придает сладость бульону. После закипания давала провариться минут десять-пятнадцать, выключала. Клала в бульон шматок сливочного масла – этот секрет она подсмотрела однажды у соседки по общежитию. Набрасывала крупно порезанный чеснок, от которого аппетитный дух шел по всей квартире и вытекал в общий коридор. Давала настояться, пропитаться.
Все гениальное просто – шедевр кулинарного искусства на любительском уровне готов!
Ее голубцами объедалась вся семья, в том числе Володькина собака Аманда — добрейшей души черный ротвейлер. Хозяева ее любили и откормили до такой степени, что походила на бочонок с хвостом. В машине занимала полностью задний диван, потому в поездки ее не брали — детям некуда садиться.
Володька страдал пищевым отклонением, овощей не ел, и Вероника с болью наблюдала, как он разрушал ее «шедевры» — разворачивал и поглощал лишь фарш, а капусту не ел, хотя знал, что вкусно. Чтобы добро не пропадало, листы от своих голубцов забирал и отвозил собаке — полакомить деликатесом.
Вероника хорошо помнила те семейные застолья, мелодичный перезвон курантов, легкое кружение в голове и теплую, тихую радость. Она была романтичная, поддавалась настроению новогодней ночи. Ее волшебство в том, что ожидаешь чего-то чудесного, нет – простого, человеческого, и чтобы обязательно сбылось. Девушкой мечтала найти приличного жениха. Разведенкой надеялась встретить нового мужчину. Каждый год загадывала одно и то же, и верила в сказку про доброго Деда Мороза: где-то за Полярным кругом, где вечные снега и ночь, сидит в теплой избушке дед-альтруист, готовит подарки – исполненные желания. Всем, не зависимо от возраста. Когда-нибудь он найдет время доставить их адресатам. Не в этот год, так в следующий. Неважно. Главное – верить и ждать.
И она ждала.
Шли годы, ожидания потихоньку растворились. Пришли трагические девяностые, напали несчастья — на страну, на Веронику. Мать умерла, и будто исчез стержень, державший семью. Новый год отмечать стало не с кем, голубцы готовить не для кого. Хотелось не праздновать, а плакать. Фейерверки, радостно возвещавшие приход очередного года, Вероника слушала, ворочаясь на постели и глотая комок — всеобщая радость к ней не относилась…
Ни желаний загадывать, ни мечтать о светлом будущем не имела сил. Лежала и с горечью вспоминала прошлое – обиды, неудачи, ошибки. Вот, вроде, не дура, а сколько глупостей совершила. Корила себя, поедала…
Вспоминался мельком один случай, когда занималась предпринимательством – торговала в палатке, по мелочи: детские курточки, платья, школьные принадлежности. Был неудачный день – народу на рынке мало, ходят, смотрят, не покупают. Вдруг хлынула толпа цыганок с детьми, и продавцы насторожились. К Вероникиной палатке подошла девочка лет одиннадцати. Она уже вышла из детского возраста и начинала ощущать себя девушкой. Грязненькая, в несвежем платьице, она стояла и с вожделением смотрела на белые колготки на прилавке, не схватила нагло, а стояла и смотрела. Веронике стало ее жаль. Цыганская жизнь несладкая, много ли радости у той девочки будет в жизни, а белые колготки – это сейчас ее мечта, и так она близка, так желанна… Протянула ей колготки. Девочка схватила, и, не поблагодарив, убежала. Да не нужна была ее благодарность, счастливый блеск в глазах – от него тепло.
Подошла цыганка, вероятно, мать.
— Ты хорошая женщина, — сказала. Ни карты не раскинула, ни на линии руки не взглянула. — За то будет тебе счастье. Но нескоро.
И ушла…
Ведь не обманула!
Удивительное, все-таки, существо – человек. Гнет его жизнь, корежит и ломает, а чуть отпустит хватку, он уже воспрял. Возродился. Расправил плечи и пошел дальше.
Через многие годы и перемены в жизни, на новой родине воспряла духом и Вероника. Не сразу. Ушел Симон. Приехал сын. У самой устроилось – с работой, с личной жизнью. Причины унывать исчезли. Осторожно появилось настроение жить, потом — жить с удовольствием. Ощущать себя не на обочине, а в общем движении. Просыпаться без тревоги, засыпать без страха за завтрашний день.
Снова захотелось отмечать праздники.
Большинство из старых, советских она потеряла, большинство из новых, голландских у нее не прижились. Остались два: всепланетный Новый год и русское Рождество.
Новый год она отмечала у друга Герарда, каждый год одинаково. Здесь в ночь никаких сложных блюд не готовят, подают тарелку со сладкими шариками «олиболами» — их в декабре можно купить в любом магазине или специальной уличной лавке. Герард предпочитал делать сам — так вкуснее. Покупал специальную муку, изюм, замешивал, ставил в теплое место подходить, накрыв крышку полотенцем – прям как опытная хозяйка. Круглой ложкой для мороженого загребал тесто, бросал во фритюрницу. Шарики прыгали в масле, шипели и кувыркались, обжариваясь со всех сторон.
С сахарной пудрой – объедение!
Калории, конечно.
Это жестокий закон, который никому еще не удалось обойти или обмануть: все, что вкусно – вредно для здоровья.
Ничего, раз в год можно позволить себе наесться сладостями до отвала.
По телевизору весь вечер передавали веселые американские комедии и выступления местных комиков. Центральный канал транслировал в прямом эфире концерт с площади Де Дам в Амстердаме. Народу всегда – не протолкнуться, не зависимо от погоды. За несколько секунд до двенадцати на огромных световых часах появлялись убывающие цифры, и ведущие вместе с тысячами зрителей начинали обратный отсчет – десять, девять, восемь…
Герард разливал шампанское.
Когда на часах загорались два ноля, площадь взрывалась дружным, радостным «ура-а-а!». Пушки грохотали, запуская фейерверки – новогоднее Ватерлоо.
Люди на площади ликовали, целовались и пили шампанское. Герард с Вероникой чмокались губами, чокались и пили до дна.
Минут через пять начиналось Ватерлоо на улицах Гааги.
Снова наполняли бокалы, выходили посмотреть, сфотографировать звездные фейерверочные россыпи. Однажды стоял такой туман, что ни на одном фото фейерверк отчетливо не получился.
Первого января у голландцев традиция – окунаться в море. Традиция немножко похожа на русскую — купаться в проруби на Крещение. Окунаются здесь массово, по сигналу организаторов, ровно в двенадцать часов дня. Каждый год десять тысяч смельчаков, местных «моржей», собираются на пляже Схейвенинген, и, переступая с ноги на ногу от холода и нетерпения, ждут сигнала. Чтобы они не замерзли раньше времени, организаторы бесплатно раздают горячий кофе и патриотичные оранжевые шапки с помпонами. Оранжевый – цвет нидерландской монархии.
Традиция не для Вероники. Что за радость на студеном ветру раздеться до трусов и купальников, и оголтелой толпой нестись к морским волнам — температурой как из холодильника? Нет, лучше, сидя на теплом диване с чашкой капучино в одной руке и хрустящим олиболом в другой, смотреть на них и улыбаться…
Сегодня седьмое января. План такой. Сходит на работу, вечером нальет шипучего белого вина, чокнется с профессором Керстманом и будет попивать — глядя в телевизор. Сегодня очередной выпуск программы «Все, что тебе нужно, это любовь», идея которой проста и трогательна, вполне в духе Рождества: соединить любящих людей, которые вынуждены жить в разлуке. Девиз программы: «В Рождество никто не должен оставаться один». Очень по-добро-самаритянски. Зрители в зале плачут от умиления. Вероника плакать не собирается, посмотрит, порадуется за других.
Непривычно суровая для Голландии погода стоит, даже снег выпал позавчера. На автомобилях и крышах домов в свете фонарей сверкают снежные шапки. Очень возможно, что гололед. Вопрос: ехать на работу на велосипеде или отправиться пешком? Общественный транспорт не рассматривается – он с пересадками, дорогой и долгий.
Надела зимнее пальто из кашемира с искусственным меховым воротником — натуральный здесь не в моде, спустилась ко входной двери. Открыла, и пахнуло щипким морозцем.
Вывела велосипед.
Выезжая на проезжую часть, слишком резко вывернула руль. Колеса заскользили и…
Шмяк!
Шлепнулась вместе с велосипедом на левый бок: он – со звонким железным дребезгом, она — с глухим звуком зернового мешка. Хорошо, перчатки заранее надела, пальцы не стесала. Они необходимы ей целые –для работы. Левый локоть заныл. Не обращать внимания, сам пройдет.
С велосипеда она падала редко, но раз в год обязательно. «Падучие» происшествия обходились без опасных для жизни повреждений. Царапины и синяки — ерунда, однажды подбила коленку, неделю ходила, как в детстве, с болячкой. Сегодня в общей сложности третий случай… нет, четвертый, уточнила, пока поднималась.
Все случаи отлично запомнились. Впервые упала, когда только купила свой первый велосипед, а про сумки на багажник как-то не подумала. Съездила в дешевый супермаркет «Лидл», накупила два пакета провизии, повесила на руль с двух сторон. На повороте сумки завихляли, повели за собой руль. Вероника потеряла баланс и рухнула вместе со всем хозяйством. Первый раз в жизни попала в откровенно дурацкое положение, растерялась. Раскорячилась на асфальте, не знала, за что браться – за сумки, за велосипед или самой сначала подняться… Проезжавшие мимо водители смотрели, как на идиотку. Она и сама себя так обозвала.
Второй раз — натолкнулась на впереди ехавшего велосипедиста, которому срочно потребовалось поговорить по телефону, и он резко встал посреди дорожки.
Третий раз въехала на полной скорости — четырнадцать километров в час в зад автомобиля, который нагло подрезал ее на дорожной ротонде, проскользнув вперед, но внезапно остановился, пропуская пешехода…
Так, посмотрим на происшествие позитивно: если верить ее личной статистике, падение с велосипеда в этом году больше не грозит.
А без велосипеда грозит — на дороге лед, чистый, ровный и блестящий. В нем, как в луже, отражались уличные фонари, желтые, длинные, похожие на французские батоны-багеты.
Негативная сторона вопроса – до работы придется идти пешком.
Ничего негативного, уже ходила, когда отдавала велосипед в починку по причине дырявой шины. Почтовое отделение ее, в принципе, недалеко: миновать две автобусные остановки, свернуть направо, через мост и первая улица налево, Ряйнкенстраат называется. На велосипеде — минут восемь, спокойным шагом – двадцать.
Посмотрела на часы. Восемь. Начинала в полдевятого.
Успеет.
Отряхнула пальто, оглядела переднее колесо – не согнулось ли восьмеркой. Не согнулось. Удачка. Вернула велосипед домой, сама отправилась в путь. Глядела под ноги, старалась обходить стороной едва припорошенные снежной пудрой, гладкие места, на которых легко поскользнуться.
Темно, как в полночь. По скользкому шоссе ползли осторожные машины, и бегали солнечные зайчики включенных фар. Уличные фонари
