угодного, наподобие Горяевой. Да и Горяева под крылышком нового патрона развернется во всю мощь, подомнет под себя всех: и учителей, и учеников. Пропала школа! Видимо, свет перевернулся наизнанку. Каково еще суд вынесет решение?
Вечером Ивана Степановича увезли на «скорой» в реанимацию с инфарктом. Надежда Григорьевна позвонила Масленникову о случившемся и передала ему просьбу Ивана Степановича о том, чтобы
