Тоска

Левиафана? Он должен проиграть, иначе, он нам сами станет угрозой. Но его роль проста – встряхнуть Небесное Царство.
–Но что я…
–Меня не волнует. Обещай Левиафану что хочешь! Хоть казённое обеспечение, хоть лазаретное обслуживание – мне всё равно. Я хочу, чтобы ещё до захода солнца Левиафан поднялся из своей помойной ямы!
Азазель хотел, было, поправить, что он не в яме. А всё-таки в одной из впадин водного мира, но передумал. Люциферу это известно, и если он говорит про яму, значит, там яма. Да и легко сказать, до заката! Впрочем, для Азазеля давно нет ничего невозможного. Ну, разве что понять Люцифера и пройти через то Озеро без содрогания, а остальное реально и выполнимо.
***
Когда тебя вызывает архистратиг, уже не до копания. Собираешься быстро – архистратиг ждать долго не будет, да и просто так вызывать не станет – всё это архангел Рафаэль прекрасно понимал, но когда прозвучал вызов от Габриэля, всё-таки провозился лишнюю минуту-другую прежде, чем явиться на зов.
Наверное, Рафаэль переобщался с людьми, раз приобрёл в себе лёгкую досаду от присутствия архистратига Габриэля и стал считать его выскочкой и гордецом, и не мог пока избавиться от этих мыслей, хотя честно старался, боясь, что его мысли будут прочитаны Владыкой.
–Ты не торопился, – заметил Габриэль вместо приветствия.
–Прости, Светлейший! – Рафаэль знал, что за ним вина и не отрицал её.
–Бог простит, – отмахнулся Габриэль, – у меня к тебе дело. На закате пробудился Левиафан. Опять.
Рафаэль вздохнул. Три сотни лет назад он лично проткнул это мерзкое чудовище копьём света, и взял с него клятву уйти в сон. А всего дрались они под полсотни раз, и в каждый из них Рафаэль победил. Но раньше ему было радостно от побед, а последние раз пятнадцать невообразимо тоскливо. Да и в жёлтых уродливых глазах чудовища уже была безмерная тоска, надоело ему, похоже, не меньше, чем Рафаэлю. И чего только не уходит в сон? Зачем поднимается раз за разом? Уговаривают его чем?
–К чему он пробудился? – вопрос Рафаэля безнадёжен. Он уже прекрасно понимает, что Габриэль его отправит на очередную тоскливую битву.
–Есть информация, что ни к чему. Нас подразнить, щёлкнуть по носу.
–Это откуда так известно? – по мнению Рафаэля Габриэль сказал откровенную глупость. Ну кто и зачем будет будить хаос в чистом виде только для дразнилки?
–Не твоё дело, – грубо отозвался Габриэль. – Твоё – победить Левиафана и заставить его уползти в яму. Ранить.
И опять же, по мнению Рафаэля, Левиафана надо было убить ещё на третьем-пятом бою. Но нет, архистратиг наказывал держаться одной тактики: побеждать и заставлять уползать в какую-нибудь щель зализывать раны. Поэтому Левиафан и возвращался без боязни.
–Может быть, на этот раз я его убью? – Рафаэль знал, какой будет ответ. Знал, впрочем, и почему. Не один Люцифер желал щёлкнуть по носу Небесное Царство. Для архистратига периодическая вспышка, неожиданный бой тоже был способ напомнить архангелам и уж тем более ангелам, что великое противостояние не закончено, что нужны тренировки и усердие, что нужна крепкость духа.
–Победи его, заставь исчезнуть, – повторил Габриэль приказ.
Рафаэль кивнул.
***
Кипело могучее гневливое море, пенились волны, налетая друг на друга, но Рафаэлю это было уже безразлично. У него более не замирала душа при взгляде на могучую стихию, и сам он был спокоен – кровь не кипела в нём, не рвался священный гнев – всё это было раньше, побед десять-двенадцать назад.
Теперь было лишь желание поскорее закончить.
Одна волна решительно вознеслась к самому небу, и распалась, безобразно забрызгивая всё вокруг, а распавшись, обнажила длинный шипастый хвост чудовища. И вслед за хвостом появилось и серое брюхо, будто бы заключённое в плетение щитов-чешуек, и круг острущих треугольных зубов, и те самые жёлтые тоскливые глаза…
–Ну здрасьте…– Рафаэль видел явление Левиафана уже столько раз, что страха в нём совсем не осталось. Нельзя бояться того, кого видишь чаще, чем Владыку.
Левиафан шумно потянул широкими ноздрями воздух, вынюхивая Рафаэля, затем дохнул ещё раз и потупил треугольную тяжёлую голову, словно оступившийся ученик перед грозным учителем.
–Чего не спим? – допытывался Рафаэль. – Я тебя предупреждал? Предупреждал. Ты мне обещал сон? Обещал. Недорого же стоят твои клятвы!
Левиафан мотнул треугольной головой как-то неопределённо, но Рафаэль прекрасно понял его:
–А не надо валить всё на других! Ты пожирал селения, был воплощением хаоса и смерти, а теперь стал цепным псом Люцифера?!
Левиафан быстро-быстро замотал головою.
–Ой ли! – обозлился Рафаэль, – не при чём тут Люцифер, ага! Сам захотел на променад выйти? Ага. По воздуху соскучился? Знаешь что, утомил ты меня! Каждый раз одно и то же. Одно и то же. Дерёмся, волны кипят, небо дрожит, под землёй тоже дрожь…
Рафаэль даже сплюнул от досады и спохватился: ну точно очеловечился!
–Ты мне в глаза смотри! – Рафаэль решил оставить самобичевание до лучших времён. – В глаза! Что ты отворачиваешься? Знаешь, как я устал? Только захотел прилечь, так вызывает Габриэль, мол, Левиафан проснулся, слова совсем не держит… псом Люцифера подрабатывает. Ну чего ты не спишь? Тебе океан безраздельно почти отдали, только спи, ирод ты этакий! Ан нет, прётся и прётся, посмотрите на него!
На счастье Рафаэля, смотреть особенно было некому. Владыка был занят, и получал доклады от Габриэля, если было нужно. Люциферу было наплевать, он решил устроить день дискуссий и вытащил из разных точек ада в свой кабинет Платона, Макиавелли и Руссо и наслаждался их дискуссией о смысле идеального правления. Мог бы видеть Азазель, но он писал письмо, и был занят…
Оставались только звёзды – слепые и равнодушные звёзды, которые видели картины поинтереснее, но никак не могли перестать смотреть на то, что уже было им скучно, потому что подобно грешным душам Ледяного Озера торчали на покрывале небес.
–Ну что, корова морская? – Рафаэль вздохнул, он говорил даже с сочувствием, праведный гнев отступил, сменился сердечностью, – что делать будем? Пошли драться?
Левиафан мотнул головою, а затем его мерзкие длинные когтистые лапы поползли к щитам-чешуйкам на груди, и когти раскрыли их, образовывая зазор…
Чудовище было старым. Оно хотело спать в водах. Но Азазель умел добиваться своего, если не для себя, то для Люцифера. Левиафану пришлось подняться, но он не обещал драться. Это подразумевалось, но всё же! Кто обвинит усталость?
Рафаэль понял. Между архангелом и Левиафаном было уже слишком много общего, чтобы оставалось меж ними какое-то недопонимание.
–Да, так лучше, – согласился Рафаэль, и занёс длинное копьё для точного удара.
Мгновение, свист непрожитой битвы, свидетели – звёзды, и чудовище с рёвом забилось в волнах, раненое по собственной воле. Потекла в воду чёрная густая едкая кровь, вспенилась, почуяв её яд, вода, и Левиафан медленно принялся погружаться под воду, продолжать прерванный сон.
–Дожили…– пробормотал Рафаэль, – просто дожили!
***
–Победил, – одолжил Рафаэль.
–Молодец, – отозвался Габриэль, – я передам о твоей победе Владыке.
Рафаэль откланялся и покинул архистратига, позволяя ему вернуться к чтению письма, которое прервал своим появлением Рафаэль. Габриэль не сомневался в Рафаэле, потому и не желал знать подробностей, и не имел вопросов: не в первый раз всё это происходило. А вот письмо было интереснее, и Габриэль прочёл его во второй раз:
«Светоносный князь тьмы рассчитывает поднять к полнолунию Сциллу. Будьте готовы. Письмо уничтожьте.
Азазель».
Габриэль уничтожил письмо, как и прочие письма  от Азазеля уничтожал уже не первое столетие. В конце концов, Сцилла – древнее чудовище хаоса, обитающее также в воде, это всего лишь очередное чудовище, которое Небесное Царство победит без сомнений. Но Габриэля тревожил другой вопрос: что же так скучает Люцифер?!
И одна насмешливая мысль: как бы демоны ни кичились дружбой, Святой Раймунд был в их отношении прав: дружбы между демонами не бывает.
Но не был Раймунд прав в другом: у ангелов её тоже не отыскать. И там и здесь её подменили преданность, страх, почтение, корысть, тоска и властолюбие. Дружба осталась лишь в мире людей, потому что создана для них.
Хотя, и Сцилла была создана для людей, правда, Владыка?
Но Габриэль не задал этого вопроса. Он просто сделал себе пометку насчёт Сциллы и пошёл докладывать Владыке про очередную победу Рафаэля над Левиафаном. Докладывать без подробностей, как и всегда. Ни к чему они, и без них тоскливо!
(*) стишок мой, старый и, надеюсь, утонувшей в забвении сети.