Рассказы 1990-х

следующее: Останкино взять не удалось, но президент Руцкой обратился за помощью к частям, верным Верховному Совету. Надо продержаться до их прихода. Сейчас получите оружие, и я распределю вас по объектам обороны.
Мы пошли за капитаном. По пути наш отряд уменьшился – некоторые отстали. Получили оружие, кому какое досталось, и расставили нас, значит, по объектам. Меня  капитан поставил к одному из окон, выходивших на стадион. Это меня и спасло, по тем окнам на следующий день не стреляли, они по нам со стороны моста били…
Под утро раздался гул моторов. Глядим – окружили нас со всех сторон славные орденоносные дивизии. И началось! Долбили нас крепко. Как мы полдня продержались – до сих пор не пойму! Здание для обороны совершенно не годилось, его можно было за полчаса занять…
Меня и еще двоих - моего ровесника и молодого парня - взяли ближе к вечеру. Мы к тому времени встать не могли – контуженные, полуоглохшие. Ворвались к нам здоровенные парни в масках, заломили руки, врезали по несколько раз – тем наше геройство и закончилось. Отвели они нас на первый этаж. Там таких, как мы, много набралось. Стрельба уже стихла, только где-то на самых верхних этажах слышались выстрелы. Ни Руцкого, ни Хасбулатова я не видел. Когда бой шел, они где-то отсиживались, а после быстренько сдались, и их увезли законным образом.
А мы долго стояли, ждали решения своей судьбы. Вначале нас солдаты охраняли. Они вели себя пристойно. Потом омоновцы пришли. Эти стали измываться, - перепугались, видать, накануне. Как стемнело, нас стали сортировать. Одних в машины заталкивали, других по улице уводили, а третьих вели на стадион. Оттуда доносилась пальба и крики, и мы поняли, что там к стенке ставят.
Дошла очередь и до нас троих. Нашу судьбу решал милицейский полковник. Рожа у него была красная, вид смурной, и перегаром разило.
- Что, сволочи, доигрались? – спрашивает и давай нас материть.
Тут меня злость взяла. Мне бы промолчать, а я ему говорю:
- Над побитыми издеваться смелости не нужно. Остынь, а не то кондрашка хватит! Гляди, как кровь к лицу прихлынула…
Полковник дар речи потерял. После повернулся к своим опричникам и приказал:
- Этих шустрых – на стадион!
И повели нас в расход пускать. Ну, думаю, семь бед – один ответ. Терять нечего – страшней смерти ничего не будет. А вели нас молодые ребята-омоновцы, сильно пьяные. Не привыкли людей на смерть водить, вот и напились. Как вышли мы в переулок, я толкнул того омоновца, который за мной шел, он на своих товарищей завалился, а мы деру! Вслед простучали автоматные очереди. Моего ровесника пули почти надвое перерезали, а парню ногу перебило. Подхватил я его – и во двор. Омоновцы за нами бегут, кричат: «Стоять, падлы!» Я – в подъезд старого дома. Повезло – подъезд оказался проходным. Мы выскочили в соседний переулок, и по нам снова выстрелили. Тут меня задело в левый бок. Голова закружилась, затошнило, дыхание перехватило. Чувствую – сейчас упаду. Парень шепчет:
- Давай в разные стороны, врассыпную…
Куда там «врассыпную», когда он идти не может? Нет уж: или вместе спасемся, или вместе пропадем. Нет большего греха, чем товарища в беде бросить! Рванул я из последних сил в другой двор, через него опять в какой-то переулок выбежал и прямо на «Скорую» налетел. Ударило меня крепко, опрокинуло на землю, а парень в сторону откатился.
Из «Скорой» выпрыгнул врач.
- Ошалел?! – орет на меня.
- Помоги, друг, - шепчу ему, а сам сознание теряю, в голове туман плывет.
Слышу, врач кому-то говорит:
- Раненый. И еще один. Быстро их в машину!
Затащили меня в «Скорую», накрыли омоновской курткой (в машине раненый омоновец лежал).
-  Парня, что со мной был, не забудьте, - прошу врача.
- Не беспокойся. Сейчас втащим.
Но не успели они за ним пойти, как топот ног раздался.
- Эй! – кричат. - Вы чего тут?
- Раненых везем в больницу.
- Бандитов?
- Раненых.
- Ты целкой не прикидывайся! Бандитов укрываешь?!
- Ваших же везем, омоновцев! Посмотри сам.
Дверь открылась. Я сжался под курткой на носилках, а рядом омоновец стонет, без сознания.
- А… Это другой разговор. А на земле кто лежит?
- Какой-то паренек. Шальной пулей, наверное, задело.
- Сюда шальные пули не долетают! Видать, из Белого дома бежал, коммуняка. А ну, берите его, ребята! – приказал начальник своей команде.
- Но он ранен… - врач, молодец, пытался за парня заступиться.
- Закрой рот! Быстро катись в больницу, спасай наших братанов, а с этим мы сами разберемся!
Дверь закрылась, машина поехала. Я лежу, зубы сжал, чуть не вою. А что сделаешь? Будь хоть сколько-нибудь силы, кинулся бы на них, ей-богу, а так…
***
- Дай закурить, - попросил Палыч у Вадима. Тот молча протянул ему сигарету и зажигалку. Палыч покурил, потом сказал:
- Знаешь, браток, до четвертого октября у меня кое-какие сомнения насчет существования Бога были. Не то, чтобы верил, а так… сомневался. Но после этого дня не верю ни в какого Бога. Если бы он был, не могли бы такие гнусности на земле твориться. Ты подумай, если он все это допускает, кем он должен быть по-нашему, по-человеческому рассуждению? Полным придурком или негодяем, с которым порядочные люди не знаются. И еще – поразила меня наша интеллигенция. Те недоумки, что на мосту напротив Белого дома стояли и хлопали, когда танки стреляли и людей убивали, те недоумки меня не удивили. Что с них взять? Воспитаны на продажности и предательстве, мозгов нет, по чужому слову живут. Но интеллигенция? Как можно было славить убийц и издеваться над убитыми? Какая после этого из интеллигенции «совесть нации»? Будь они прокляты!
- Не надоело слушать? – спросил он Вадима. – Немного осталось. Итак, попал в больницу. Что приятно – уход был на высшем уровне. Больше того, какие-то незнакомые люди приходили, приносили передачи. Приходил, правда, и следователь, но оформил дело как случайную огнестрельную рану. Также и других раненых оформили. Видимо, установка сверху была дана – приуменьшить масштабы трагедии.
Рана у меня оказалась не опасной, пуля прошла навылет, но пролежал я больше месяца – рана плохо заживала. Выписался из больницы перед ноябрьскими праздниками. Приезжаю домой, гляжу, на моей квартире стоит железная дверь. Что такое? Что за наваждение? Я осмотрелся, - может, этаж не тот? Нет, все правильно, мой этаж, моя квартира, но почему-то с железной дверью. Звоню – никто не открывает. Еще звоню – тишина. Позвонил к соседям. Открыл мне Николай, мы с ним сто лет знакомы.
- А ты, чего, вернулся? – спрашивает.
- Откуда?
- Сказали, что ты квартиру продал и  уехал в свой Арзамас.
- Никуда я не уезжал, в больнице был. И квартиру не продавал. Кто же такое сказал?
- А нынешний начальник домоуправления, или как он там теперь называется? Он и сказал, что ты квартиру продал. Новые жильцы приезжали. Видишь, дверь поставили.
- Бред какой-то.
Николай плечами жмет.
- Не знаю. Нам так сказали.
Я задумался. Эту квартиру еще мой отец в кооперативе выстроил, а после смерти отца мать ее на меня перевела. Все было оформлено честь по чести. Старый-то начальник ЖСК вместе с моим отцом работал и меня хорошо знал. А новый что-то сильно интересоваться начал моими делами, и всё расспрашивал – не хочу ли я квартиру продать. Неприятный тип – скользкий, увертливый, но подкопаться под меня до поры не мог, а тут – нате вам, объехал на кривой козе! Нет, думаю, дорогуша, тебе такой фокус даром не пройдет! Это же прямое преступление, ты у меня в тюрьму загремишь!
Но пока надо было куда-то пристроиться. К счастью, Николай меня пожалел, пустил к себе, раскладушку поставил. Перекантовался я у него пару ночей, а после выходных сразу в контору, к начальнику пошел. А его на работе нет. Ладно, иду к нему домой. Меня долго выспрашивали из-за закрытой двери, кто я, зачем, да почему, потом сказали, что он уехал на несколько дней, и когда вернется – неизвестно. Я – назад, в контору. Пробился к его заместителю. Вижу, сидит женщина, хорошо одетая и лицом приятная. Я, понятно, пришел жутко злой, но сдерживаюсь, излагаю ей свое дело и интересуюсь, как все это понимать?
А она мне:
- Что вы сказки рассказываете? Продали квартиру, теперь поздно жалеть. Обратного пути нет.
- Не продавал! – кричу. – Не продавал! Я в больнице лежал.
- Как же не продавали? Вот ваша подпись на документе стоит!
Протягивает бумажки и показывает мне. Смотрю, действительно, договор оформлен, как следует,  моя подпись есть, нотариусом заверенная, и номер нотариальной конторы пропечатан. Я остолбенел, а потом как заору:
- Да вы здесь жулики! Бандиты! Воры! Думаете, управы на вас нет?
Дамочку перекосило.
- Чего орешь, алкаш? Пропил квартиру и еще права качаешь? Ты на меня не ори, тварь! На себя посмотри: куртка грязная и окровавленная, поди, подрался и валялся на улице?
Как я эту дамочку не прибил, до сих пор не пойму! Но она поняла, что я могу с ней сделать, отпрыгнула от стола, завизжала:
- Милиция! Милиция!
- Вот, вот! Милиция сюда нужна! Зови! Тюрьма по вас плачет!
Но не драться же с бабой, да и какой толк? Хлопнул дверью и побежал в нотариальную контору, в которой липовый документ заверили.
Меня принял молодой мужик лет тридцати. Я опять свою историю рассказываю и спрашиваю:
- Как могло получиться, что вы заверили мою подпись без моего присутствия?
Он мне отвечает:
- Вы не волнуйтесь. Сейчас мы ваше дело поднимем, во всем разберемся.
Пока документы искали, я немного успокоился. Сижу, думаю, как начальника домоуправления выведу на чистую воду.
Посмотрел этот, в очках, мою папку и говорит:
- Оформлено правильно, по закону. Сотрудника, который вел ваше дело, сейчас нет, он в отпуске, но, извините, оформить договор без вашего присутствия он никак не мог. Это криминал.
- Но меня здесь не было! Я в больнице лежал.
- Но, наверное, вас из больницы сюда привозили? Такое часто случается в нашей практике. Иной раз привозят таких старичков, что еле-еле дышат.
А сам улыбается. Горько мне стало и обидно: нигде правды не найти.
- Хорошо. Положим, я хочу обжаловать договор, куда мне обратиться?
- На этот счет закон пересмотра дела не допускает, если нет ошибок или неучтенных нюансов при оформлении. Впрочем, можете обратиться в суд. Это ваше право.
И я потащился в суд. А там, чтобы документы на рассмотрение подать, надо в очередь записываться. Но хуже, что документов-то нужных у меня нет. Со мной только паспорт был, остальные бумаги в квартире остались, и где они теперь – не знаю.
Вернулся я к Николаю, поведал о своих злоключениях. Его жена заахала, а Николай меня утешает:
- Не отчаивайся, Палыч! Быть не может, чтобы нельзя было концов найти! Ты – мужик башковитый, в прошлом научный работник, пошевели мозгами-то. А лучше, сходи к юрисконсульту, посоветуйся с ним. Денег я тебе дам, - вернешь, как сможешь.
Так я и сделал. На следующий день сходил в юридическую консультацию. Юрист меня выслушал, задал несколько вопросов, потом сказал:
- Ваше дело, если все обстоит так, как вы рассказали, конечно, выигрышное. Но хлопот будет много. Во-первых, надо будет документы на квартиру  восстановить. Во-вторых, взять показания медперсонала из больницы, что вы никуда не уходили в тот день, когда договор продажи жилья подписывался. В-третьих, надо будет обратиться в прокуратуру, чтобы возбудить уголовное дело против начальника ЖСК и нотариата. А затем в суде похлопотать,