Как Вероника решилась покинуть Родину

Вероника писала длинные письма. В купальнике она выглядит прилично, а  кто ее, полуголую, снимет, сын, что ли? Неприлично. К тому же она и по-русски не любительница писать длинно, а по-английски… Что бы она ему сообщила? Что перебивается с копейки на копейку? Что согнулась под гнетом несчастий? Что отупела от забот, устала от борьбы? Что хотела бы умереть, но и это невозможно? Что просто несчастна… Но предупреждали в одном брачном бюро — в письмах ни в коем случае нельзя жаловаться.
Мужчина из Финляндии рассказывал про себя – любит играть по вечерам на рояле, имеет сына-подростка, одного возраста с Вероникиным сыном, должны сдружиться. Вероника воодушевилась, послала еще одно фото, а он вернул и сообщил, что на днях нашел «женщину своей мечты».

Из Германии пришло фото улыбающегося мужчины с усами, в костюме-тройке – слишком красив, чтобы поверить, что он одинок. Из Португалии писал кто-то с тремя детьми – дополнительный груз, который ей не по силам. Из Франции требовал, чтобы она писала по-французски, а потом сказал, что не хочет искать новую супругу, чтобы не травмировать дочь, которая ему дороже  собственного счастья.
Из Швеции прислали такое корявое письмо и страшное фото, что она на полном серьезе подумала — псих. Написал человек из Югославии, но ясно — он не меньше Вероники стремился покинуть родину, ведь в тот момент Белград бомбили американцы.

Написал мужчина из Австралии со странным предложением. Мол, хорошо, что у нее есть сын, пусть она отдаст его ему, а он с ней распишется и будет обеспечивать, но жить по-супружески не будет. И на что рассчитывал? Придурок и педофил. Нет, до такой степени отчаяния она еще не дошла. И не дойдет.
В Данию приглашал мужчина, безработный, как хобби игравший в любительском оркестре барабанщиком — показался несерьезным. Другой, кажется австриец, предлагал авантюру – переехать с ним в Америку, купить казино, чтобы легко разбогатеть. А ей надоели авантюры, покой требуется, и муж хоть немного обеспеченный, чтобы жить, любить и растить сына…
Потихоньку все мало-мальски подходящие кандидаты отвалились, затишье наступило на рынке женихов. Зря Вероника считала дни до следующего выпуска газеты, которая выходила чудовищно редко — раз в две недели, зря с замирающим сердцем раскрывала ее. Она смягчила условия, но и под них подходило все меньше людей. Те, которым иногда писала, отвечать не спешили.

За полгода не пришло ни одного письма. Может, и приходили, да не доходили до адресата, почта в Иваньково работала кое-как. В Калуге тоже. Почтальонша тетя Валя рассказывала: конверты из-за границы на областном почтамте вскрывают, ищут деньги. Если вскрыли неаккуратно, письмо вообще выбрасывают.
Значит – конец мечте, на которую Вероника возлагала последнюю надежду? На ее достижение потрачены годы жизни и куча денег, которых и так в обрез, но закатилась она, мечта, едва поднявшись над горизонтом….
Подступало отчаяние.
В который раз.
Испугалась Вероника. Если без перерыва отчаиваться, дойдешь до точки, когда станет вообще всё равно, даже сын…
На кого она его покинет?
А на кого покинули ее?
Мрачные мысли навалились с новой силой.

Она уже не плакала, потому что «Москва слезам не верит» и никто не верит — каждый за себя, и некогда вытирать чужие слезы. Они застряли комом в горле сразу после смерти матери, и тот спазм не отпускал, наоборот – усиливался, из-за чего было трудно глотать, и не хватало дыхания.
Случайно обнаружила, что потеряла свой звонкий, певческий голос. Пригласила ее на день рождения школьная подружка Танька Огородникова, Вероника у нее свидетельницей на свадьбе была. А в прошлом году на похоронах — муж повесился с перепоя. После выпивки и закуски завели любимую песню одиноких «Виновата ли я». Раньше Вероника запевала ее, лихо выводя высокие ноты, теперь не пропела и  одного куплета – хрипела, и самой было странно себя слушать. Танька сидела, нос повесив – молодая вдова.
Не день рожденья получился, а… неизвестно что.
Перестала ходить Вероника по гостям.

Ощущала она жуткую усталость, душевную и физическую, не хотела НИЧЕГО. Ни работы, ни мужа. Ни счастья, ни беды. Ни любви, ни смерти. Целыми днями лежала с закрытыми глазами, и чтобы никто не трогал, не разговаривал. Не напоминал о внешнем мире — он не хотел ее, она не хотела его и приготовилась покинуть. Надеялась, что это произойдет само собой, однажды заснет и не проснется.
До того безразличие одолело, что оттолкнула двоих мужчин, старых знакомых, которые неожиданно возникли в один год с перерывом в три месяца.

С первым познакомилась лет восемь назад, после первого развода, когда работала в облвоенкомате – он приходил к ее начальнику. Звали Сергей, капитан милиции, больше Вероника ничего про него не знала. Встречались редко, с большими перерывами, то он пропадал, то она, после чего случайно или закономерно снова находили друг друга.
Связывала их не любовь, а шальная буря, которая возникала от одного взгляда. Каждая встреча – голодный, от того сладкий секс и обязательно маленькое приключение. Гуляли в парке, наткнулись на хулиганов, которые собралась Сергея избить, а Веронику изнасиловать. Спаслись от них бегством, потом вспоминали и хохотали. То ранним утром упустила она первый автобус до Иванькова, Сергей остановил машину, которая поливала улицы, и уговорил водителя довезти даму до места. То сидят в трамвае на одиночных местах – он сзади,  начинает приставать к Веронике «Девушка, девушка, как вас зовут?»…
Весело было с ним. И ему с ней хорошо.

Чаще встречаться Сергей не хотел, честно говорил, что боялся влюбиться. Он был то женат, то свободен, но вместе жить никогда не предлагал, да она бы не согласилась. Не рассматривала его как возможного мужа – слишком красивый и шальной, силен по-мужски, ему одной женщины всегда будет мало. Изредка, в охотку – самое то. Отдушина и непринужденность.
В тот раз увиделись случайно — она ехала в автобусе, он стоял на остановке. Заметил ее в окошко, помахал рукой. Она ответила. Вечером он позвонил, предложил встретиться. Она отказалась. Он звонил каждый день, пока Вероника не согласилась.
Сергей приехал поздно вечером, она ждала его на конечной остановке. Он уговаривал поехать с ним. Она слушала и не понимала – зачем? Провести вместе ночь? Ей не надо. Ей больше НИЧЕГО не надо от этой жизни, она на пути в другую и возвращаться с полдороги не намерена.
После получаса уговоров он разозлился, обозвал ее заразой и вскочил в автобус. Она ушла домой, не испытывая ни малейшего сожаления.

Другой мужчина, Борис — неженатый, в меру симпатичный, в меру обеспеченный. Работал машинистом товарных  поездов, а железная дорога была одним из немногих предприятий, которые выдавали зарплаты вовремя и неплохие.
С ним Вероника познакомилась впервые, еще когда мать была жива. Расстались по глупости и непонятно – по чьей. Он рассказывал, что следил за Вероникой все последующие годы, расспрашивая товарища, тоже машиниста, который жил с ней по соседству. Потом тот товарищ развелся, женился на молодой и уехал жить по другому адресу.
Борис на пару лет потерял ее из виду. Но не забыл. Как-то в начале декабря, вечером приехал на машине к дому Вероники. Позвонил в дверь, позвал на улицу. Сидели в его «Москвиче». Он что-то спрашивал, она коротко отвечала, стеклянно глядя сквозь ветровое стекло, и желала поскорее выбраться из машины, как из клетки.
Под конец он спросил:

— Что будешь делать на Новый год?
— Ничего.
— Позвони мне вот по этому телефону.
Написал номер на клочке бумаги. Она сунула его в карман и ушла.  Конечно, не позвонила. Раньше Борис ей очень нравился – степенный, основательный, не пьет, не курит, собиралась за него замуж тогда, в первый раз. Но теперь НИЧЕГО не хотелось. Да разве позволит ей совесть вешать на шею хорошему человеку не только себя, бедную, безработную, но и сына?
Вероника продолжала катиться по наклонной. Разучилась улыбаться, просто забыла — как это делается. Не думала о будущем — знала, что его у нее нет. Не ждала слова поддержки, потому что не от кого.
Психика не выдерживала пытки несчастьем, Вероника начала сходить с ума.
Один раз поехала на базар за овощами, заодно собиралась купить какую-то мелочь, то ли открывалку, то ли картофелечистку. Увидела ее на развале, попросила показать. Взяла в руки, покрутила, рассматривая. Потом ушла к прилавкам с овощами.

Через некоторое время видит перед собой разъяренное лицо продавщицы с развала. Та орет:
— Где открывалка? Ты за нее не заплатила! Щас как дам по морде! Или плати десять  рублей, или возвращай!
Вероника заглянула в свой пакет. Там, действительно, лежала упаковка с открывалкой, но как она туда попала, Вероника не помнила. Достала, отдала продавщице. Та злобно прорычала:
— Дать бы тебе по морде…

Но желание свое не исполнила, наверное, слишком жалкий вид был у «преступницы». По дороге домой она вспоминала — что же на самом деле произошло. Точно знала, что собиралась купить открывалку —  до воровства она бы не опустилась. Но последующее полностью исчезло из памяти. Значит, она подержала ее в руках, пожелала оплатить и забыла? Положила в сумку, думая, что все в порядке, и ушла?
Вспомнился еще один случай, похожий. Садилась в маршрутку вместе со знакомой женщиной, тоже из Иванькова, пока Вероника доставала кошелек, она передала на билет за двоих. А в конце пути говорит:
— Ты мне за проезд деньги не отдала.
Не отдала? Вероника помнила — доставала кошелек, возилась с однорублевыми монетами, отбирая три рубля, чтобы отдать ей…

Возилась и положила обратно? Совершенно не помнит. Стыдоба.
Скоро в психушку?
Но поход в психушку отложился. В тот момент, когда Вероника окончательно перестала бороться и смиренно склонила голову под оплеухами судьбы, в глухой «поселок городского типа» пришло письмо из далекой Голландии…